Я определенно его видела. Узкий серповидный клинок, узкая рукоять с маленьким колокольчиком. И трезубец в навершье. Да, я определенно его видела. Вот только где?..
Куррат!
Сэр Генри Уолинг.
«ARM AND RITUAL»!
Сегодня утром, изгнанная Рейно из комнаты, я листала эту книгу. И видела этот нож. И описание этого ножа. Нет, он не сопутствовал убийце-ваджре, их разделял добрый десяток страниц. Но это тоже было ритуальное храмовое оружие.
И вот теперь молдавский виноторговец запросто срезает им кожицу с яблока.
— Ты меня не слушаешь, — сказал он без обиды в голосе. Он был слишком мудр, чтобы обижаться. Он был слишком мудр и для всего остального.
По всему моему телу пробежала дрожь.
— Забавная вещица… Нож, я имею ввиду.
Аурэл сверкнул золотым зубом и, ловко перебирая пальцами, ухватил нож за лезвие.
— Нравится?
— Очень, — сглотнула слюну я.
— Держи.
И нож попытался скользнуть в мою руку. Ошибки быть не могло. Колокольчик на рукояти, по — темневший трезубец. И лезвие. Изогнутое и удивленно приподнятое, как бровь. Оно выглядело жаждущим крови, и сердце мое оборвалось.
— Нет… Ненавижу ножи.
— Напрасно. Ножи — самые интересные вещи в мире. После вина, разумеется.
— Разумеется, — блеклым эхом откликнулась я.
— Знаешь, сколько лет этому ножу?
— Догадываюсь…
— Правда? — Кончики его усов удивленно приподнялись.
— Думаю даже, что не сколько лет, а сколько веков.
— О, господи, ну кто тянул меня за язык?
— Верно. Ему пять веков, а я режу им яблоки. Для девочки, попавшей под дождь. У меня много таких ножей. И почти каждому я нашел самое необычное применение, — и Аурэл Чорбу зловеще улыбнулся.
Это верно. Клинок в груди виолончелиста — куда уж необычнее! Вино и ножи. Ножи и вино. Но для вина Аурэл Чорбу был богом. А для ножей — ребенком. Это видно невооруженным глазом. Что может сделать с ножом ребенок? Да все, что угодно!.. И никогда не будет ни о чем жалеть. Дети никогда ни о чем не жалеют…
Кажется, я на секунду потеряла сознание.
А когда очнулась, Аурэл Чорбу обнимал меня! Он сомкнул руки на моем позвоночнике, и я могла поклясться, что ощущаю их влагу сквозь плед. Красную влагу. Руки Аурэла были по локоть в крови. Теперь он больше не казался мне богом. В смуглости его кожи теперь было нечто порочное. Как будто он убивал свои жертвы, и кровь фонтаном брызгала на лицо. И он застирывал это лицо, как застирывают сомнительные с криминальной точки зрения пятна на одежде…
Черт возьми! Я пила вино из рук убийцы. Из рук, которые вершили лишь одним им понятный суд.
Мне снова стало дурно.
Но что я могу сделать сейчас — голая, завернутая в плед убийцы? Голая, завернутая в руки убийцы…
— Что с тобой? — спросил Чорбу.
— Нет, ничего…
Единственный выход — держать себя в руках. В своих собственных — не молдаванина.
— Вы не принесете мне вина, Аурэл?
— Конечно. Ты можешь выбрать любое.
— Вон то, — я судорожно дернула подбородком. — В том углу…
Пусть сходит в самый дальний угол. Тогда, может быть, у меня появится время…
— Там ведь сухие вина?
— Десертные.
— Все равно. Я хочу десертного вина.
— Как скажешь…
Он отошел от меня, и почти тотчас же раздался телефонный писк. Я видела, как Аурэл сунул руку в карман, достал мобильник, послушал и пожал плечами. Звонили не ему!
Звонили мне!
И это могла быть только Монтесума!
Я скатилась со стойки и подползла к своим разложенным на полу мокрым джинсам. Так и есть: писк шел именно оттуда. Я вытащила телефон из кармана, нажала кнопку и задышала в мембрану.
— Это я! — раздался далекий и такой родной голос Монти. — Ты сидишь?
— Да… — Впрочем, я уже не сидела. Я лежала.
— Я вытрясла все из этой безмозглой дуры. Дочери коммерческого директора. Она все мне рассказала. В тот день она действительно ехала в лифте с мужиком. Никакой он не иностранец. Вернее, теперь он уже иностранец. Смуглый тип с усами. С усами, ты слышишь?! И с золотым зубом!
Вся «КАСА МАРЭ» завертелась у меня перед глазами. Мне неоткуда ждать поддержки. Каждая бутылка вина, каждая засургученная пробка будут на его стороне. На стороне убийцы Аурэла Чорбу.
— Ты говорила о молдаванине, помнишь? Думаю, это он…
— Я тоже так думаю, — машинально ответила я, не отрываясь от затылка Аурэла Чорбу, склонившегося над вином.
— Да? — похоже, Монтесума обиделась. — Ты не можешь так думать. Это я…
— Монти, — жарко зашептала я, сбивая губы о равнодушную мембрану. — Гиена поблизости?
— Понятия не имею. Я его умотала… Кажется, он с дулся.
— Найди гиену и приезжайте… Васильевский… Винная галерея «КАСА МАРЭ»… Только быстрее, пожалуйста. Быстрее.
Я отключилась.
А Аурэл Чорбу уже терся возле меня с бутылкой десертного вина «Гратиешты».
— Ты кого-то пригласила? — спросил он.
— Нет, — солгала я и поплотнее укуталась в плед.
— Если да, то напрасно. Я не открою никому. Я сам выбираю себе гостей. Извини, Сегодня ты моя гостья. Единственная гостья. Единственной и останешься.
Остаться — вот что совсем не входило в мои планы. Я смотрела в лицо Чорбу. А видела…
Я видела его затылок.
Затылок с маленькой косичкой. Когда-то этот затылок уже мелькал в моей жизни. Так же, как и нож. Но теперь я вспомнила быстрее.
Фотография с пати.
Филипп Кодрин в левом верхнем углу.
И хмырь с рок-хвостом в центре — снятый со спины. Это и был Аурэл Чорбу. Только теперь он сменил хвост на косичку, но это ничего не значило. Теперь фотография приобретала совершенно другой смысл. Теперь стало ясно, кого так испугался Филипп Кодрин. Он и знать не знал о Тео Лермитте. Он испугался Аурэла.
Я видела на снимке искусствоведа, но Филя!.. Филя увидел совсем другого.
Аурэла Чорбу.
Это на фотографии Аурэл стоял спиной к объективу. А в жизни Аурэл стоял лицом к Кодрину. И Филипп не мог этого забыть… Господи, откуда она звонила, Монти? Счастье, если из дому… От Большого к Среднему плюс еще три квартала — минута езды. А если — не из дому? А если фээсбэшная гиена отправилась на покой?!. Подбирать всю остальную криминальную падаль города Питера?..
— Да что с тобой? — Аурэл никак не хотел отстать от меня.
— Что-то мне нехорошо… — пролепетала я. — Я, пожалуй, пойду.
— Нет, — почти пропел Чорбу, и я удивилась угрожающей легкости его голоса. — Ты никуда не пойдешь!
— Почему?
— Дождь.
— «И дождь смывает все следы», — ляпнула я первое, что пришло мне в голову. Так назывался фильм, который был признан сентиментальными читательницами «Дамского вечерка» лучшим в последнем тридцатилетии.
— Да? — развеселился Аурэл.
— Вообще, это название фильма.
— А похоже на правду. Похоже на жизнь… Я беспомощно оглянулась. Нож лежал на стойке. Если Аурэлу что-нибудь взбредет в голову, у меня не будет ни единого шанса.
— Что-то ты мне не нравишься… — Он, не отрываясь, смотрел на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Куррат!
Сэр Генри Уолинг.
«ARM AND RITUAL»!
Сегодня утром, изгнанная Рейно из комнаты, я листала эту книгу. И видела этот нож. И описание этого ножа. Нет, он не сопутствовал убийце-ваджре, их разделял добрый десяток страниц. Но это тоже было ритуальное храмовое оружие.
И вот теперь молдавский виноторговец запросто срезает им кожицу с яблока.
— Ты меня не слушаешь, — сказал он без обиды в голосе. Он был слишком мудр, чтобы обижаться. Он был слишком мудр и для всего остального.
По всему моему телу пробежала дрожь.
— Забавная вещица… Нож, я имею ввиду.
Аурэл сверкнул золотым зубом и, ловко перебирая пальцами, ухватил нож за лезвие.
— Нравится?
— Очень, — сглотнула слюну я.
— Держи.
И нож попытался скользнуть в мою руку. Ошибки быть не могло. Колокольчик на рукояти, по — темневший трезубец. И лезвие. Изогнутое и удивленно приподнятое, как бровь. Оно выглядело жаждущим крови, и сердце мое оборвалось.
— Нет… Ненавижу ножи.
— Напрасно. Ножи — самые интересные вещи в мире. После вина, разумеется.
— Разумеется, — блеклым эхом откликнулась я.
— Знаешь, сколько лет этому ножу?
— Догадываюсь…
— Правда? — Кончики его усов удивленно приподнялись.
— Думаю даже, что не сколько лет, а сколько веков.
— О, господи, ну кто тянул меня за язык?
— Верно. Ему пять веков, а я режу им яблоки. Для девочки, попавшей под дождь. У меня много таких ножей. И почти каждому я нашел самое необычное применение, — и Аурэл Чорбу зловеще улыбнулся.
Это верно. Клинок в груди виолончелиста — куда уж необычнее! Вино и ножи. Ножи и вино. Но для вина Аурэл Чорбу был богом. А для ножей — ребенком. Это видно невооруженным глазом. Что может сделать с ножом ребенок? Да все, что угодно!.. И никогда не будет ни о чем жалеть. Дети никогда ни о чем не жалеют…
Кажется, я на секунду потеряла сознание.
А когда очнулась, Аурэл Чорбу обнимал меня! Он сомкнул руки на моем позвоночнике, и я могла поклясться, что ощущаю их влагу сквозь плед. Красную влагу. Руки Аурэла были по локоть в крови. Теперь он больше не казался мне богом. В смуглости его кожи теперь было нечто порочное. Как будто он убивал свои жертвы, и кровь фонтаном брызгала на лицо. И он застирывал это лицо, как застирывают сомнительные с криминальной точки зрения пятна на одежде…
Черт возьми! Я пила вино из рук убийцы. Из рук, которые вершили лишь одним им понятный суд.
Мне снова стало дурно.
Но что я могу сделать сейчас — голая, завернутая в плед убийцы? Голая, завернутая в руки убийцы…
— Что с тобой? — спросил Чорбу.
— Нет, ничего…
Единственный выход — держать себя в руках. В своих собственных — не молдаванина.
— Вы не принесете мне вина, Аурэл?
— Конечно. Ты можешь выбрать любое.
— Вон то, — я судорожно дернула подбородком. — В том углу…
Пусть сходит в самый дальний угол. Тогда, может быть, у меня появится время…
— Там ведь сухие вина?
— Десертные.
— Все равно. Я хочу десертного вина.
— Как скажешь…
Он отошел от меня, и почти тотчас же раздался телефонный писк. Я видела, как Аурэл сунул руку в карман, достал мобильник, послушал и пожал плечами. Звонили не ему!
Звонили мне!
И это могла быть только Монтесума!
Я скатилась со стойки и подползла к своим разложенным на полу мокрым джинсам. Так и есть: писк шел именно оттуда. Я вытащила телефон из кармана, нажала кнопку и задышала в мембрану.
— Это я! — раздался далекий и такой родной голос Монти. — Ты сидишь?
— Да… — Впрочем, я уже не сидела. Я лежала.
— Я вытрясла все из этой безмозглой дуры. Дочери коммерческого директора. Она все мне рассказала. В тот день она действительно ехала в лифте с мужиком. Никакой он не иностранец. Вернее, теперь он уже иностранец. Смуглый тип с усами. С усами, ты слышишь?! И с золотым зубом!
Вся «КАСА МАРЭ» завертелась у меня перед глазами. Мне неоткуда ждать поддержки. Каждая бутылка вина, каждая засургученная пробка будут на его стороне. На стороне убийцы Аурэла Чорбу.
— Ты говорила о молдаванине, помнишь? Думаю, это он…
— Я тоже так думаю, — машинально ответила я, не отрываясь от затылка Аурэла Чорбу, склонившегося над вином.
— Да? — похоже, Монтесума обиделась. — Ты не можешь так думать. Это я…
— Монти, — жарко зашептала я, сбивая губы о равнодушную мембрану. — Гиена поблизости?
— Понятия не имею. Я его умотала… Кажется, он с дулся.
— Найди гиену и приезжайте… Васильевский… Винная галерея «КАСА МАРЭ»… Только быстрее, пожалуйста. Быстрее.
Я отключилась.
А Аурэл Чорбу уже терся возле меня с бутылкой десертного вина «Гратиешты».
— Ты кого-то пригласила? — спросил он.
— Нет, — солгала я и поплотнее укуталась в плед.
— Если да, то напрасно. Я не открою никому. Я сам выбираю себе гостей. Извини, Сегодня ты моя гостья. Единственная гостья. Единственной и останешься.
Остаться — вот что совсем не входило в мои планы. Я смотрела в лицо Чорбу. А видела…
Я видела его затылок.
Затылок с маленькой косичкой. Когда-то этот затылок уже мелькал в моей жизни. Так же, как и нож. Но теперь я вспомнила быстрее.
Фотография с пати.
Филипп Кодрин в левом верхнем углу.
И хмырь с рок-хвостом в центре — снятый со спины. Это и был Аурэл Чорбу. Только теперь он сменил хвост на косичку, но это ничего не значило. Теперь фотография приобретала совершенно другой смысл. Теперь стало ясно, кого так испугался Филипп Кодрин. Он и знать не знал о Тео Лермитте. Он испугался Аурэла.
Я видела на снимке искусствоведа, но Филя!.. Филя увидел совсем другого.
Аурэла Чорбу.
Это на фотографии Аурэл стоял спиной к объективу. А в жизни Аурэл стоял лицом к Кодрину. И Филипп не мог этого забыть… Господи, откуда она звонила, Монти? Счастье, если из дому… От Большого к Среднему плюс еще три квартала — минута езды. А если — не из дому? А если фээсбэшная гиена отправилась на покой?!. Подбирать всю остальную криминальную падаль города Питера?..
— Да что с тобой? — Аурэл никак не хотел отстать от меня.
— Что-то мне нехорошо… — пролепетала я. — Я, пожалуй, пойду.
— Нет, — почти пропел Чорбу, и я удивилась угрожающей легкости его голоса. — Ты никуда не пойдешь!
— Почему?
— Дождь.
— «И дождь смывает все следы», — ляпнула я первое, что пришло мне в голову. Так назывался фильм, который был признан сентиментальными читательницами «Дамского вечерка» лучшим в последнем тридцатилетии.
— Да? — развеселился Аурэл.
— Вообще, это название фильма.
— А похоже на правду. Похоже на жизнь… Я беспомощно оглянулась. Нож лежал на стойке. Если Аурэлу что-нибудь взбредет в голову, у меня не будет ни единого шанса.
— Что-то ты мне не нравишься… — Он, не отрываясь, смотрел на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110