Машинально, сама не понимая зачем, я ухватилась за бумажку и сунула ее себе в карман. Если так будет продолжаться и дальше, то в скором времени карманы моих штанов разбухнут и превратятся в филиал городской свалки…
Прихватив стакан, я вылезла из-под стола и снова уставилась на Аурэла.
— А я уже успел соскучиться, — промурлыкал он. — Что-то ты долго… Нашла что-нибудь интересное?
— Ничего интересного… — проницательность Чорбу стала не на шутку волновать меня. — На чем мы остановились?
— На том, что ты не особенно счастлива.
— Слушайте, Аурэл, — только что поднятая бумажка жгла мне карман. — Я не совсем понимаю… Почему вас это так сильно заботит?
— Потому что ты мне нравишься. Потому что я хочу заполучить этот нос, — он снова потянулся к моему лицу.
Теперь я была начеку и вовремя уклонилась. И еще этот чертов клочок бумаги… Интересно, когда я смогу достать его и спокойно рассмотреть?..
* * *
Ночь в гостинице, казавшаяся мне бесконечной, все-таки кончилась.
Аурэл проводил меня до Каменноостровского проспекта, передал с рук на руки первому попавшемуся частнику на подержанном «Фольксвагене» и всучил на прощание бутылку коньяка «Белый аист».
В экспортном варианте.
Я пообещала Чорбу, что позвоню вечером в «Каса Марэ», и даже умудрилась поцеловать его в подпаленные трубкой усы.
И забыла о нем тотчас же, как только за мной захлопнулась дверца машины.
Эту ночь можно считать удавшейся. Те разрозненные сведения, которые мне удалось добыть, ожидали своего часа. Так же как и квитанция из антикварного салона «Бирюза». И лишь одно не терпело отлагательств — бумажка, которую я нашла под столом Калыо Куллемяэ.
Я сунула руку в карман джинсов, вытащила ее и расправила. И даже присвистнула от удивления.
Бумажка не была бумажкой в общепринятом смысле этого слова. Я держала в руках банкноту в двадцать австрийских шиллингов. Должно быть, ее долго таскали в кармане: банкнота почти до дыр протерлась на сгибах и имела весьма плачевный вид. Прямо посередине экзотической денежки шла странная надпись: «5101968».
И все. И больше никаких намеков. Ни на что.
Но я знала только одно: эту банкноту выронил Калью. Он был единственным, кто сидел за столом. Кто вообще находился в баре. Он грыз фисташки и пил коньяк. И вряд ли вся эта помойка сохранялась с утра. Статус VIP-гостиницы исключал всякую возможность невытертых столов. Да и невытертый стол Калью тоже оказался случайностью: если бы книгочей Андрон Чулаки не увлекся так «Убийством в Восточном экспрессе», я никогда бы не обнаружила эти двадцать шиллингов.
Интересно, что на них можно купить? Классную помаду или чашку кофе? И что означает этот достаточно произвольный набор цифр?
Больше всего это походило на телефон. Вот только чей это телефон? Должно быть, Калью знал — чей, и не стал утруждать себя дополнительными записями.
А если эта банкнота принадлежала не Калью, а самому Олеву? Не стоит забывать, что бумажка была австрийской, а Киви постоянно проживал в Вене…
В любом случае имеет смысл позвонить по этому телефону. Завтра же утром.
Закрыв тему с банкнотой и номером телефона на ней, я переключилась на Андрона Чулаки и его не лишенные рационального зерна выкладки. Почти все прореагировали на известие о смерти Олева Киви неадекватно, почти всем было что скрывать, — именно к этому сводился пафос обличительной речи бармена.
Следствию даже в голову не пришло заподозрить кого-либо из постояльцев — убийца (то есть — я) был налицо. Но все они страшно переполошились. И принялись хлопаться в обморок. И врать. С Чарской все более или менее понятно: она истерила из-за таинственной видеокассеты и возможного обвинения в краже драгоценностей. Но почему Тео Лермитт скрыл знакомство с Олевом? Ведь у него-то — в отличие от Чарской — было железное алиби. Он и еще несколько энтузиастов квасили коньяку Аурэла, а потом бегали накалывать камеры слежения.
Именно в ночь убийства и именно в следующем составе:
1-СамАурэл.
2. Калью.
3. Слепцов с соской — знатоком электрических цепей.
4. Немец Гюнтер Кноблох, который, по утверждению Чулаки, спиртного в рот не берет (?).
5. Неуловимый Тео.
Когда я подсчитала общее количество людей, участвующих в групповом алиби, то даже скрипнула зубами от досады: их было пятеро! Пятеро из семи! Не охваченными этим чертовым алиби оставались лишь Чарская и сам покойный Киви.
Но Чарская не могла убить виолончелиста — мертвый, он был для нее опаснее, чем живой… Кажется, я уже приходила к этой скорбной мысли…
Но кто тогда остается?
Официант? Портье? Бармен, который пытается замазать всех черной краской только для того, чтобы отвести 5 подозрения от своей собственной персоны?..
Или я сама?
Я сама — вот идеальная мишень. Я сама под руководством Ножа. Я уже знала, как воздействует Нож на мою психику… А вдруг я страдаю лунатизмом? Я убила Киви, чтобы тотчас же благополучно забыть об этом…
Но тогда…
Будь я проклята, если знаю, что делать тогда!.. А единственное, за что я могу ручаться, — так это за то, что не я убила Стаса Дремова.
— Приехали, девушка, — напомнил о себе водитель. — Канонерский…
* * *
Ну, конечно же, «опелек» Рейно уже стоял на исходной позиции. Интересно, сколько на этот раз он заплатил себе самому, чтобы, как собака, ждать меня здесь?
Я отпустила машину и направилась прямиком к «опельку».
— Поздновато возвращаетесь, — мягко пожурил меня Рейно.
— Разве? А по-моему, в самый раз.
Рейно не стал вступать в дискуссии, а протянул мне лист, испещренный цифрами.
— Что это? — спросила я. — Черт… Фаршированный шницель из мяса косули… Капуста по-богемски… карлс-бадский рулет… Кнедлики в салфетке… Что за фигню вы мне подсовываете? Что это за, мать их„ кнедлики в салфетке?!
— Это счет из ресторана…
— Совсем оборзели! — Только теперь до меня стал доходить страшный смысл бумажной цифири. — Он что, в баксах?
— Естественно… Объект наблюдения обедает в хороших ресторанах.
— А вы? Какого черта вы… там делаете?! — Я поймала себя на мысли, что готова повторить матерные подвиги Полины Чарской, но вовремя сдержалась. — Здесь же трехзначная цифра! Не могли ограничиться кофе?!
— Только кофе в дорогом ресторане? — Рейно прищурил глаза, в которых все еще нагло болтался фаршированный шницель из мяса косули. — Это дурной тон…
— А не дурной тон опускать меня таким образом?! Я сама никогда… А теперь должна еще и оплачивать ваше набитое брюхо?!
— Мы заключили с вами договор, Варя, — все также мягко напомнил мне Рейно. — Там есть этот пункт…
— Нет там никакого пункта… Транспортные расходы — это я признаю. Но кнедлики в салфетке — это, простите, — из своего кармана!.. Гад! — не удержавшись, добавила я. — Madu!!!
— Форс-мажорные обстоятельства, — попытался оправдаться подонок Рейно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Прихватив стакан, я вылезла из-под стола и снова уставилась на Аурэла.
— А я уже успел соскучиться, — промурлыкал он. — Что-то ты долго… Нашла что-нибудь интересное?
— Ничего интересного… — проницательность Чорбу стала не на шутку волновать меня. — На чем мы остановились?
— На том, что ты не особенно счастлива.
— Слушайте, Аурэл, — только что поднятая бумажка жгла мне карман. — Я не совсем понимаю… Почему вас это так сильно заботит?
— Потому что ты мне нравишься. Потому что я хочу заполучить этот нос, — он снова потянулся к моему лицу.
Теперь я была начеку и вовремя уклонилась. И еще этот чертов клочок бумаги… Интересно, когда я смогу достать его и спокойно рассмотреть?..
* * *
Ночь в гостинице, казавшаяся мне бесконечной, все-таки кончилась.
Аурэл проводил меня до Каменноостровского проспекта, передал с рук на руки первому попавшемуся частнику на подержанном «Фольксвагене» и всучил на прощание бутылку коньяка «Белый аист».
В экспортном варианте.
Я пообещала Чорбу, что позвоню вечером в «Каса Марэ», и даже умудрилась поцеловать его в подпаленные трубкой усы.
И забыла о нем тотчас же, как только за мной захлопнулась дверца машины.
Эту ночь можно считать удавшейся. Те разрозненные сведения, которые мне удалось добыть, ожидали своего часа. Так же как и квитанция из антикварного салона «Бирюза». И лишь одно не терпело отлагательств — бумажка, которую я нашла под столом Калыо Куллемяэ.
Я сунула руку в карман джинсов, вытащила ее и расправила. И даже присвистнула от удивления.
Бумажка не была бумажкой в общепринятом смысле этого слова. Я держала в руках банкноту в двадцать австрийских шиллингов. Должно быть, ее долго таскали в кармане: банкнота почти до дыр протерлась на сгибах и имела весьма плачевный вид. Прямо посередине экзотической денежки шла странная надпись: «5101968».
И все. И больше никаких намеков. Ни на что.
Но я знала только одно: эту банкноту выронил Калью. Он был единственным, кто сидел за столом. Кто вообще находился в баре. Он грыз фисташки и пил коньяк. И вряд ли вся эта помойка сохранялась с утра. Статус VIP-гостиницы исключал всякую возможность невытертых столов. Да и невытертый стол Калью тоже оказался случайностью: если бы книгочей Андрон Чулаки не увлекся так «Убийством в Восточном экспрессе», я никогда бы не обнаружила эти двадцать шиллингов.
Интересно, что на них можно купить? Классную помаду или чашку кофе? И что означает этот достаточно произвольный набор цифр?
Больше всего это походило на телефон. Вот только чей это телефон? Должно быть, Калью знал — чей, и не стал утруждать себя дополнительными записями.
А если эта банкнота принадлежала не Калью, а самому Олеву? Не стоит забывать, что бумажка была австрийской, а Киви постоянно проживал в Вене…
В любом случае имеет смысл позвонить по этому телефону. Завтра же утром.
Закрыв тему с банкнотой и номером телефона на ней, я переключилась на Андрона Чулаки и его не лишенные рационального зерна выкладки. Почти все прореагировали на известие о смерти Олева Киви неадекватно, почти всем было что скрывать, — именно к этому сводился пафос обличительной речи бармена.
Следствию даже в голову не пришло заподозрить кого-либо из постояльцев — убийца (то есть — я) был налицо. Но все они страшно переполошились. И принялись хлопаться в обморок. И врать. С Чарской все более или менее понятно: она истерила из-за таинственной видеокассеты и возможного обвинения в краже драгоценностей. Но почему Тео Лермитт скрыл знакомство с Олевом? Ведь у него-то — в отличие от Чарской — было железное алиби. Он и еще несколько энтузиастов квасили коньяку Аурэла, а потом бегали накалывать камеры слежения.
Именно в ночь убийства и именно в следующем составе:
1-СамАурэл.
2. Калью.
3. Слепцов с соской — знатоком электрических цепей.
4. Немец Гюнтер Кноблох, который, по утверждению Чулаки, спиртного в рот не берет (?).
5. Неуловимый Тео.
Когда я подсчитала общее количество людей, участвующих в групповом алиби, то даже скрипнула зубами от досады: их было пятеро! Пятеро из семи! Не охваченными этим чертовым алиби оставались лишь Чарская и сам покойный Киви.
Но Чарская не могла убить виолончелиста — мертвый, он был для нее опаснее, чем живой… Кажется, я уже приходила к этой скорбной мысли…
Но кто тогда остается?
Официант? Портье? Бармен, который пытается замазать всех черной краской только для того, чтобы отвести 5 подозрения от своей собственной персоны?..
Или я сама?
Я сама — вот идеальная мишень. Я сама под руководством Ножа. Я уже знала, как воздействует Нож на мою психику… А вдруг я страдаю лунатизмом? Я убила Киви, чтобы тотчас же благополучно забыть об этом…
Но тогда…
Будь я проклята, если знаю, что делать тогда!.. А единственное, за что я могу ручаться, — так это за то, что не я убила Стаса Дремова.
— Приехали, девушка, — напомнил о себе водитель. — Канонерский…
* * *
Ну, конечно же, «опелек» Рейно уже стоял на исходной позиции. Интересно, сколько на этот раз он заплатил себе самому, чтобы, как собака, ждать меня здесь?
Я отпустила машину и направилась прямиком к «опельку».
— Поздновато возвращаетесь, — мягко пожурил меня Рейно.
— Разве? А по-моему, в самый раз.
Рейно не стал вступать в дискуссии, а протянул мне лист, испещренный цифрами.
— Что это? — спросила я. — Черт… Фаршированный шницель из мяса косули… Капуста по-богемски… карлс-бадский рулет… Кнедлики в салфетке… Что за фигню вы мне подсовываете? Что это за, мать их„ кнедлики в салфетке?!
— Это счет из ресторана…
— Совсем оборзели! — Только теперь до меня стал доходить страшный смысл бумажной цифири. — Он что, в баксах?
— Естественно… Объект наблюдения обедает в хороших ресторанах.
— А вы? Какого черта вы… там делаете?! — Я поймала себя на мысли, что готова повторить матерные подвиги Полины Чарской, но вовремя сдержалась. — Здесь же трехзначная цифра! Не могли ограничиться кофе?!
— Только кофе в дорогом ресторане? — Рейно прищурил глаза, в которых все еще нагло болтался фаршированный шницель из мяса косули. — Это дурной тон…
— А не дурной тон опускать меня таким образом?! Я сама никогда… А теперь должна еще и оплачивать ваше набитое брюхо?!
— Мы заключили с вами договор, Варя, — все также мягко напомнил мне Рейно. — Там есть этот пункт…
— Нет там никакого пункта… Транспортные расходы — это я признаю. Но кнедлики в салфетке — это, простите, — из своего кармана!.. Гад! — не удержавшись, добавила я. — Madu!!!
— Форс-мажорные обстоятельства, — попытался оправдаться подонок Рейно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110