— Думаю, что нет, — проговорил я глухо. Где-то рядом всхлипывала Патриция Рейган.
Тут снова прозвучал резкий голос Боннера:
— Что за чушь?
Слиделл не обратил на него никакого внимания. А может быть, молча сделал ему знак заткнуться. Я по-прежнему сидел с закрытыми глазами.
— И Бэкстер так и не объяснил, что это были за таблетки? — спросил Слиделл. — И ты ничего не понял, пока не случился второй приступ, который его убил?
— Послушайте! — взорвался я. — Я же не знал, что он болен! И не догадывался! Бэкстер сказал, что у него неладно с желудком, и принял таблетку, а потом еще одну. Затем с полчаса он загорал. После этого пошел в трюм. Он не стонал, не кричал. Во время второго приступа все было уже иначе… А в первый раз, вероятно, боль не была такой уж сильной, иначе я бы заметил.
Мне даже в голову не пришло сопоставлять первую жалобу Бэкстера на нездоровье с сердечным приступом, который произошел позднее. Теперь я понимаю, почему он никак не прореагировал на исчезновение халата. Если бы я знал, какие таблетки принимал Бэкстер, я сразу повернул бы обратно в Панаму. Бэкстеру это было ясно, и он предпочел пойти на риск и провести в море еще десяток дней без лекарств, но только не возвращаться! Оснований что-либо подозревать у меня не было. Я знал о нем лишь то, что он сам рассказал. Звали его Уэнделл Бэкстер. Он плохо переносил лук.
"Нет, — подумалось мне, — что-то здесь не так”.
Но прежде чем я открыл рот, раздался голос Флауэрса:
— Минуточку…
Флауэрс никогда не смотрит никому в глаза. Люди сами по себе для него не существуют. В его глазах они лишь стимуляторы или источники энергии для функционирования детектора. Ему остается одно — сидеть рядом и спокойно наблюдать за тем, как его машина реагирует на изменения в реакциях испытуемого. Возможно, эта способность имеется в виду, когда говорят об одностороннем развитии гения.
— Да, верно, все, что я сказал, ложь, — заявил я. — Я обманывал самого себя. Действительно, можно было поразмыслить и понять, что у Бэкстера сердечный приступ. Но я это сделал только сейчас. Я вспомнил, что точно такой приступ был у моего дяди.
— А что было с твоим дядей? — поинтересовался Слиделл.
— У него не было с собой никаких таблеток, — сказал я.
— Ну и что? — спросил Боннер. — Это так важно?
— В таких случаях помогает нитроглицерин, — раздраженным тоном пояснил Слиделл.
Потянувшись за сигаретой, я привстал в кресле и продолжал:
— Видимо, воспоминание о смерти дяди подспудно жило в моем сознании все эти годы. Однако сегодня я впервые вспомнил о таблетках, которые не проглатывают, а кладут под язык, пока они там не растворяются. Рейган именно так и сделал, но до меня это дошло только сейчас. Тогда казалось, что он их просто глотает, не запивая водой.
Слиделл закурил и уставился на меня с ехидной улыбкой:
— Очень жаль, Роджерс, будь твои медицинские познания столь сильны, как твоя дурацкая совесть и инстинкт самосохранения, мы сберегли бы немало времени.
— Что вы хотите сказать? — нахмурившись, спросил я.
— А то, что, если бы у Рейгана был даже целый флакон этих таблеток, исход вряд ли был бы иным. Таблетки прекрасно помогают при стенокардии, предотвращая приступ. Из твоего же описания следует, что Рейган умер от обширной коронарной недостаточности… А в таком случае его с тем же успехом можно было лечить таблетками аспирина или брома.
— Откуда вы все это знаете? — спросил я.
— От врача, который мне все это растолковал. Когда дело идет о сумме порядка полумиллиона, необходимо разобраться во всех тонкостях. Ну да ладно. Продолжим…
Я с удивлением подумал, что же еще хотел выяснить Слиделл. Однако вслух ничего не сказал. Теперь он, кажется, убедился, что Рейган мертв и покоится на дне Карибского моря вместе со своей тайной. Спектакль окончен… Нас с Патрицией не убивали, пока Слиделл отказывался всему этому верить и пытался добиться правды с помощью детектора лжи. Теперь же Боннер с нами разделается. Все элементарно.
— Пожалуй, понятно, почему Рейган не попросил тебя высадить его на берег, — заговорил Слиделл. — Его напугал первый сердечный приступ, и к тому же он остался без своих таблеток. Он страдал от стенокардии и принимал нитроглицерин. Но у него были и более серьезные соображения. Он мог умереть, не добравшись до Саутпорта. На “Топазе” у него было больше шансов выжить. Если бы ты высадил его на безлюдном берегу и ему пришлось бы в одиночку продираться сквозь джунгли, шансов остаться в живых было бы гораздо меньше. Так что наш герой все хорошо взвесил.
— Да, вероятно так, — согласился я вполне искренне.
— Как он был одет во время последнего приступа?
— На нем были рабочие брюки и кроссовки, — ответил я.
— Ты заметил бы, если бы на нем был пояс с деньгами?
— Конечно. Но на нем ничего такого не было.
Флауэрс и Боннер молчаливо наблюдали за работой детектора. Я обернулся и посмотрел на Патрицию. Она была бледна, но от меня уже не отворачивалась. Так-то лучше… Надеюсь, она не думала, что я виноват в смерти ее отца.
— Вы с Кифером ничего не надевали на Бэкстера перед тем, как опустить его за борт?
— Нет, — сказал я.
— И все его вещи — без исключения — передали начальнику полиции в Саутпорте?
— Да, все.
Слиделл выдохнул сигаретный дым и уставился в потолок.
— Вот теперь, кажется, кое-что прояснилось. Правда? По-прежнему неясна судьба девятнадцати тысяч. В полицию вместе с вещами покойного они не попали. У Кифера их не было, у тебя — тоже. Не думаю, что он их спрятал на “Топазе”. Что же тогда остается?
— Ничего, — сказал я. — Возможно, их у него и не было.
На лице Слиделла появилась холодная улыбка.
— А мне кажется, что были.
И тут я вдруг начал его понимать. На первый план вышли два обстоятельства. Первое:
Слиделла не так уж интересовала столь незначительная сумма, как девятнадцать тысяч долларов. Отсутствие этих денег, с его точки зрения, было хорошим признаком. И второе:
Рейган знал, что он, возможно, не доберется живым до Соединенных Штатов.
По телу моему пробежала нервная дрожь. Отрывочные впечатления начали вдруг складываться воедино, образуя целостную картину. Как же я раньше не догадался, где спрятаны эти деньги? Слиделлу нужно было найти письмо Рейгана. Я мог найти его давным-давно, но подсознательно меня больше волновала моя причастность или непричастность к смерти Рейгана.
— Вот и кое-что любопытное, — негромко произнес Флауэрс.
Я взглянул на детектор и понял, что они мастерски загнали меня в ловушку. Самописцы писали свои кривые тогда, когда я просто о чем-то думал. Боннер прямо-таки не спускал с меня глаз. Слиделл же наблюдал за мной как бы со стороны, словно охотник за дичью, которой от него не уйти.
— О чем ты сейчас подумал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43