– Ни с места! Бросай оружие! Вы окружены!
Видимо, пуля просвистела вблизи белых лётчиков, и им это не очень понравилось. Они подняли руки, и пистолеты их полетели в сторону. Я бросился за трофейным оружием, а Гоша, пощёлкивая затвором, спокойно стал поджидать пленных.
И вот перед нами предстали два деникинских офицера – лётчик и наблюдатель, оба с золотыми погонами на новеньких жёлтых кожаных куртках.
Увидя Гошу, один из них опустил руки и удивлённо вскрикнул:
– Как ты попал сюда, Басов?
– Поднять руки, господин подполковник, – приказал Гоша, – ни с места!
– Неужели ты будешь стрелять в меня, твоего инструктора Бабакина, который учил тебя летать?
– Обязательно буду, ваше благородие!
Я без особого труда нашёл два браунинга с блестящими никелированными «щеками» рукоятки. Один пистолет сунул в карман, а другим, спустив предохранитель, нацелился на «живые трофеи».
– Вёрст шесть до эшелона. Сколько же они будут плестись туда? А мне машину подавать давно пора, – забеспокоился я, – наши уже вернулись.
– А мы повезём их в автомобиле, как министров, – сказал, улыбаясь, Гоша. – Верёвка у тебя, конечно, есть!
Мы накрепко связали руки пленным и толкнули их на заднее сиденье. Обернувшись с пистолетом в руке, Гоша предупредил:
– В случае чего, буду стрелять без предупреждения!
Я лихо подкатил к поезду, и машина, заскрежетав тормозами, остановилась недалеко от штабного вагона. Около него стоял мой командир и разговаривал с Иваном Павловым.
– Где тебя дьявол носил так долго! – набросился на меня командир. Но, сразу смягчив голос, тихим, строгим тоном добавил: – Что сообразил угнать машину подальше, это хорошо. Здесь её при бомбёжке могло изуродовать.
– Разрешите доложить, товарищ командир!
– Некогда тебя слушать. Поедем искать подбитый самолёт!
– А мы уже его разыскали… И лётчиков под конвоем сюда доставили!
– Как – под конвоем? И кто это «мы»? Не понимаю!
– Я и новоприбывший моторист Басов.
– Да ты же и винтовку в руках не держал!
– Зато Басов хорошо стреляет.
– Ну молодцы! Давайте сюда пленных! – засмеялся Павлов. Гоша, откозырнув, по всем правилам доложил:
– Пленных – лётчика-белогвардейца подполковника Бабакина и неизвестного лётчика-наблюдателя – доставил моторист Басов.
– Благодарю обоих за отличную службу! – громко отчеканил Павлов. – И, повернувшись к Гоше, сказал: – Мне всё некогда было с тобой переговорить, а выходит, есть о чём побеседовать… Ну, закуривай! – И он протянул свой портсигар, щёлкнув им, что было у него знаком особого расположения.
…Пока «павловцы» находились вместе с нашим дивизионом, Гоша без устали рисовал портреты моих товарищей по службе. Все лётчики, мотористы, красноармейцы послали домой свои изображения у крылатой машины.
Вскоре истребительный отряд Ивана Ульяновича Павлова улетел с нашего аэродрома. Мы тоже переехали на новое место, и я потерял след Гоши. Мы вновь с ним встретились спустя много лет в Москве.
Басов так и не стал лётчиком, а художник вышел из него знаменитый.
Лёша Сибиряк
Алексея Силова прислали в авиационный отряд, когда мы стояли вблизи Екатеринбурга, как называли тогда нынешний Свердловск. Время было тревожное. На Урал наступали банды белого адмирала Колчака.
Новичок с маленькой корзинкой в руке молодцевато прошагал через зелёное лётное поле и остановился перед палаткой, в которой помещался штаб. Носовым платком он смахнул пыль с ярко начищенных хромовых сапог, подтянул ремень на новенькой кожаной тужурке и поправил лётный шлем.
Мы возились в это время у моторов и, перепачканные с головы до ног машинным маслом, с любопытством и даже с какой-то неприязнью смотрели на щеголеватое пополнение.
Через полчаса прибывший вышел из штаба. Вид у него был уже совсем не такой лихой. Он постоял минутку-другую, сплюнул, махнул рукой и ленивой походкой направился к нам, мотористам.
Вот что произошло в штабе.
– Красный военлёт Алексей Силов прибыл в ваше распоряжение! – щёлкнув каблуками, громко отрапортовал новенький.
«Нашего полку прибыло!» – подумал командир отряда, с удовольствием рассматривая нового военлёта. Он встал из-за стола, шагнул навстречу Силову и долго тряс ему руку.
Стоило только взглянуть на Силова, чтобы сразу понять, что он не из бывших царских офицеров. Невысокого роста, коренастый, с льняным чубом и обильно усыпанным веснушками круглым добродушным лицом, он совсем не походил на вчерашнего поручика или штабс-капитана. В царской России к штурвалу военного самолёта допускались только офицеры – сынки помещиков, фабрикантов, высокопоставленных чиновников. Нижним чинам из рабочих и крестьян доверяли лишь ремонт моторов и уход за машинами. После революции большинство авиаторов-офицеров оказалось в лагере белогвардейцев. Вот почему в Красной Армии в годы гражданской войны было мало самолётов и ещё меньше лётчиков.
Кое-кто из бывших офицеров-лётчиков сорвал золотые погоны и перешёл на службу к красным. Им не всегда можно было доверять. Другое дело – свой брат лётчик! Большие, в ссадинах и царапинах, тёмные, мозолистые руки труженика были для Силова отличным «удостоверением личности».
– На каких самолётах летали? – спросил у него обрадованный командир отряда.
– На разных, – не очень уверенно ответил Силов. – На «вуазене», например…
– Очень хорошо! У нас как раз есть беспризорный «вуазен».
Командир взял документы Силова, и, пока читал их, на его бритых худощавых щеках появились красные пятна и быстро задвигались желваки.
– Что за чушь! – закричал он, стукнув кулаком об стол. – Вы говорите – лётчик, а по документам – механик!
– Свидетельства не имею, один глаз не совсем в порядке, но это ерунда, летать могу, – смущённо оправдывался Силов.
– Где учились?
– Самоучка.
Этого признания было достаточно.
Наш командир строгим, официальным тоном сказал:
– Вы назначаетесь мотористом. Лётчики-самозванцы нам не нужны… Можете идти.
– Очень хочу летать! – совсем как обиженный мальчишка прошептал «лётчик» у самого выхода.
Так появился у нас новый моторист. Вскоре, узнав получше непризнанного лётчика, мы по-настоящему полюбили его. «Лёша Сибиряк», как бойцы окрестили Силова, потому что он был родом откуда-то из-под Красноярска, оказался на редкость весёлым, сметливым, задушевным парнем. Он уже второй год служил добровольцем в частях Красной Армии и стал очень квалифицированным мотористом. Руки у него были прямо золотые, да и голова тоже. Он неплохо изучил моторы разных марок, что было особенно важно, так как летали тогда на заграничных «гробах» – сильно потрёпанных машинах: всяких «фарманах», «вуазенах», «морянах», «лебедях»… Эти самолёты были похожи на непрочные этажерки из фанеры, полотна и проволоки, на которых стояли малосильные, капризные двигатели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98