— Так, либиа минора, либиа мажора, входим в вульву…
Только гинекологическое действо продолжалось недолго. Клара вдруг вздрогнула, истомно выгнулась, как-то воркующе, совершенно необидно рассмеялась.
— Так я и думала, ты, кот заморский, самозванец. Не гинеколог, и не Ржевский, и не в седьмом колене. Однако продолжай, негодник, у тебя совсем неплохо получается.
Мелко сотрясаясь всем телом, она ногами обхватила Андрона за шею, с силой пригнула к себе и потянулась рукой к его ширинке. Действо, резко превратившись из гинекологического в вакхическое, плавно передислоцировалось на кровать и под скрип пружин, звуки поцелуев и оргазмические стоны бурно продолжилось до самого утра. Им было необыкновенно здорово вдвоем. Куда там Тристану и Изольде, Ромео и Джульете и ветхозаветным Адаму с Евой. Да и без гада ползучего обошлось.
— Нет, ты не баюн, — сказала Клара под утро, когда по радио загнули гимн, — и не Ржевский. Ты его жеребец. Обещай, что придешь сегодня вечером. Мы уж тебя стреножим.
Ну вот, иди пойми женщин — одна держит за поручика, другая за его буцефала. А ведь держатся обе по сути за одно и то же.
— Приду, — твердо пообещал Андрон, проскакал еще кружочек напоследок и принялся собираться на работу.
Уже в дверях он задержался и, почему-то покраснев, сунул за пришпиленную к стенке акварель бурую сторублевую бумажку.
— Слушай, и купи чего-нибудь пожрать.
Все правильно, какая кухня, такая и спальня. А с ванильных-то сухариков можно и без любви копытами накрыться.
Тим (1982)
— Еще чаю, — Регина сладчайше улыбнулась, грациозно поднялась и изобразила на лице дочернюю любовь, — папа?
Домашнюю засаленную униформу она сменила на гостевой халат, сколола в кукиш волосы и в честь прихода отца сготовила яблочную шарлоттку — как учили в «Работнице» — на сковороде.
— Спасибо, Регинушка, спасибо…
Профессор Ковалевский кивнул, поставил мельхиоровый подстаканник и веско посмотрел на Тима, угрюмо расправлявшегося с шарлотткой — мол, повезло тебе, парень, жена-то у тебя и умница, и рукодельница, и красавица. А что коврижки печет, похожие на опресноки с повидлом, так это пустяки. Моисей со своими и не такое пользовал в пустыне…
— Ну что ж, не буду вам мешать, — быстро исчерпав лимит любви, своего терпения и липового гостеприимства, Регина поднялась, томно улыбнулась и пошлепала вон из кухни. — Надо еще ребенку сделать оздоровительный массаж, по системе доктора Опопельбаума. В «Бурде» писали.
Родительские вылазки на свою территорию она не выносила. Фи, нужно готовиться, намывать полы, изображать активность, деловитость и хозяйственность. Куда как лучше посмотреть телевизор или покрутить-повертеть кубик Рубика, тем паче, что в «Науке и жизни» дали полный алгоритм его сборки, доходчивый и простой, со стрелочками, пояснениями и диаграммами. Вот ведь повезло этому венгру Рубику, придумал разноцветную фигню и все — из архитектора в миллионеры. Жена его небось не вкалывает, как каторжная, на кухне. А тут — девяносто аспирантских рэ, муж, который так и смотрит, как свернуть налево, грязные пеленки, мутная вода. Хорошо еще родитель не жмот, то и дело подкидывает харч из профессорской кормушки. Вот если бы не ползал еще…
— Ну-с, молодой человек, и как вам видется ваша будущность? — спросил внезапно тесть зятя, когда они остались одни. — Что подсказывает вам ваш внутренний голос?
Интригующе спросил, с загадочной улыбочкой, видно, что-то приберег на десерт.
— Видится естественно светлым, естественно коммунистическим, — Тим пожал плечами, брякнув блюдцем, отодвинул шарлоттку. — А внутренние голоса нам ни к чему. Так же как и вражеские. Достаточно указующего гласа партии.
Ни грана не соврал, сказал как на духу. Он уже давно не слушал свой внутренний голос, бубнящий с маниакальной настойчивостью: «Вали, парень, вали, с этой дурой жизни не будет. Ни нормальной, ни половой».
— Так, так. А что бы вы сказали насчет вояжа в Гластонбери, на плато Афингтон-Касл или к древним мегалитам Cathoir Ghall? — невинно поинтересовался Ковалевский, пригладил жиденькую шевелюру и, торжествуя, принялся живописать, что в тесных рамках советско-английской дружбы намечается обмен студентами, профессорско-преподавательским составом и само собой аспирантами. Лучшими из лучших, достейнешими из достойнеших. На полгода, с мая по ноябрь. И что он, профессор Ковалевский, состоит в отборочной комиссии. Так что прямая дорога Тиму в Англию, страну туманов, кельтов и друидов. Однако же оказанное доверие нужно оправдать. А значит, как завещал великий вождь, — учиться, учитсья и учиться. Чтобы напрочь рассеять туман над темным прошлым этих кельтов и друидов, сорвать с них фиговый листок таинственного четырехлепесткового клевера.
О, британские острова! О, Ламанш! О, Биг Бен, Пикадилли Серкуз и колонна Нельсона! Узреть все это воочию Тим и не мечтал, а потому зубами вгрызся в гранит науки, такой же твердый, как стены Тауэра. Итак, старушка Англия, древняя, омытая морской водой и кровью сторона. Богатая традициями, оловом и непроглядными извивами истории. Только-то и ясно, что задолго до рождества Христова на острова Британии нахлынули орды кельтов — воинственных, поклоняющихся Белену племен. И там они встретили длиннобородых таинственных волшебников-мудрецов, чье превосходство признали сразу, безоговорочно и на все времена. Это были друиды. Могущество их не знало границ: они в совершенстве владели искусством иллюзии, умели вызывать молнии, бури и ветры, укрывали землю непроницаемым туманом, осушали потоки, предсказывали будущее. Им были подвластны стихии, магические растения, драгоценные камни и дикие животные. Мановением руки они изменяли погоду, воскрешали умирающих и останавливали армии. Юлий Цезарь, прозорливейший из смертных, писал о своем друге верховном друиде Дивититакусе: «Он не доступен пониманию». И Тим, сколько ни сидел в публичке, ничего особо нового в плане друидов не высидел — дело ясное, что дело темное. Тайна, покрытая мраком. Ведь даже не ясна этимология слова друид. То ли оно означает по-кельтски «очень ученый», то ли соотносится с гэльским «друидх» — «волшебник», то ли берет свое начало от санскритского «дру» — «лес». Уж если сам Юлий Цезарь не смог, куда там советскому аспиранту с его девяносто «рэ».
Но неизвестно, где найдешь, где потеряешь, старался все же Тим не зря. Волей случая в руки ему попалось письмо известного масона Елагина к своему собрату по ложе графу Воронцову, отцу княгини Дашковой. С первого взгляда письмо как письмо, выцветшие чернила, витиеватый стиль, пожелтевшая бумага. А вот содержание… Старый грандмасон сетовал, что гостивший у него граф Калиостро в силу некоторых причин тайну философского камня открывать не стал, однако посвятил его в степень некоего ордена, членами которого состояли генерал-фельдмаршал Брюс, шотландец астроном Фарварсон и, как это ни странно, сам император Петр первый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Только гинекологическое действо продолжалось недолго. Клара вдруг вздрогнула, истомно выгнулась, как-то воркующе, совершенно необидно рассмеялась.
— Так я и думала, ты, кот заморский, самозванец. Не гинеколог, и не Ржевский, и не в седьмом колене. Однако продолжай, негодник, у тебя совсем неплохо получается.
Мелко сотрясаясь всем телом, она ногами обхватила Андрона за шею, с силой пригнула к себе и потянулась рукой к его ширинке. Действо, резко превратившись из гинекологического в вакхическое, плавно передислоцировалось на кровать и под скрип пружин, звуки поцелуев и оргазмические стоны бурно продолжилось до самого утра. Им было необыкновенно здорово вдвоем. Куда там Тристану и Изольде, Ромео и Джульете и ветхозаветным Адаму с Евой. Да и без гада ползучего обошлось.
— Нет, ты не баюн, — сказала Клара под утро, когда по радио загнули гимн, — и не Ржевский. Ты его жеребец. Обещай, что придешь сегодня вечером. Мы уж тебя стреножим.
Ну вот, иди пойми женщин — одна держит за поручика, другая за его буцефала. А ведь держатся обе по сути за одно и то же.
— Приду, — твердо пообещал Андрон, проскакал еще кружочек напоследок и принялся собираться на работу.
Уже в дверях он задержался и, почему-то покраснев, сунул за пришпиленную к стенке акварель бурую сторублевую бумажку.
— Слушай, и купи чего-нибудь пожрать.
Все правильно, какая кухня, такая и спальня. А с ванильных-то сухариков можно и без любви копытами накрыться.
Тим (1982)
— Еще чаю, — Регина сладчайше улыбнулась, грациозно поднялась и изобразила на лице дочернюю любовь, — папа?
Домашнюю засаленную униформу она сменила на гостевой халат, сколола в кукиш волосы и в честь прихода отца сготовила яблочную шарлоттку — как учили в «Работнице» — на сковороде.
— Спасибо, Регинушка, спасибо…
Профессор Ковалевский кивнул, поставил мельхиоровый подстаканник и веско посмотрел на Тима, угрюмо расправлявшегося с шарлотткой — мол, повезло тебе, парень, жена-то у тебя и умница, и рукодельница, и красавица. А что коврижки печет, похожие на опресноки с повидлом, так это пустяки. Моисей со своими и не такое пользовал в пустыне…
— Ну что ж, не буду вам мешать, — быстро исчерпав лимит любви, своего терпения и липового гостеприимства, Регина поднялась, томно улыбнулась и пошлепала вон из кухни. — Надо еще ребенку сделать оздоровительный массаж, по системе доктора Опопельбаума. В «Бурде» писали.
Родительские вылазки на свою территорию она не выносила. Фи, нужно готовиться, намывать полы, изображать активность, деловитость и хозяйственность. Куда как лучше посмотреть телевизор или покрутить-повертеть кубик Рубика, тем паче, что в «Науке и жизни» дали полный алгоритм его сборки, доходчивый и простой, со стрелочками, пояснениями и диаграммами. Вот ведь повезло этому венгру Рубику, придумал разноцветную фигню и все — из архитектора в миллионеры. Жена его небось не вкалывает, как каторжная, на кухне. А тут — девяносто аспирантских рэ, муж, который так и смотрит, как свернуть налево, грязные пеленки, мутная вода. Хорошо еще родитель не жмот, то и дело подкидывает харч из профессорской кормушки. Вот если бы не ползал еще…
— Ну-с, молодой человек, и как вам видется ваша будущность? — спросил внезапно тесть зятя, когда они остались одни. — Что подсказывает вам ваш внутренний голос?
Интригующе спросил, с загадочной улыбочкой, видно, что-то приберег на десерт.
— Видится естественно светлым, естественно коммунистическим, — Тим пожал плечами, брякнув блюдцем, отодвинул шарлоттку. — А внутренние голоса нам ни к чему. Так же как и вражеские. Достаточно указующего гласа партии.
Ни грана не соврал, сказал как на духу. Он уже давно не слушал свой внутренний голос, бубнящий с маниакальной настойчивостью: «Вали, парень, вали, с этой дурой жизни не будет. Ни нормальной, ни половой».
— Так, так. А что бы вы сказали насчет вояжа в Гластонбери, на плато Афингтон-Касл или к древним мегалитам Cathoir Ghall? — невинно поинтересовался Ковалевский, пригладил жиденькую шевелюру и, торжествуя, принялся живописать, что в тесных рамках советско-английской дружбы намечается обмен студентами, профессорско-преподавательским составом и само собой аспирантами. Лучшими из лучших, достейнешими из достойнеших. На полгода, с мая по ноябрь. И что он, профессор Ковалевский, состоит в отборочной комиссии. Так что прямая дорога Тиму в Англию, страну туманов, кельтов и друидов. Однако же оказанное доверие нужно оправдать. А значит, как завещал великий вождь, — учиться, учитсья и учиться. Чтобы напрочь рассеять туман над темным прошлым этих кельтов и друидов, сорвать с них фиговый листок таинственного четырехлепесткового клевера.
О, британские острова! О, Ламанш! О, Биг Бен, Пикадилли Серкуз и колонна Нельсона! Узреть все это воочию Тим и не мечтал, а потому зубами вгрызся в гранит науки, такой же твердый, как стены Тауэра. Итак, старушка Англия, древняя, омытая морской водой и кровью сторона. Богатая традициями, оловом и непроглядными извивами истории. Только-то и ясно, что задолго до рождества Христова на острова Британии нахлынули орды кельтов — воинственных, поклоняющихся Белену племен. И там они встретили длиннобородых таинственных волшебников-мудрецов, чье превосходство признали сразу, безоговорочно и на все времена. Это были друиды. Могущество их не знало границ: они в совершенстве владели искусством иллюзии, умели вызывать молнии, бури и ветры, укрывали землю непроницаемым туманом, осушали потоки, предсказывали будущее. Им были подвластны стихии, магические растения, драгоценные камни и дикие животные. Мановением руки они изменяли погоду, воскрешали умирающих и останавливали армии. Юлий Цезарь, прозорливейший из смертных, писал о своем друге верховном друиде Дивититакусе: «Он не доступен пониманию». И Тим, сколько ни сидел в публичке, ничего особо нового в плане друидов не высидел — дело ясное, что дело темное. Тайна, покрытая мраком. Ведь даже не ясна этимология слова друид. То ли оно означает по-кельтски «очень ученый», то ли соотносится с гэльским «друидх» — «волшебник», то ли берет свое начало от санскритского «дру» — «лес». Уж если сам Юлий Цезарь не смог, куда там советскому аспиранту с его девяносто «рэ».
Но неизвестно, где найдешь, где потеряешь, старался все же Тим не зря. Волей случая в руки ему попалось письмо известного масона Елагина к своему собрату по ложе графу Воронцову, отцу княгини Дашковой. С первого взгляда письмо как письмо, выцветшие чернила, витиеватый стиль, пожелтевшая бумага. А вот содержание… Старый грандмасон сетовал, что гостивший у него граф Калиостро в силу некоторых причин тайну философского камня открывать не стал, однако посвятил его в степень некоего ордена, членами которого состояли генерал-фельдмаршал Брюс, шотландец астроном Фарварсон и, как это ни странно, сам император Петр первый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125