Пожалуй, в дальнейшем гораздо разумнее будет не пренебрегать любой подвернувшейся возможностью.
Для себя он нашел местечко в углу избы, среди люлек, детских кроваток и подстилок, где старые и малые спали вповалку, теснясь поближе к теплу. Прыгали блохи, копошились цыплята, чесались собаки. Наконец Адам заснул.
Софи проснулась с рассветом, полная сил и бодрости, чего никогда не случалось с ней после приезда в Петербург. Откинув в сторону меховую полость, она села на своем жестком ложе и спустила ноги на пол. Подошла кошка и стала об них тереться. Софи почувствовала, как кто-то потянул ее за полы халата. Опустив голову, она обнаружила замурзанное личико и пару крупных карих глазенок, пристально глядящих на нее, Улыбнувшись, она подхватила с пола мокрого малыша, который голодным жестом стал совать кулачок себе в рот. Вокруг все начали просыпаться, потягиваться, почесываться. Держа малыша на руках, она встала и подошла к маленькому, затянутому морозным узором окну. Через него ничего не было видно. Софи, перешагивая через животных и людей, направилась к двери и осторожно подняла засов.
Снаружи ослепительно сиял и искрился под солнцем снег.
От вчерашней бури не осталось и следа, хотя было по-прежнему морозно. Софи быстро захлопнула дверь.
Один ребенок подкладывал дрова в печь; другой делал то же самое в очаге для приготовления пищи. Бабка широко зевнула, обнажив беззубые десны, и забрала у нее малыша, сунув тому в рот смоченную в молоке тряпицу. Собаки, подгоняемые пинками, были отправлены на улицу. Проснувшийся Борис распаковал пожитки, и вскоре аромат кофе наполнил убогое жилище. Софи попыталась стереть влажное пятно с атласного халата на том месте, где она прижимала к себе мокрого малыша. Потом, подняв голову, заметила улыбающегося спросонок из своего угла Адама. Быстро пройдя комнату, она протянула к нему руки. Ухватившись за нее, он встал.
— Доброе утро, милая, — поцеловал он ее в носик. — Как там погода?
— Прекрасная. Морозно и солнечно. Мне надо бы выйти на двор, но сначала я должна одеться. — Она выразительно показала глазами на обитателей избы.
— Честно говоря, сомневаюсь, что кто-нибудь проявит к тебе интерес, — заметил Адам. — Разве что любопытный малыш или цыпленок. — Собрав высохшую одежду с печи, он принес ее в угол. — И чем меньше ты будешь беспокоиться из-за пустяков, тем меньше внимания на тебя обратят. — Все-таки Адам встал так, чтобы немного загородить ее собой.
Она сверкнула своей чуть неправильной, насмешливой улыбкой, повернулась к нему и ко всей публике спиной и принялась натягивать панталончики и чулки, не снимая халата. После этого проявлять излишнюю скромность уже было бессмысленно. Сбросив халат и оставаясь спиной к Адаму, она натянула остальную одежду. Атласное вечернее платье приобрело жалкий вид — мятое, со следами высохших мокрых пятен, в одном, месте разошедшееся по шву после вчерашней верховой езды. Волосы, которые она не имела возможности расчесать уже два дня, спутанными космами легли на плечи. Под ногтями виднелись полоски грязи. Перед ее мысленным взором непроизвольно возник образ князя Дмитриева. Она совершенно неожиданно громко расхохоталась.
— Что тебя так насмешило, милая? — обернулся Адам.
— Я почему-то вспомнила Павла. — Лицо Адама моментально замкнулось, и она не могла этого не заметить.
— Нет, я просто подумала, — какое зрелище я сейчас представляю и как бы он к этому отнесся, — пояснила она, запнувшись от выражения явного отвращения на его лице.
— Он пытался тебя убить, — бесцветным голосом произнес Адам. — Ив этом я не нахожу ничего смешного, как и в чем-либо другом, имеющем отношение к твоему мужу.
Резко повернувшись, он широкими шагами вышел из помещения. В открывшийся на секунду дверной проем ворвался яркий солнечный свет и поток ледяного воздуха. Дверь захлопнулась.
Тем же широким шагом Адам направился на конюшню. Невероятно, как Софья может смеяться при мысли о муже? Неужели она не понимает, в каком положении она… они оказались? Муж мог все-таки поинтересоваться, удалось ли Софье, несмотря ни на что, выжить в этом путешествии. Генерал ни в коем случае не должен узнать, что Адам Данилевский имеет к этому какое-либо отношение. Единственным объяснением ее случайного спасения мог быть только Борис Михайлов. В Берхольском мстительная рука Дмитриева мужика не достанет. Разные мысли роились в голове графа, пока он проверял лошадей. Но самая главная мысль, которая никак не шла у него из головы, заключалась в том, что Софья Алексеевна является чужой женой и останется таковой до тех пор, пока смерть мужа не прервет брачный союз. А он, Адам Данилевский, человек твердых нравственных устоев, поклявшийся никогда больше не иметь никаких отношений с женщинами, оказался втянут в такой же любовный треугольник, какой разрушил его собственную семью, и на этот раз вина лежала на нем.
В ушах до сих пор стоял презрительный смех Евы, обвинявшей его в излишней щепетильности, в нежелании видеть правду жизни, в бегстве от реального мира… Он видел ее стоящей на верху лестницы с большим животом, в широком платье со вздрагивающими складками от толчков ребенка, которого она носила под сердцем… Ребенка, чьим отцом был другой мужчина…
— Вас что-нибудь беспокоит, граф? — Невозмутимый тон Бориса Михайлова прервал мучительные воспоминания.
— Нет, ничего, — обернулся он на голос, чувствуя, что лицо все еще сведено горечью. — Я зашел проверить лошадей. Кажется, ни одна из них серьезно не пострадала.
Борис бросил на него взгляд умудренного жизнью человека, который многое повидал на своем веку.
— Лучше всего вести себя с ней честно, — заметал он. — Софья Алексеевна способна на многое, но она никогда не смирится с недомолвками и обманом.
— Ты полагаешь, у меня есть намерение ее каким-то образом обмануть, Борис? — вскинул брови Адам. — Чем я заслужил подобное предположение?
Однако Бориса было не так-то легко смутить. Он просто пожал плечами.
— Вам виднее, барин. — Нагнувшись, он занялся ногами Хана. Опытные руки внимательно ощупывали сухожилия, проверяя, нет ли где жара, что могло свидетельствовать о болезни коня.
Адам покинул конюшню. Он не говорил Софье, что был женат. В этом, как ему казалось, не было смысла. Он не мог вспоминать об этом браке без горечи, а горечь могла, по его мнению, передаться и его любимой. Теперь же, оказавшись втянутым в любовный треугольник, ему было бы еще труднее задевать больные струны. Слишком много напрашивалось сравнений, слишком болезненны были они.
Подойдя к дому, он увидел, что Софья уже на улице. Она стояла, наслаждаясь ослепительным солнечным утром, в своей плотно застегнутой меховой накидке с капюшоном на голосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Для себя он нашел местечко в углу избы, среди люлек, детских кроваток и подстилок, где старые и малые спали вповалку, теснясь поближе к теплу. Прыгали блохи, копошились цыплята, чесались собаки. Наконец Адам заснул.
Софи проснулась с рассветом, полная сил и бодрости, чего никогда не случалось с ней после приезда в Петербург. Откинув в сторону меховую полость, она села на своем жестком ложе и спустила ноги на пол. Подошла кошка и стала об них тереться. Софи почувствовала, как кто-то потянул ее за полы халата. Опустив голову, она обнаружила замурзанное личико и пару крупных карих глазенок, пристально глядящих на нее, Улыбнувшись, она подхватила с пола мокрого малыша, который голодным жестом стал совать кулачок себе в рот. Вокруг все начали просыпаться, потягиваться, почесываться. Держа малыша на руках, она встала и подошла к маленькому, затянутому морозным узором окну. Через него ничего не было видно. Софи, перешагивая через животных и людей, направилась к двери и осторожно подняла засов.
Снаружи ослепительно сиял и искрился под солнцем снег.
От вчерашней бури не осталось и следа, хотя было по-прежнему морозно. Софи быстро захлопнула дверь.
Один ребенок подкладывал дрова в печь; другой делал то же самое в очаге для приготовления пищи. Бабка широко зевнула, обнажив беззубые десны, и забрала у нее малыша, сунув тому в рот смоченную в молоке тряпицу. Собаки, подгоняемые пинками, были отправлены на улицу. Проснувшийся Борис распаковал пожитки, и вскоре аромат кофе наполнил убогое жилище. Софи попыталась стереть влажное пятно с атласного халата на том месте, где она прижимала к себе мокрого малыша. Потом, подняв голову, заметила улыбающегося спросонок из своего угла Адама. Быстро пройдя комнату, она протянула к нему руки. Ухватившись за нее, он встал.
— Доброе утро, милая, — поцеловал он ее в носик. — Как там погода?
— Прекрасная. Морозно и солнечно. Мне надо бы выйти на двор, но сначала я должна одеться. — Она выразительно показала глазами на обитателей избы.
— Честно говоря, сомневаюсь, что кто-нибудь проявит к тебе интерес, — заметил Адам. — Разве что любопытный малыш или цыпленок. — Собрав высохшую одежду с печи, он принес ее в угол. — И чем меньше ты будешь беспокоиться из-за пустяков, тем меньше внимания на тебя обратят. — Все-таки Адам встал так, чтобы немного загородить ее собой.
Она сверкнула своей чуть неправильной, насмешливой улыбкой, повернулась к нему и ко всей публике спиной и принялась натягивать панталончики и чулки, не снимая халата. После этого проявлять излишнюю скромность уже было бессмысленно. Сбросив халат и оставаясь спиной к Адаму, она натянула остальную одежду. Атласное вечернее платье приобрело жалкий вид — мятое, со следами высохших мокрых пятен, в одном, месте разошедшееся по шву после вчерашней верховой езды. Волосы, которые она не имела возможности расчесать уже два дня, спутанными космами легли на плечи. Под ногтями виднелись полоски грязи. Перед ее мысленным взором непроизвольно возник образ князя Дмитриева. Она совершенно неожиданно громко расхохоталась.
— Что тебя так насмешило, милая? — обернулся Адам.
— Я почему-то вспомнила Павла. — Лицо Адама моментально замкнулось, и она не могла этого не заметить.
— Нет, я просто подумала, — какое зрелище я сейчас представляю и как бы он к этому отнесся, — пояснила она, запнувшись от выражения явного отвращения на его лице.
— Он пытался тебя убить, — бесцветным голосом произнес Адам. — Ив этом я не нахожу ничего смешного, как и в чем-либо другом, имеющем отношение к твоему мужу.
Резко повернувшись, он широкими шагами вышел из помещения. В открывшийся на секунду дверной проем ворвался яркий солнечный свет и поток ледяного воздуха. Дверь захлопнулась.
Тем же широким шагом Адам направился на конюшню. Невероятно, как Софья может смеяться при мысли о муже? Неужели она не понимает, в каком положении она… они оказались? Муж мог все-таки поинтересоваться, удалось ли Софье, несмотря ни на что, выжить в этом путешествии. Генерал ни в коем случае не должен узнать, что Адам Данилевский имеет к этому какое-либо отношение. Единственным объяснением ее случайного спасения мог быть только Борис Михайлов. В Берхольском мстительная рука Дмитриева мужика не достанет. Разные мысли роились в голове графа, пока он проверял лошадей. Но самая главная мысль, которая никак не шла у него из головы, заключалась в том, что Софья Алексеевна является чужой женой и останется таковой до тех пор, пока смерть мужа не прервет брачный союз. А он, Адам Данилевский, человек твердых нравственных устоев, поклявшийся никогда больше не иметь никаких отношений с женщинами, оказался втянут в такой же любовный треугольник, какой разрушил его собственную семью, и на этот раз вина лежала на нем.
В ушах до сих пор стоял презрительный смех Евы, обвинявшей его в излишней щепетильности, в нежелании видеть правду жизни, в бегстве от реального мира… Он видел ее стоящей на верху лестницы с большим животом, в широком платье со вздрагивающими складками от толчков ребенка, которого она носила под сердцем… Ребенка, чьим отцом был другой мужчина…
— Вас что-нибудь беспокоит, граф? — Невозмутимый тон Бориса Михайлова прервал мучительные воспоминания.
— Нет, ничего, — обернулся он на голос, чувствуя, что лицо все еще сведено горечью. — Я зашел проверить лошадей. Кажется, ни одна из них серьезно не пострадала.
Борис бросил на него взгляд умудренного жизнью человека, который многое повидал на своем веку.
— Лучше всего вести себя с ней честно, — заметал он. — Софья Алексеевна способна на многое, но она никогда не смирится с недомолвками и обманом.
— Ты полагаешь, у меня есть намерение ее каким-то образом обмануть, Борис? — вскинул брови Адам. — Чем я заслужил подобное предположение?
Однако Бориса было не так-то легко смутить. Он просто пожал плечами.
— Вам виднее, барин. — Нагнувшись, он занялся ногами Хана. Опытные руки внимательно ощупывали сухожилия, проверяя, нет ли где жара, что могло свидетельствовать о болезни коня.
Адам покинул конюшню. Он не говорил Софье, что был женат. В этом, как ему казалось, не было смысла. Он не мог вспоминать об этом браке без горечи, а горечь могла, по его мнению, передаться и его любимой. Теперь же, оказавшись втянутым в любовный треугольник, ему было бы еще труднее задевать больные струны. Слишком много напрашивалось сравнений, слишком болезненны были они.
Подойдя к дому, он увидел, что Софья уже на улице. Она стояла, наслаждаясь ослепительным солнечным утром, в своей плотно застегнутой меховой накидке с капюшоном на голосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105