Если только они уже не застукали меня.
Но вообще-то я в это не верил. Возможно, не было особых причин доверять Стиву Уистлеру больше, чем кому-либо другому из тех, с кем я встречался в последнее время, но, сам не знаю почему, я ему верил. Чаще всего я иду напролом с таким инстинктивным ощущением, которое возникает у меня в кишках, и на этот раз я не собирался изменять своей привычке.
Пока я говорил по телефону, Романель постоянно пытался перебить меня: «В чем дело?» и «Что там за чертовщина, Скотт?» Но я игнорировал его. В конце концов он поднялся со стула и теперь стоял в шаге от меня, продолжая нудить: «Что там стряслось? Кажется, неприятности... Скажите же, что происходит, черт побери, я же ваш клиент».
– Скажу, скажу. Погодите немного.
Я встал, отмахнулся от Романеля небрежно-успокаивающим жестом и снова принялся вышагивать взад-вперед.
Что-то шевелилось в самом дальнем уголке моего мозга, какая-то мысль пыталась пробиться наружу, расталкивая соседок, это «что-то» было связано с записью, которую я сделал недавно, когда говорил одновременно в телефонную трубку и на магнитофон Уистлера.
Допустим, Стив – надежный человек, и еще: ни Финнеган, ни Кей Дарк не имели возможности открыть его сейф, взять кассету, быстро сделать копию и положить ее на место оригинала. Допустим, что так оно и было. Но если это так, тогда каким образом...
Сначала в этом не было никакого смысла. Затем он начал вырисовываться. Я почувствовал холодок, щекочущий мне спину, как будто кожа моя пузырилась и лопалась как ледяная корочка. Потом почувствовал, что на загривке шевелятся волосы. Продолжая расхаживать, я повернулся к двери, шагнул в сторону Клода Романеля. Он пристально смотрел на меня, пошевеливая губами, будто задавал какой-то вопрос, которого я не слышал.
За моей спиной раздался неожиданный, грохочущий треск – невероятное количество шума, – за которым последовали глухой стук и крик. Круто развернувшись, я потянулся к пистолету 38-го калибра, который был у меня под полой куртки, но в тот же миг остановился и отдернул руку. Дело в том, что я все еще думал о законе и о полицейских, которые в эту минуту взламывали дверь, чтобы арестовать одного парня, признавшегося в совершении полдюжины самых серьезных преступлений.
Если они увидят, что я размахиваю пушкой, эти движения могут стать последними в моей жизни. Поэтому я оставил пистолет в своей отделанной перламутром кобуре, но продолжал разворачиваться, пока не увидел толпу, ворвавшуюся в комнату.
Только это была не полиция.
Я успел додумать быструю, сумасшедшую, несколько неразумную, очень неприятную и, как я надеялся, совершенно невозможную мысль, которая заключалась в том, что, если эти ребята не полицейские, тогда я погиб.
Глава 19
Это была не толпа полицейских, это вообще была не толпа. Их было всего трое – один уже в комнате, двое за его спиной, – и все они шли прямо на меня. Просто казалось, что их больше, потому что первый, тот, кто несомненно сорвал дверь с петель и зашвырнул ее в комнату, был такой огромный, что сам по себе выглядел как целая толпа. Ну конечно, Альда Чимаррон.
Я еще не успел узнать его и ковбоя за его спиной и заметить третьего, которого прежде не видел, как моя ладонь легла на рукоятку 38-го калибра, и ковбой выбросил свою правую руку вперед в мою сторону – здоровенный кулак с зажатым в нем пистолетом. А Альда Чимаррон продолжал приближаться ко мне и спокойно говорил своим, как будто идущим из бочки голосом:
– Не дури, Скотт. На этот раз ты испекся.
В том, что говорил этот гад, было много справедливого. У двоих были в руках пушки, возможно, и Чимаррон был не безоружен, потому что он ударил меня в основание черепа чем-то очень тяжелым и твердым, даже тверже и тяжелее, чем мог быть его кулачище.
Потом на короткое время я вообще перестал соображать и предполагать. Я не отключился, но оказался на полу на одном колене. Я начал подниматься, но у меня не получалось: комната расплывалась перед моими глазами, я слышал слова, которые произносили эти трое, слышал их отчетливо, но они доносились до меня как будто кусочки далекого эха.
Кто-то встряхнул меня, и чья-то рука вырвала из моей кобуры «смит-и-вессон» 38-го калибра. Потом послышалось:
– Черт побери мои грешные кости.
Это был Чимаррон. Я мигом сообразил, что он обращался к Романелю, так как следующие его слова были:
– Может, хватит играть в прятки, старина Клод? Я уже начал думать, что твоя голова начнет соображать не раньше, чем через неделю, или вообще никогда. Как это ты умудрился, Клод?
Ответа не последовало.
Тогда Чимаррон мягко добавил:
– Отвечай, Клод, иначе мы снова поласкаем тебе голову, я и док...
– Нет! Пожалуйста, Альда... Я расскажу все, что ты хочешь. Вообще-то я помню только, что здесь был доктор, который что-то со мной делал. А потом... потом мне стало лучше. Почти совсем, совсем хорошо. Но я до сих пор почти ничего не помню, Альда. Все как-то смутно, кроме того, что я очнулся здесь, в этой комнате. Но теперь все в порядке, все нормально... только вот я ничего не помню.
Судя по звучанию его тусклого дрожащего голоса, я решил, что Романель очень испуган, даже потрясен при мысли об очередном сеансе «обработки» со стороны дока Блисса и Чимаррона. Но я понимал своего клиента, когда он утверждал, хотя это было неправдой, что он частично, а может и почти полностью потерял память.
– Конечно, Клод. Конечно. Так где она? Где твоя дочь, твоя Мишель Уоллес, твоя Спри?
– Я не знаю. Погоди... Клянусь Богом, не знаю. Он... мне никто не сказал.
Наконец-то я встал на обе ноги и попробовал выпрямиться. В тот же момент увидел движение мощных ног Чимаррона, затем одна из них взмыла вверх, и громадный башмак врезался мне в бок. Из моих легких со свистом вырвался воздух, и я рухнул на пол лицом вниз, прижавшись губами к грязному ковру, в нос мне ударил запах заплесневелого тряпья. После чего я лежал неподвижно, медленно и глубоко дыша, стараясь не думать о боли, которая выворачивала мне потроха. Не иначе, как он сломал мне ребро, подумал я.
Я услышал, как один из мордоворотов ударил Романеля. Это наверняка был Романель, потому что следом послышался стук упавшего на ковер тела. Повернув голову, я увидел, что Романель копошится на полу и медленно поднимается на ноги.
Потом он заговорил, и в его голосе не было воинственности, но и прежнего страха тоже не было.
– Я сказал тебе правду, Альда. Я ни хрена не помню с тех пор, как... Я имею в виду то, что случилось с четверга... вечером и до недавнего времени, когда увидел здесь доктора. Я даже не знаю, кто он такой. И уж, конечно, не имею представления, где Мишель. Если бы знал, я бы сказал.
– В этом я не сомневаюсь, Клод. А этот сукин сын Скотт скажет с удовольствием.
Он посмотрел на меня сверху вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Но вообще-то я в это не верил. Возможно, не было особых причин доверять Стиву Уистлеру больше, чем кому-либо другому из тех, с кем я встречался в последнее время, но, сам не знаю почему, я ему верил. Чаще всего я иду напролом с таким инстинктивным ощущением, которое возникает у меня в кишках, и на этот раз я не собирался изменять своей привычке.
Пока я говорил по телефону, Романель постоянно пытался перебить меня: «В чем дело?» и «Что там за чертовщина, Скотт?» Но я игнорировал его. В конце концов он поднялся со стула и теперь стоял в шаге от меня, продолжая нудить: «Что там стряслось? Кажется, неприятности... Скажите же, что происходит, черт побери, я же ваш клиент».
– Скажу, скажу. Погодите немного.
Я встал, отмахнулся от Романеля небрежно-успокаивающим жестом и снова принялся вышагивать взад-вперед.
Что-то шевелилось в самом дальнем уголке моего мозга, какая-то мысль пыталась пробиться наружу, расталкивая соседок, это «что-то» было связано с записью, которую я сделал недавно, когда говорил одновременно в телефонную трубку и на магнитофон Уистлера.
Допустим, Стив – надежный человек, и еще: ни Финнеган, ни Кей Дарк не имели возможности открыть его сейф, взять кассету, быстро сделать копию и положить ее на место оригинала. Допустим, что так оно и было. Но если это так, тогда каким образом...
Сначала в этом не было никакого смысла. Затем он начал вырисовываться. Я почувствовал холодок, щекочущий мне спину, как будто кожа моя пузырилась и лопалась как ледяная корочка. Потом почувствовал, что на загривке шевелятся волосы. Продолжая расхаживать, я повернулся к двери, шагнул в сторону Клода Романеля. Он пристально смотрел на меня, пошевеливая губами, будто задавал какой-то вопрос, которого я не слышал.
За моей спиной раздался неожиданный, грохочущий треск – невероятное количество шума, – за которым последовали глухой стук и крик. Круто развернувшись, я потянулся к пистолету 38-го калибра, который был у меня под полой куртки, но в тот же миг остановился и отдернул руку. Дело в том, что я все еще думал о законе и о полицейских, которые в эту минуту взламывали дверь, чтобы арестовать одного парня, признавшегося в совершении полдюжины самых серьезных преступлений.
Если они увидят, что я размахиваю пушкой, эти движения могут стать последними в моей жизни. Поэтому я оставил пистолет в своей отделанной перламутром кобуре, но продолжал разворачиваться, пока не увидел толпу, ворвавшуюся в комнату.
Только это была не полиция.
Я успел додумать быструю, сумасшедшую, несколько неразумную, очень неприятную и, как я надеялся, совершенно невозможную мысль, которая заключалась в том, что, если эти ребята не полицейские, тогда я погиб.
Глава 19
Это была не толпа полицейских, это вообще была не толпа. Их было всего трое – один уже в комнате, двое за его спиной, – и все они шли прямо на меня. Просто казалось, что их больше, потому что первый, тот, кто несомненно сорвал дверь с петель и зашвырнул ее в комнату, был такой огромный, что сам по себе выглядел как целая толпа. Ну конечно, Альда Чимаррон.
Я еще не успел узнать его и ковбоя за его спиной и заметить третьего, которого прежде не видел, как моя ладонь легла на рукоятку 38-го калибра, и ковбой выбросил свою правую руку вперед в мою сторону – здоровенный кулак с зажатым в нем пистолетом. А Альда Чимаррон продолжал приближаться ко мне и спокойно говорил своим, как будто идущим из бочки голосом:
– Не дури, Скотт. На этот раз ты испекся.
В том, что говорил этот гад, было много справедливого. У двоих были в руках пушки, возможно, и Чимаррон был не безоружен, потому что он ударил меня в основание черепа чем-то очень тяжелым и твердым, даже тверже и тяжелее, чем мог быть его кулачище.
Потом на короткое время я вообще перестал соображать и предполагать. Я не отключился, но оказался на полу на одном колене. Я начал подниматься, но у меня не получалось: комната расплывалась перед моими глазами, я слышал слова, которые произносили эти трое, слышал их отчетливо, но они доносились до меня как будто кусочки далекого эха.
Кто-то встряхнул меня, и чья-то рука вырвала из моей кобуры «смит-и-вессон» 38-го калибра. Потом послышалось:
– Черт побери мои грешные кости.
Это был Чимаррон. Я мигом сообразил, что он обращался к Романелю, так как следующие его слова были:
– Может, хватит играть в прятки, старина Клод? Я уже начал думать, что твоя голова начнет соображать не раньше, чем через неделю, или вообще никогда. Как это ты умудрился, Клод?
Ответа не последовало.
Тогда Чимаррон мягко добавил:
– Отвечай, Клод, иначе мы снова поласкаем тебе голову, я и док...
– Нет! Пожалуйста, Альда... Я расскажу все, что ты хочешь. Вообще-то я помню только, что здесь был доктор, который что-то со мной делал. А потом... потом мне стало лучше. Почти совсем, совсем хорошо. Но я до сих пор почти ничего не помню, Альда. Все как-то смутно, кроме того, что я очнулся здесь, в этой комнате. Но теперь все в порядке, все нормально... только вот я ничего не помню.
Судя по звучанию его тусклого дрожащего голоса, я решил, что Романель очень испуган, даже потрясен при мысли об очередном сеансе «обработки» со стороны дока Блисса и Чимаррона. Но я понимал своего клиента, когда он утверждал, хотя это было неправдой, что он частично, а может и почти полностью потерял память.
– Конечно, Клод. Конечно. Так где она? Где твоя дочь, твоя Мишель Уоллес, твоя Спри?
– Я не знаю. Погоди... Клянусь Богом, не знаю. Он... мне никто не сказал.
Наконец-то я встал на обе ноги и попробовал выпрямиться. В тот же момент увидел движение мощных ног Чимаррона, затем одна из них взмыла вверх, и громадный башмак врезался мне в бок. Из моих легких со свистом вырвался воздух, и я рухнул на пол лицом вниз, прижавшись губами к грязному ковру, в нос мне ударил запах заплесневелого тряпья. После чего я лежал неподвижно, медленно и глубоко дыша, стараясь не думать о боли, которая выворачивала мне потроха. Не иначе, как он сломал мне ребро, подумал я.
Я услышал, как один из мордоворотов ударил Романеля. Это наверняка был Романель, потому что следом послышался стук упавшего на ковер тела. Повернув голову, я увидел, что Романель копошится на полу и медленно поднимается на ноги.
Потом он заговорил, и в его голосе не было воинственности, но и прежнего страха тоже не было.
– Я сказал тебе правду, Альда. Я ни хрена не помню с тех пор, как... Я имею в виду то, что случилось с четверга... вечером и до недавнего времени, когда увидел здесь доктора. Я даже не знаю, кто он такой. И уж, конечно, не имею представления, где Мишель. Если бы знал, я бы сказал.
– В этом я не сомневаюсь, Клод. А этот сукин сын Скотт скажет с удовольствием.
Он посмотрел на меня сверху вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106