Нахмурившись, я сказал Лоане:
— Я немногое узнал о себе последние несколько часов. И мне не все нравится. Поэтому я хочу спросить вас, я составил свое состояние честно?
— О да. Вы что-то такое изобрели в фотографии и сделали кучу денег. А сейчас вы издаете журнал.
— Журнал?
— Под названием «В-а-а-у!».
— Не может быть.
— Да, да. Издаете. Именно поэтому мы и встретились. Я позировала для одного фото, которое делали вы. — Похоже, мысль об этом доставляла ей удовольствие.
Я моргнул:
— Извините, не помню. Что за фото? Если я издавал журнал с таким названием, можно представить, что за фото там помещались. Она секунду подумала, а потом сказала:
— Это было здесь, на Гавайях, на пляже с черным песком — Калапана-Бич. Я лежу на песке лицом вниз, а ноги — в черте прибоя. Разумеется, на мне никакой одежды...
— Никакой одежды...
— ..и фото цветное. Целый разворот журнала. Она что-то еще говорила, но я не слышал. Я встал, говоря про себя:
— Что за жизнь! Какую же жизнь я вел! Я постучал себя по голове: вернись, вернись! Но ничего не возвращалось. В конце концов я перестал терзать свою голову и сел:
— Расскажите мне больше. Как можно больше.
— Да это почти все, дорогой.
Дорогой. Она раза два или три так назвала меня. Что-то между нами было, это точно. Ну, во-первых, столик, которого лучше бы не было. Даже не зная, что там происходило, я хотел бы, чтобы мы опять очутились на этом чертовом дереве. Может быть, я даже согласился бы снова упасть с него.
— Вы можете многое рассказать мне. Все-все. Любая мелочь может пробудить мою память...
Она меня не слушала. Глаза ее опять широко раскрылись, и смотрела она на кого-то стоявшего у столика. Я проследил направление ее взгляда. Несколько в стороне стоял мужчина, глядя на Лоану. Потом он посмотрел на меня, и его рот широко открылся.
С этим я уже встречался. Встречался совсем недавно, поэтому его вспомнил. Высокий и тощий, с выдающимся вперед крючковатым носом, черными лохматыми бровями и волосами. И с синяком под глазом. Этот тощий ублюдок был одним из той четверки, что напала на меня вчера.
Рот его был разинут, тонкие губы растянуты так, что были видны кривые прокуренные зубы. Я поднялся со стула, действуя автоматически. Вчера он сначала набросился на меня, потом убегал. Сегодня мы словно начали с того места, где остановились вчера.
Мои ноги спружинили, а левой рукой я описал короткую петлю, целя ему в челюсть. Мой кулак пришелся точно ему по зубам, я почувствовал, что рассек себе кожу на костяшках. Но это был пустяк, а вот то, что случилось с ним, — было не пустяк. Раздался хруст сломанных зубов, словно деревянная доска треснула. Он взлетел и рухнул на соседний столик.
Вокруг завопили, все громче и громче. Моя шляпа слетела, обнажив белые волосы, когда я ударил его. Тут я увидел справа от себя, что какой-то человек за столиком показывает на меня и орет. Слов я не разобрал, но общий смысл до меня дошел. Я нахлобучил шляпу поглубже на голову. В толпе мелькнуло еще одно знакомое лицо — четвертый из моих ночных знакомцев, тот, который вел машину.
Я двинулся в его направлении, потом остановился. Шум стоял страшный. Бармен выскочил из-за стойки и двигался ко мне, а двое официантов приближались с другой стороны. И еще этот четвертый плюс пьяные, всегда готовые ввязаться в любую потасовку.
Я вспомнил о детективе Роберте Уэнге и здании полицейского управления в Гонолулу. И еще я увидел электрические стулья, газовые камеры, расстрельные команды.
Я колебался. Мне надоело убегать.
Но даже зная теперь свое имя, я все равно не знал, за что на меня ополчились эти крутые парни. И уж точно я знал, что детектив Уэнг захочет поговорить со мной об этих трупах на улице Монсаррат Особенно теперь, когда он наверняка уже поговорил с кем-нибудь в «Эдвертайзер».
Тот, которого я двинул, навзничь лежал на полу, одна нога слабо подергивалась. Я поколебался, а потом, как говорится, взял ноги в руки. В общем, я побежал.
Я проскочил мимо бара к выходу из «Пеле» и направо по темной аллее, обсаженной деревьями и кустами. Аллея поворачивала, я повернул вместе с ней и выбежал на лужайку. За мной не гналась, вопя, толпа, как это уже бывало, так — отдельные люди, обычные выкрики. Миновав лужайку, я выскочил на песок пляжа, где стояли шезлонги и тенты от солнца, и побежал дальше. Через несколько кварталов я свернул на какую-то улицу и перешел на шаг. Похоже, я от них оторвался. Но, как я подозревал, ненадолго. Остров Оаху становился для меня маловат.
Несколько позже я, полностью одетый, лежал на пустом пляже и пытался думать. Я ничего не понимал. Но один факт был абсолютно ясен, он выдавался в мыслях, как Алмазный мыс в море: я должен больше узнать о самом себе, своем прошлом, что ввергло меня в нынешнюю ситуацию и в чем, собственно, эта ситуация заключается. Это было жизненно необходимо, в самом прямом смысле. Как объясняют словари: необходимо для поддержания и продления жизни. Да не просто какой-то жизни, а моей. Если я не узнаю больше и не сделаю этого быстро, я просто перестану существовать.
Особенно здесь, на Оаху, дни мои будут сочтены. Учитывая наличие детектива Уэнга, сопя преследующего меня в компании множества сопящих полисменов, плюс огромное число крутых парней с пистолетами, жаждущих пустить эти пистолеты в ход и проделать во мне много отвратительных отверстий, Оаху становился местом горячим, как во время извержения вулкана.
На мгновение, нарисовав себе всю эту картину, я почувствовал нечто вроде религиозного восторга. Совершенно очевидно, что, кем бы я ни был, сам себя ввергнуть в такую затруднительную ситуацию я бы не сумел. Наверняка какой-нибудь вершитель судеб низшего разряда ставил на мне эксперимент, запутав нити моей жизни в мощный гордиев узел.
Да черт с ними. Я не собирался совсем убежать от неприятностей, я просто хотел убраться отсюда подальше. Если удастся. Но мне нужна была цель, я должен был не просто убраться отсюда, но и знать, куда именно и зачем. В конце концов, моей главной задачей здесь была встреча с Лоаной Калеохой и разговор с ней. Я это сделал, но она не смогла сообщить мне чего-либо действительно ценного. Итак — прочь, прочь! Но куда?
Итак, с чего начать, что мне известно?
В моем сознании всплыл чек на тысячу долларов. Я вспомнил адрес: 947, Пойнсеттиа-Драйв, Медина, Калифорния. И еще я вспомнил, что Уэнг сказал о Шелле Скотте — это частный детектив из Лос-Анджелеса. Почему я дал — или собирался дать — столько денег этому Шеллу Скотту? Детективу. Может быть, у меня были неприятности?
Я грустно рассмеялся при этой мысли. Хорошенькое «может быть».
Я попытался привести свои мысли в порядок, найти лучший и скорейший способ понять положение, в котором находился. Оно прорисовывалось достаточно ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57