Все, кроме незваного гостя — то есть меня. Время было восемь тридцать, и пора было начинать. Я взял фотокомпозицию, прошел мимо бассейна и приблизился к боковой двери. Блэкки свое дело сделала — дверь бесшумно открылась. Я закрыл ее за собой, подождал. Из дальней части дома едва доносились смех и разговоры. Если в планах не произошло изменений, вся компания сейчас должна была находиться в «комнате для поддачи», которая, как я слышал, была роскошно обставлена, имела два бара и музыкальный комбайн — все, что нужно для легкого (или крупного) поддатия.
Потом, подняв настроение, гости перейдут в огромную гостиную. Девушки переоденутся в одной из спален в их «костюмы», а потом начнется главное развлечение — фотографирование. И может быть, все, как полагается на дне рождения, запоют "Поздравляем с днем рождения, «В-а-а-у!» и что-нибудь столь же волнующее.
Я двинулся вперед. Звуки веселья стали громче, но я пока никого не видел. Через минуту обнаружил гостиную. У одной стены уже стояли на треногах камеры, лампы, рефлекторы, но людей в комнате не было.
Прямо напротив меня была пустая стена, отделанная гладким отполированным черным деревом. Ближе к углам в стене были две массивные двери. Правая стена комнаты была почти сплошное окно, выходившее на плавательный бассейн. Слева были открыты скользящие на роликах двери в библиотеку. Я видел в ней на полках сотни книг, которые сегодня никто не собирался читать.
В нескольких футах от раздвижных дверей на стене висела большая картина. Она была почти такого же размера, как моя фотокомпозиция, но не так интересна, ибо на ней были в старинной манере маслом нарисованы дохлая рыба и несколько фаршированных уток. Вместо рыбы и уток я повесил свое произведение искусства и, отступив назад, полюбовался на него. Взятые все вместе, девушки «В-а-а-у!» производили просто неизгладимое впечатление. Я прислонил снятую картину к стене лицом, вошел в библиотеку, закрыл двери и осмотрелся.
На полках было не меньше четырех или пяти тысяч книг, мебель выглядела спокойной и комфортабельной. В открытые окна врывался легкий бриз, за окнами виднелись заросли филодендронов с мясистыми блестящими листьями. В комнате слегка пахло табаком. Сейчас она была тихая и пустая. Я приоткрыл двери примерно на полдюйма и подождал.
Минут через десять после того, как я занял свою позицию, в гостиной начали появляться первые гости. Скоро их там стало человек двадцать. Одни прогуливались по кругу, другие только появлялись на пороге — все с бокалами в руках. В щелочку мне хорошо было видно Эда Грея. Очевидно, кто-то поставил ему хороший фонарь, который даже грим не смог скрыть. Мне это понравилось. Показался Слобберс и два других громилы. Там было еще несколько мужчин — некоторые, очевидно, из персонала «В-а-а-у!», профессиональные фотомастера и пара любителей.
Мужчина с блокнотом в руке, видимо репортер, помахал рукой кому-то в другом конце комнаты и крикнул:
— Эй, Десмонд. Пару вопросов?
Высокий широкоплечий парень с копной вьющихся каштановых волос и симпатичным лицом подошел к нему. Это был Орландо Десмонд — муж Рэйвен Мак-Кенны. Я узнал его. Он поговорил с репортером. Потом вдруг Орландо откинул голову назад и засмеялся, обводя глазами комнату, возможно, для того, чтобы видеть, какое впечатление произвела его белоснежная улыбка на женскую часть общества.
Похоже, все уже были в сборе, и набралось немало народу. Мужчины, высокие и маленькие, толстые и худые, репортеры, фотографы, бандиты — все и плюс...
Плюс — десять самых потрясающих красоток, которых только может мечтать встретить мужчина за всю свою длинную и насыщенную жизнь. Десять девушек «В-а-а-у!», десять соблазнительных, высокогрудых, безупречно сложенных помидорчиков, молодых и сочных, здоровых и трепещущих, изысканно одетых. Блондинки и шатенки, рыжие и с угольно-черными волосами. Все были в вечерних платьях, и эти платья выглядели так, словно они совершенно не годятся, чтобы их надевать, годятся лишь для того, чтобы их натягивать. Несколько черных платьев, одно бирюзово-голубое, одно ярко-оранжевое, пурпурное, зеленое с бежевым, белое и цвета лаванды.
Окрашенные ярко-красной губной помадой сигареты подносились к ярко накрашенным губам, сочные рты ласкали края хрустальных бокалов, белые зубы вспыхивали в улыбках. Это было прелестно и восхитительно. И это было ужасно. Я хотел быть там, порхая от одной к другой, как пчелка от цветка к цветку, как оса, как ястреб, как сумасшедший. Каковым я и являлся. И стоял в библиотеке, пялясь в щелочку.
Комната гудела от разговоров и смеха, шум усиливался и ослабевал, нежные груди рвались из объятий декольтированных платьев, под напором плоти вздымался шелк, нейлон, джерси. Красавицы разгуливали по комнате. На серебряных подносах разносили бутерброды и горячие закуски. Напитки рекой лились. Меня пот прошиб.
Ну, парень, я тебе скажу, лучше ни одной из этих красоток случайно не войти в библиотеку. Нет, сэр! Хотя дело того и стоило, но все могло полететь к чертям. Но в библиотеку никто и не входил, все проходили мимо в поисках выпивки, закуски или девушки.
Десять красоток — из двенадцати. Это означало, что две отсутствуют. Ясно, одна из них — Пэйджин Пэйдж.
Низенький полный человек, мистер Уиттейкер, как я догадался, попросил внимания, сказал несколько приветственных слов собравшимся и представил им Орлан-до Десмонда. Десмонд произнес короткий спич, в котором рассказал о трагической гибели Уэбли Олдена, упомянул многие его достоинства и назвал подлинной душой журнала. Затем он переключился на комплименты девушкам, сумевшим так поднять тираж журнала и взбудоражить мужскую половину населения США, а закончил он тем, что спел песенку.
Аплодисменты. Снова разносили напитки. Мой страждущий взор остановился на одной из красоток. Блэкки. Она как бы случайно приблизилась к дверям в библиотеку. На секунду я испугался, что она войдет. Но она остановилась около двери, открыла сумочку, достала губную помаду и маленькое зеркальце. Водя помадой по губам, она спросила:
— Все в порядке?
Я в щель шепнул:
— Да. Но находиться здесь ужасно.
Она слегка улыбнулась:
— Знаю. Ты хотел бы быть там, со мной.
— Да... наверное, так. Как вообще все идет?
— Двух девушек все еще нет.
— Я догадался, что нет Пэйджин Пэйдж и Лоаны Калеохи.
— Да, а как ты узнал?
— Сейчас это не важно. Когда начнется это фотографирование?
— Скоро. Все уже дождаться не могут.
Она стала поворачиваться, чтобы отойти, и тут я вспомнил кое-что. Очень важное, о котором как-то забыл.
— Дорогая, — сказал я. — Подожди минутку.
Она остановилась, вытащила из сумки бумажную салфетку и промокнула губы. С другого конца комнаты на нее смотрели двое мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Потом, подняв настроение, гости перейдут в огромную гостиную. Девушки переоденутся в одной из спален в их «костюмы», а потом начнется главное развлечение — фотографирование. И может быть, все, как полагается на дне рождения, запоют "Поздравляем с днем рождения, «В-а-а-у!» и что-нибудь столь же волнующее.
Я двинулся вперед. Звуки веселья стали громче, но я пока никого не видел. Через минуту обнаружил гостиную. У одной стены уже стояли на треногах камеры, лампы, рефлекторы, но людей в комнате не было.
Прямо напротив меня была пустая стена, отделанная гладким отполированным черным деревом. Ближе к углам в стене были две массивные двери. Правая стена комнаты была почти сплошное окно, выходившее на плавательный бассейн. Слева были открыты скользящие на роликах двери в библиотеку. Я видел в ней на полках сотни книг, которые сегодня никто не собирался читать.
В нескольких футах от раздвижных дверей на стене висела большая картина. Она была почти такого же размера, как моя фотокомпозиция, но не так интересна, ибо на ней были в старинной манере маслом нарисованы дохлая рыба и несколько фаршированных уток. Вместо рыбы и уток я повесил свое произведение искусства и, отступив назад, полюбовался на него. Взятые все вместе, девушки «В-а-а-у!» производили просто неизгладимое впечатление. Я прислонил снятую картину к стене лицом, вошел в библиотеку, закрыл двери и осмотрелся.
На полках было не меньше четырех или пяти тысяч книг, мебель выглядела спокойной и комфортабельной. В открытые окна врывался легкий бриз, за окнами виднелись заросли филодендронов с мясистыми блестящими листьями. В комнате слегка пахло табаком. Сейчас она была тихая и пустая. Я приоткрыл двери примерно на полдюйма и подождал.
Минут через десять после того, как я занял свою позицию, в гостиной начали появляться первые гости. Скоро их там стало человек двадцать. Одни прогуливались по кругу, другие только появлялись на пороге — все с бокалами в руках. В щелочку мне хорошо было видно Эда Грея. Очевидно, кто-то поставил ему хороший фонарь, который даже грим не смог скрыть. Мне это понравилось. Показался Слобберс и два других громилы. Там было еще несколько мужчин — некоторые, очевидно, из персонала «В-а-а-у!», профессиональные фотомастера и пара любителей.
Мужчина с блокнотом в руке, видимо репортер, помахал рукой кому-то в другом конце комнаты и крикнул:
— Эй, Десмонд. Пару вопросов?
Высокий широкоплечий парень с копной вьющихся каштановых волос и симпатичным лицом подошел к нему. Это был Орландо Десмонд — муж Рэйвен Мак-Кенны. Я узнал его. Он поговорил с репортером. Потом вдруг Орландо откинул голову назад и засмеялся, обводя глазами комнату, возможно, для того, чтобы видеть, какое впечатление произвела его белоснежная улыбка на женскую часть общества.
Похоже, все уже были в сборе, и набралось немало народу. Мужчины, высокие и маленькие, толстые и худые, репортеры, фотографы, бандиты — все и плюс...
Плюс — десять самых потрясающих красоток, которых только может мечтать встретить мужчина за всю свою длинную и насыщенную жизнь. Десять девушек «В-а-а-у!», десять соблазнительных, высокогрудых, безупречно сложенных помидорчиков, молодых и сочных, здоровых и трепещущих, изысканно одетых. Блондинки и шатенки, рыжие и с угольно-черными волосами. Все были в вечерних платьях, и эти платья выглядели так, словно они совершенно не годятся, чтобы их надевать, годятся лишь для того, чтобы их натягивать. Несколько черных платьев, одно бирюзово-голубое, одно ярко-оранжевое, пурпурное, зеленое с бежевым, белое и цвета лаванды.
Окрашенные ярко-красной губной помадой сигареты подносились к ярко накрашенным губам, сочные рты ласкали края хрустальных бокалов, белые зубы вспыхивали в улыбках. Это было прелестно и восхитительно. И это было ужасно. Я хотел быть там, порхая от одной к другой, как пчелка от цветка к цветку, как оса, как ястреб, как сумасшедший. Каковым я и являлся. И стоял в библиотеке, пялясь в щелочку.
Комната гудела от разговоров и смеха, шум усиливался и ослабевал, нежные груди рвались из объятий декольтированных платьев, под напором плоти вздымался шелк, нейлон, джерси. Красавицы разгуливали по комнате. На серебряных подносах разносили бутерброды и горячие закуски. Напитки рекой лились. Меня пот прошиб.
Ну, парень, я тебе скажу, лучше ни одной из этих красоток случайно не войти в библиотеку. Нет, сэр! Хотя дело того и стоило, но все могло полететь к чертям. Но в библиотеку никто и не входил, все проходили мимо в поисках выпивки, закуски или девушки.
Десять красоток — из двенадцати. Это означало, что две отсутствуют. Ясно, одна из них — Пэйджин Пэйдж.
Низенький полный человек, мистер Уиттейкер, как я догадался, попросил внимания, сказал несколько приветственных слов собравшимся и представил им Орлан-до Десмонда. Десмонд произнес короткий спич, в котором рассказал о трагической гибели Уэбли Олдена, упомянул многие его достоинства и назвал подлинной душой журнала. Затем он переключился на комплименты девушкам, сумевшим так поднять тираж журнала и взбудоражить мужскую половину населения США, а закончил он тем, что спел песенку.
Аплодисменты. Снова разносили напитки. Мой страждущий взор остановился на одной из красоток. Блэкки. Она как бы случайно приблизилась к дверям в библиотеку. На секунду я испугался, что она войдет. Но она остановилась около двери, открыла сумочку, достала губную помаду и маленькое зеркальце. Водя помадой по губам, она спросила:
— Все в порядке?
Я в щель шепнул:
— Да. Но находиться здесь ужасно.
Она слегка улыбнулась:
— Знаю. Ты хотел бы быть там, со мной.
— Да... наверное, так. Как вообще все идет?
— Двух девушек все еще нет.
— Я догадался, что нет Пэйджин Пэйдж и Лоаны Калеохи.
— Да, а как ты узнал?
— Сейчас это не важно. Когда начнется это фотографирование?
— Скоро. Все уже дождаться не могут.
Она стала поворачиваться, чтобы отойти, и тут я вспомнил кое-что. Очень важное, о котором как-то забыл.
— Дорогая, — сказал я. — Подожди минутку.
Она остановилась, вытащила из сумки бумажную салфетку и промокнула губы. С другого конца комнаты на нее смотрели двое мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57