Каким-то образом ему удалось вскарабкаться наверх, на небольшую ровную площадку, где лежали окровавленные тела нескольких солдат. Парапет вокруг них был выщерблен пулями и покрыт серым налётом пыли. Он некоторое время стоял над ними, раскачиваясь из стороны в сторону, затем обвёл взглядом небо в поисках модуля.
Прошло около двух часов, когда на модуле наконец заметили букву «Z», выложенную из мёртвых тел на парапете.
Глава I
На «Стабериндо» огни были погашены, тусклый приземистый силуэт корабля образовывал конус, который лишь намекал на концентрические кольца его пушек и линии палуб. Благодаря вязкому туману судно напоминало грозную тёмную тучу, обещающую пролиться смертоносным дождём. Он смотрел вперёд, не мигая, чувствуя свинцовую усталость в ногах. Пахло морем; ноздри щекотал запах извести, едкий и горький. Иногда, когда эта война начинала казаться ему особенно бессмысленной и жестокой, он пытался вспомнить сад из такого далёкого теперь детства и аромат цветов в том саду, но сейчас ему никак не удавалось вообразить их сладко-соблазнительное благоухание или припомнить что-нибудь хорошее, происходившее в те времена. Вместо этого память жестоко подсовывала ему следующее: загорелые руки на бледных бёдрах сестры, нелепый стульчик, который они выбрали для своих «упражнений». А в тот последний раз, когда он был в усадьбе с танковым корпусом… во что превратил Элетиомел место, где он родился! Хаос и разрушения, от дома остались одни стены, каменный корабль уничтожен, парк сожжён. Тогда он провёл свою собственную акцию против тирании памяти. Танк трясся под ним, поляну озарял яркий свет зажигательной бомбы, а беседка оставалась невредимой. Ему хотелось заорать благим матом и разнести её в щепы собственными руками. Он приказал стрелку прицелиться в верхнюю ступеньку и увидел, как беседка наконец взлетела в воздух, рассыпаясь на множество обломков, осыпая танк землёй и щепками.
Ночь за стенами дота была жаркой и гнетущей, полуденный зной оказался пойманным в ловушку и прижатым к земле тяжестью висевших в небе туч. Наверное, ветер внезапно переменился, потому что он ощутил в воздухе принесённый откуда-то из глубины материка щемяще знакомый запах луговых цветов и сена. Он прижался лбом к холодному шершавому бетону стены над смотровой щелью.
Иногда ему хотелось, чтобы все это поскорее закончилось, а как именно — уже не имело значения. Самый простой, лёгкий и соблазнительный способ решить ситуацию. Но… Даркенза, удерживаемая на этом корабле как пленница Элетиомела? Он знал, что сестра больше не любит компаньона по детским играм, да и вряд ли любила когда-нибудь. То увлечение было недолгим — скорее, смешной местью семье за воображаемое пренебрежение, предпочтение ей Ливуэты. Он также верил, что Даркенза оказалась там невольной заложницей: стремительность наступления Элетиомела застала их врасплох, поймала в капкан треть населения города.
И потому ради неё он продолжал сражаться, испепелённый ненавистью к бывшему младшему приятелю, ненависть удерживала его на полях сражений этой долгой войны, но теперь она иссякала и, как пепел, сыпалась между пальцев.
Как мог Элетиомел так поступить? Даже если он уже не любил её (хотя этот выродок утверждал обратное), как он мог использовать её словно снаряд, находившийся в одной из пушек линкора?
А как должен был поступить он, Закалве? Ведь Ливуэта уже обвиняла его во всём случившемся! Сдаться? Обменять сестру на сестру? Предпринять отчаянную, заранее обречённую на неудачу попытку спасти Даркензу? Просто атаковать? Он столько раз объяснял, что успех гарантирует только длительная осада, так долго вёл бесконечные споры по этому поводу — и теперь сомневался, прав ли он на самом деле.
— Сэр? — обратился к нему один из стоявших позади него командиров. Он обернулся.
— Что, Свейс?
— Полагаю, нам лучше отбыть в штаб. Облачность рассеивается, скоро рассвет. Полагаю, не следует находиться в пределах досягаемости орудий корабля.
— Знаю.
Он снова бросил взгляд на тёмный силуэт корабля и едва сдержал себя, чтобы не отшатнуться: казалось, пушки нацелились на него и вот-вот извергнут пламя… Резким движением он задвинул смотровую щель металлическим ставнем. На секунду в доте стало очень темно, затем кто-то включил свет, и они некоторое время молча стояли, щурясь от слепяще-яркого пламени лампы.
Штабной бронированный автомобиль ждал его. Адъютанты и младшие офицеры, вытянувшись по стойке «смирно», отсалютовали ему. Двое из них поспешили распахнуть перед ним дверцы. Он расположился на покрытом мехом заднем сиденье, напротив него сели трое командиров. Бронированные дверцы с лязгом захлопнулись, машина зарычала и двинулась вперёд, подскакивая на неровной дороге, прочь от высившегося позади тёмного силуэта.
— Сэр, — начал Свейс, переглянувшись с другими офицерами, — мы обсудили…
— Я знаю, что вы мне предложите: осыпать «Стабериндо» бомбами и снарядами, а когда его охватит пламя — атаковать бронетранспортёрами на воздушной подушке, — он сделал предостерегающий жест. — Итак, я знаю, что вы обсуждали и к каким именно выводам пришли. Они меня не интересуют.
— Сэр, мы понимаем ваше состояние, насколько напряжены ваши нервы. Вашу сестру держат…
— Это не имеет никакого отношения к делу, Свейс. Вы оскорбляете меня, подозревая, что я нашёл причину отложить атаку из-за своей родственницы. Мои соображения таковы: враг превратил корабль в неприступную крепость, бросать на него самолёты или начать артиллерийскую дуэль более чем глупо. Следует дождаться зимнего паводка, когда наш флот сможет преодолеть устье и канал и сразиться со «Стабериндо» на равных.
— Сэр, — не отступал Свейс, — как ни тяжело нам не соглашаться с вами, тем. не менее, мы…
— Вы будете молчать, командир Свейс, — ледяным тоном приказал он. Тот шумно сглотнул. — У меня достаточно забот и без того, чтобы выслушивать весь этот бред, которые мои старшие офицеры почему-то считают выработкой стратегии и тактики…
Некоторое время слышался только отдалённый шум двигателя. Свейс выглядел потрясённым, его лицо блестело от пота; другие двое офицеров изучали ковёр на полу. Автомобиль тем временем выехал на шоссе и, взревев, увеличил скорость.
— Сэр, я готов по…
— Сделайте одолжение, — прервал он Свейса. — Я всего лишь прошу поступать так, как вам положено. Пусть не будет никаких разногласий, давайте всё-таки бороться с врагом, а не друг с другом.
— … покинуть ваш штаб, если вы этого желаете, — закончил прерванную фразу офицер.
Напряжённое молчание, казалось, наложило отпечаток на искажённое отчаянием лицо Свейса, на неподвижно-напряжённые позы двух других командиров — словно холодное дыхание зимы, до которой ещё оставалось целых полгода, ворвалось в машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Прошло около двух часов, когда на модуле наконец заметили букву «Z», выложенную из мёртвых тел на парапете.
Глава I
На «Стабериндо» огни были погашены, тусклый приземистый силуэт корабля образовывал конус, который лишь намекал на концентрические кольца его пушек и линии палуб. Благодаря вязкому туману судно напоминало грозную тёмную тучу, обещающую пролиться смертоносным дождём. Он смотрел вперёд, не мигая, чувствуя свинцовую усталость в ногах. Пахло морем; ноздри щекотал запах извести, едкий и горький. Иногда, когда эта война начинала казаться ему особенно бессмысленной и жестокой, он пытался вспомнить сад из такого далёкого теперь детства и аромат цветов в том саду, но сейчас ему никак не удавалось вообразить их сладко-соблазнительное благоухание или припомнить что-нибудь хорошее, происходившее в те времена. Вместо этого память жестоко подсовывала ему следующее: загорелые руки на бледных бёдрах сестры, нелепый стульчик, который они выбрали для своих «упражнений». А в тот последний раз, когда он был в усадьбе с танковым корпусом… во что превратил Элетиомел место, где он родился! Хаос и разрушения, от дома остались одни стены, каменный корабль уничтожен, парк сожжён. Тогда он провёл свою собственную акцию против тирании памяти. Танк трясся под ним, поляну озарял яркий свет зажигательной бомбы, а беседка оставалась невредимой. Ему хотелось заорать благим матом и разнести её в щепы собственными руками. Он приказал стрелку прицелиться в верхнюю ступеньку и увидел, как беседка наконец взлетела в воздух, рассыпаясь на множество обломков, осыпая танк землёй и щепками.
Ночь за стенами дота была жаркой и гнетущей, полуденный зной оказался пойманным в ловушку и прижатым к земле тяжестью висевших в небе туч. Наверное, ветер внезапно переменился, потому что он ощутил в воздухе принесённый откуда-то из глубины материка щемяще знакомый запах луговых цветов и сена. Он прижался лбом к холодному шершавому бетону стены над смотровой щелью.
Иногда ему хотелось, чтобы все это поскорее закончилось, а как именно — уже не имело значения. Самый простой, лёгкий и соблазнительный способ решить ситуацию. Но… Даркенза, удерживаемая на этом корабле как пленница Элетиомела? Он знал, что сестра больше не любит компаньона по детским играм, да и вряд ли любила когда-нибудь. То увлечение было недолгим — скорее, смешной местью семье за воображаемое пренебрежение, предпочтение ей Ливуэты. Он также верил, что Даркенза оказалась там невольной заложницей: стремительность наступления Элетиомела застала их врасплох, поймала в капкан треть населения города.
И потому ради неё он продолжал сражаться, испепелённый ненавистью к бывшему младшему приятелю, ненависть удерживала его на полях сражений этой долгой войны, но теперь она иссякала и, как пепел, сыпалась между пальцев.
Как мог Элетиомел так поступить? Даже если он уже не любил её (хотя этот выродок утверждал обратное), как он мог использовать её словно снаряд, находившийся в одной из пушек линкора?
А как должен был поступить он, Закалве? Ведь Ливуэта уже обвиняла его во всём случившемся! Сдаться? Обменять сестру на сестру? Предпринять отчаянную, заранее обречённую на неудачу попытку спасти Даркензу? Просто атаковать? Он столько раз объяснял, что успех гарантирует только длительная осада, так долго вёл бесконечные споры по этому поводу — и теперь сомневался, прав ли он на самом деле.
— Сэр? — обратился к нему один из стоявших позади него командиров. Он обернулся.
— Что, Свейс?
— Полагаю, нам лучше отбыть в штаб. Облачность рассеивается, скоро рассвет. Полагаю, не следует находиться в пределах досягаемости орудий корабля.
— Знаю.
Он снова бросил взгляд на тёмный силуэт корабля и едва сдержал себя, чтобы не отшатнуться: казалось, пушки нацелились на него и вот-вот извергнут пламя… Резким движением он задвинул смотровую щель металлическим ставнем. На секунду в доте стало очень темно, затем кто-то включил свет, и они некоторое время молча стояли, щурясь от слепяще-яркого пламени лампы.
Штабной бронированный автомобиль ждал его. Адъютанты и младшие офицеры, вытянувшись по стойке «смирно», отсалютовали ему. Двое из них поспешили распахнуть перед ним дверцы. Он расположился на покрытом мехом заднем сиденье, напротив него сели трое командиров. Бронированные дверцы с лязгом захлопнулись, машина зарычала и двинулась вперёд, подскакивая на неровной дороге, прочь от высившегося позади тёмного силуэта.
— Сэр, — начал Свейс, переглянувшись с другими офицерами, — мы обсудили…
— Я знаю, что вы мне предложите: осыпать «Стабериндо» бомбами и снарядами, а когда его охватит пламя — атаковать бронетранспортёрами на воздушной подушке, — он сделал предостерегающий жест. — Итак, я знаю, что вы обсуждали и к каким именно выводам пришли. Они меня не интересуют.
— Сэр, мы понимаем ваше состояние, насколько напряжены ваши нервы. Вашу сестру держат…
— Это не имеет никакого отношения к делу, Свейс. Вы оскорбляете меня, подозревая, что я нашёл причину отложить атаку из-за своей родственницы. Мои соображения таковы: враг превратил корабль в неприступную крепость, бросать на него самолёты или начать артиллерийскую дуэль более чем глупо. Следует дождаться зимнего паводка, когда наш флот сможет преодолеть устье и канал и сразиться со «Стабериндо» на равных.
— Сэр, — не отступал Свейс, — как ни тяжело нам не соглашаться с вами, тем. не менее, мы…
— Вы будете молчать, командир Свейс, — ледяным тоном приказал он. Тот шумно сглотнул. — У меня достаточно забот и без того, чтобы выслушивать весь этот бред, которые мои старшие офицеры почему-то считают выработкой стратегии и тактики…
Некоторое время слышался только отдалённый шум двигателя. Свейс выглядел потрясённым, его лицо блестело от пота; другие двое офицеров изучали ковёр на полу. Автомобиль тем временем выехал на шоссе и, взревев, увеличил скорость.
— Сэр, я готов по…
— Сделайте одолжение, — прервал он Свейса. — Я всего лишь прошу поступать так, как вам положено. Пусть не будет никаких разногласий, давайте всё-таки бороться с врагом, а не друг с другом.
— … покинуть ваш штаб, если вы этого желаете, — закончил прерванную фразу офицер.
Напряжённое молчание, казалось, наложило отпечаток на искажённое отчаянием лицо Свейса, на неподвижно-напряжённые позы двух других командиров — словно холодное дыхание зимы, до которой ещё оставалось целых полгода, ворвалось в машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76