Он вскинул голову, когда они проходили под форштевнем превращённого в руины линкора. Дизиэт наблюдала за выражением на его лице и никак не могла решить, что на нём было написано: благоговейный страх, неуверенность или ужас.
Вестибюль станции, с её высокими гулкими сводами, заполненный до отказа народом, поражал удивительной чистотой. Солнечный свет переливался на гранях стеклянного потолка. Скаффен-Амтиско довольно удачно изображал чемоданчик не оттягивая руки Дизиэт, зато на другой руке повис раненый мужчина более чем тяжёлым грузом.
К платформе подошёл поезд, и они сели в него, сопровождаемые любопытными взглядами прохожих. Закалве сразу обмяк на сиденье и упорно рассматривал стену вагона перед собой, игнорируя мелькавший за окном пейзаж.
— Ты плохо выглядишь, Шераданин, — заметил стоявший на столике дрон.
— Все лучше, чем выглядеть чемоданом, — парировал он.
— Очень остроумно, — обиделся дрон и обратился к «Ксенофобу». — Корабль, ты уже закончил составлять карты?
— Нет.
— «Ксенофоб»! Ты не мог бы занять малую часть своего быстродействующего мозга выяснением того, почему Закалве так заинтересовался развалиной кораблём?
— Полагаю, что да, но… подожди-ка, вот что у нас есть…
Он опустил веки, а когда поднял их, его зрачки странно увеличились. Теперь он смотрел в окно на проносившиеся мимо празднично-яркие городские кварталы, но Сма почему-то казалось, что видит он другой город, или может быть, и тот же самый, но существовавший давным-давно.
— Я здесь родился… Он закашлялся, почти сгибаясь пополам и держась за бок. — Давным-давно…
Женщина слушала его. Слушал дрон. Слушал «Ксенофоб».
Он рассказывал историю о доме, усадьбе расположенной между городом и морем. О прекрасном саде и трёх, позже — четырёх детях, которые выросли в одном доме и вместе играли у пруда с каменным кораблём. Упомянул он и о двух матерях-подругах, и о строгом отце, и о другом — томившемся в тюрьме, а потом казнённом…
Рассказал о том, как им запретили гулять без охраны, как была похищена винтовка, как напали на дом наёмные убийцы… об осколке кости Даркензы, который пронзил его грудь, едва не достигнув сердца… Он начал заметно сдавать, голос был еле слышен. Сма жестом подозвала официанта, толкавшего перед собой тележку с напитками, и протянула раненому бокал с водой. Он сделал глоток, закашлялся и потом только изредка подносил бокал к губам, смачивая их.
— … но началась война, и двое мальчиков — теперь уже мужчин, оказались в разных лагерях.
— Очень увлекательно, — поделился с дроном «Ксенофоб», — пожалуй, я кое-что проверю.
— Давно пора, — заметил дрон и снова обратился в слух.
Теперь речь шла об осаде, в которой принимал участие «Стабериндо», о том, как войска пошли на приступ, а мальчик, что играл в саду, стал мужчиной, который совершил страшный поступок — он рассказал им, что однажды получили от Элетиомела брат и сестра захваченной им девушки. Брат, в приступе отчаяния, хотел покончить с собой, бросив на произвол судьбы армию и сестру. Ливуэта не простила его, но последовала за ним на планету, почти сплошь покрытую айсбергами, но там потеряла его след. Откуда ей было знать, что жизнь брата совершенно изменилась после встречи с некоей дамой во время снежной бури.
Ливуэта прекратила поиски и отправилась в долгое путешествие, стараясь избавиться от своих воспоминаний…
— Шераданин! — Сма мягко накрыла его ладонь своей.
Он бросил взгляд в окно на проносившуюся мимо прерию, похожую на золотое море, и провёл рукой по тщательно выбритой голове, словно приглаживая длинные волосы.
Кураз перебывал всем: огнём и льдом, сушей и водой. Некогда этот перешеек представлял собой сплошные скалы и ледники, потом превратился в страну лесов, когда в результате катаклизмов внутри планеты материки изменили своё местоположение, и климат, соответственно, тоже изменился. Позже леса уступили место пустыне. А потом на перешеек упал астероид, два океана слились в один и пыль от взрыва закрыла солнце, спровоцировав настоящий ледниковый период, который привёл к гибели множество видов.
Дизиэт нашла в кармашке сиденья информационную брошюру о Куразе, прочитав две страницы, она на мгновение оторвала от неё взгляд и посмотрела на сидевшего рядом с ней мужчину. Тот заснул, и лицо его выглядело измученным и старым.
— Шераданин, что с тобой? — прошептала она, качая головой.
— Стремление умереть, — пробормотал дрон, — с экстравертными осложнениями.
Сма опять покачала головой и вернулась к чтению. Раненый метался во сне, и Скаффен постоянно проверял его состояние.
Дизиэт почему-то вспомнила дом под плотиной, откуда её забрал «Ксенофоб». Как это было давно… каким далёким казался теперь этот далёкий солнечный день! Похоже, она испытывает ностальгию, вот чего никак не ожидала от себя!
… Кураз за свою долгую историю побывал крепостью, тюрьмой, просто городом, мишенью. Теперь же почти всю территорию города занимала больница.
Поезд устремился в туннель, проделанный в скале, и спустя несколько минут сбавил ход, а затем остановился у платформы. Пройдя через вокзал, они встали на пешеходную дорожку, которая доставила их прямо в вестибюль больницы. Им пришлось некоторое время ждать среди растений в широких кадках, пока дрон, по-прежнему изображая чемоданчик у ног Сма, разбирался с ближайшим компьютером.
— Получилось, — тихо объявил он. — Подойди к регистратору и назови свою фамилию. Я заказал тебе пропуск.
— Идём, Закалве, — Сма помогла ему подняться с кушетки.
— Просто отведи меня к ней.
— Позволь мне, Шераданин, сначала поговорить с ней…
— Нет, пойдём, сейчас же!
Нужное им отделение располагалось на одном из верхних этажей. Свет лился через высокие окна, за которыми можно было разглядеть океан — линию дрожащего голубого марева под светлым небом. По просторному коридору им навстречу шла высокая женщина — седая, морщинистая, но с молодыми глазами — держа в руках поднос с высокими бортиками, заставленный всевозможными коробочками и бутылочками. Ливуэта Закалве бросила на них внимательный взгляд и остановилась.
Он стоял с закрытыми глазами, потом открыл их и быстро заморгал, приглядываясь к ней.
— Ливви? Ливви?
— Здравствуйте, госпожа Закалве, — поздоровалась Сма.
Женщина презрительно смотрела на Дизиэт, которая пыталась из последних сил удержать медленно оседающего на пол раненого, затем медленно покачала головой. Сма на какую-то долю секунды подумала, что она сейчас скажет: «Нет, я не Ливуэта».
— Зачем все это? — тихо проговорила Ливуэта Закалве.
Голос её остался молодым, подумал дрон, но его размышления прервал «Ксенофоб», сообщив поразительные сведения, раздобытые им в архивах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Вестибюль станции, с её высокими гулкими сводами, заполненный до отказа народом, поражал удивительной чистотой. Солнечный свет переливался на гранях стеклянного потолка. Скаффен-Амтиско довольно удачно изображал чемоданчик не оттягивая руки Дизиэт, зато на другой руке повис раненый мужчина более чем тяжёлым грузом.
К платформе подошёл поезд, и они сели в него, сопровождаемые любопытными взглядами прохожих. Закалве сразу обмяк на сиденье и упорно рассматривал стену вагона перед собой, игнорируя мелькавший за окном пейзаж.
— Ты плохо выглядишь, Шераданин, — заметил стоявший на столике дрон.
— Все лучше, чем выглядеть чемоданом, — парировал он.
— Очень остроумно, — обиделся дрон и обратился к «Ксенофобу». — Корабль, ты уже закончил составлять карты?
— Нет.
— «Ксенофоб»! Ты не мог бы занять малую часть своего быстродействующего мозга выяснением того, почему Закалве так заинтересовался развалиной кораблём?
— Полагаю, что да, но… подожди-ка, вот что у нас есть…
Он опустил веки, а когда поднял их, его зрачки странно увеличились. Теперь он смотрел в окно на проносившиеся мимо празднично-яркие городские кварталы, но Сма почему-то казалось, что видит он другой город, или может быть, и тот же самый, но существовавший давным-давно.
— Я здесь родился… Он закашлялся, почти сгибаясь пополам и держась за бок. — Давным-давно…
Женщина слушала его. Слушал дрон. Слушал «Ксенофоб».
Он рассказывал историю о доме, усадьбе расположенной между городом и морем. О прекрасном саде и трёх, позже — четырёх детях, которые выросли в одном доме и вместе играли у пруда с каменным кораблём. Упомянул он и о двух матерях-подругах, и о строгом отце, и о другом — томившемся в тюрьме, а потом казнённом…
Рассказал о том, как им запретили гулять без охраны, как была похищена винтовка, как напали на дом наёмные убийцы… об осколке кости Даркензы, который пронзил его грудь, едва не достигнув сердца… Он начал заметно сдавать, голос был еле слышен. Сма жестом подозвала официанта, толкавшего перед собой тележку с напитками, и протянула раненому бокал с водой. Он сделал глоток, закашлялся и потом только изредка подносил бокал к губам, смачивая их.
— … но началась война, и двое мальчиков — теперь уже мужчин, оказались в разных лагерях.
— Очень увлекательно, — поделился с дроном «Ксенофоб», — пожалуй, я кое-что проверю.
— Давно пора, — заметил дрон и снова обратился в слух.
Теперь речь шла об осаде, в которой принимал участие «Стабериндо», о том, как войска пошли на приступ, а мальчик, что играл в саду, стал мужчиной, который совершил страшный поступок — он рассказал им, что однажды получили от Элетиомела брат и сестра захваченной им девушки. Брат, в приступе отчаяния, хотел покончить с собой, бросив на произвол судьбы армию и сестру. Ливуэта не простила его, но последовала за ним на планету, почти сплошь покрытую айсбергами, но там потеряла его след. Откуда ей было знать, что жизнь брата совершенно изменилась после встречи с некоей дамой во время снежной бури.
Ливуэта прекратила поиски и отправилась в долгое путешествие, стараясь избавиться от своих воспоминаний…
— Шераданин! — Сма мягко накрыла его ладонь своей.
Он бросил взгляд в окно на проносившуюся мимо прерию, похожую на золотое море, и провёл рукой по тщательно выбритой голове, словно приглаживая длинные волосы.
Кураз перебывал всем: огнём и льдом, сушей и водой. Некогда этот перешеек представлял собой сплошные скалы и ледники, потом превратился в страну лесов, когда в результате катаклизмов внутри планеты материки изменили своё местоположение, и климат, соответственно, тоже изменился. Позже леса уступили место пустыне. А потом на перешеек упал астероид, два океана слились в один и пыль от взрыва закрыла солнце, спровоцировав настоящий ледниковый период, который привёл к гибели множество видов.
Дизиэт нашла в кармашке сиденья информационную брошюру о Куразе, прочитав две страницы, она на мгновение оторвала от неё взгляд и посмотрела на сидевшего рядом с ней мужчину. Тот заснул, и лицо его выглядело измученным и старым.
— Шераданин, что с тобой? — прошептала она, качая головой.
— Стремление умереть, — пробормотал дрон, — с экстравертными осложнениями.
Сма опять покачала головой и вернулась к чтению. Раненый метался во сне, и Скаффен постоянно проверял его состояние.
Дизиэт почему-то вспомнила дом под плотиной, откуда её забрал «Ксенофоб». Как это было давно… каким далёким казался теперь этот далёкий солнечный день! Похоже, она испытывает ностальгию, вот чего никак не ожидала от себя!
… Кураз за свою долгую историю побывал крепостью, тюрьмой, просто городом, мишенью. Теперь же почти всю территорию города занимала больница.
Поезд устремился в туннель, проделанный в скале, и спустя несколько минут сбавил ход, а затем остановился у платформы. Пройдя через вокзал, они встали на пешеходную дорожку, которая доставила их прямо в вестибюль больницы. Им пришлось некоторое время ждать среди растений в широких кадках, пока дрон, по-прежнему изображая чемоданчик у ног Сма, разбирался с ближайшим компьютером.
— Получилось, — тихо объявил он. — Подойди к регистратору и назови свою фамилию. Я заказал тебе пропуск.
— Идём, Закалве, — Сма помогла ему подняться с кушетки.
— Просто отведи меня к ней.
— Позволь мне, Шераданин, сначала поговорить с ней…
— Нет, пойдём, сейчас же!
Нужное им отделение располагалось на одном из верхних этажей. Свет лился через высокие окна, за которыми можно было разглядеть океан — линию дрожащего голубого марева под светлым небом. По просторному коридору им навстречу шла высокая женщина — седая, морщинистая, но с молодыми глазами — держа в руках поднос с высокими бортиками, заставленный всевозможными коробочками и бутылочками. Ливуэта Закалве бросила на них внимательный взгляд и остановилась.
Он стоял с закрытыми глазами, потом открыл их и быстро заморгал, приглядываясь к ней.
— Ливви? Ливви?
— Здравствуйте, госпожа Закалве, — поздоровалась Сма.
Женщина презрительно смотрела на Дизиэт, которая пыталась из последних сил удержать медленно оседающего на пол раненого, затем медленно покачала головой. Сма на какую-то долю секунды подумала, что она сейчас скажет: «Нет, я не Ливуэта».
— Зачем все это? — тихо проговорила Ливуэта Закалве.
Голос её остался молодым, подумал дрон, но его размышления прервал «Ксенофоб», сообщив поразительные сведения, раздобытые им в архивах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76