Вполне рациональный подход, лишний раз подтверждающий знаменитое: natura non facit saltus — природа не любит резких скачков!
…Итак, в один прекрасный день Алексис Фармак, для которого весь внешний мир сводился к его драгоценной лаборатории, внимательно наблюдал, как работает сложнейший организм огромной машины, поглядывая на тихую гладь лагуны. Достопочтенный ученый, отдавая отчет в важности своих функций, мерял шагами атолл, проверяя показания манометров, гальванометров, термометров, гигрометров и барометров. Он то смазывал шатуны, то выпрямлял кабель, то регулировал нагрев печи, но, не упуская из виду ни приборы, ни обслуживающий персонал, химик был погружен в свои мысли.
Да, дни мелькали все быстрее, и Великое Дело, которое ничуть не затормозили многочисленные помехи, как нарочно, следовавшие друг за другом, близилось к оглушительному успеху. До сих пор гений господина Синтеза торжествовал над всеми препятствиями. Бунтарские настроения улетучились как по мановению волшебной палочки — достаточно было одного слова, одного жеста, одного приказа. Никогда еще члены экипажа не были так послушны и так смиренны, никогда еще не работали с таким рвением и с такой отдачей. Загипнотизированные господином Синтезом матросы питались, как и их хозяин, принимая в день десяток пилюль, и чувствовали себя превосходно.
Единожды внушенная идея повиновения и необходимости выполнять обязанности крепко засела у них в голове, так что никто не выражал ни малейшего недовольства, видя, как в печах постепенно сгорают последние продукты питания, корабельные снасти, мачты, реи, мостики. Никогда еще общая одержимость не была такой полной, такой абсолютной.
Преисполненный оптимизма, Алексис Фармак считал, что все идет как нельзя лучше, несмотря на грохот из морских глубин, становившийся день ото дня все ужаснее, несмотря на затянувшееся отсутствие ушедших кораблей.
— Эх, — говорил себе этот добрый малый, — ничто не дается даром. Стоит ли обращать внимание на мелочи, раз все идет прекрасно? Не понимаю, почему юный господин Артур и толстяк капитан так расстраиваются из-за того, что мой славный друг капитан Кристиан до сих пор не вернулся? Стоит ли беспокоиться? Слово чести, эта дрянь зоолог начал уклоняться от работы в лаборатории. Видимо, у него кончился запас крахмальных воротничков, манжет и манишек, а грубая шерстяная рубаха внушает чистоплюю ужас. Да уж, это теперь не тот элегантный красавчик-профессор. В такой ситуации ему, разумеется, не до Великого Дела. Ну, ничего, уж я-то за всех смотрю в оба и буду бдеть, даже если останусь один-одинешенек!.. Стоп! Что я вижу?! Неужели я снова совершил открытие?..
Химик на полуслове оборвал свой монолог, так как его зоркий глаз приметил нечто новое, необычное, до сих пор им невиданное. Откинув брезент, он кинулся под купол, на атолл, помчался по кольцу, рискуя, поскользнувшись, грохнуться в воду, и застыл как вкопанный, глядя на неподвижный предмет в метре от берега. Вид существо имело плачевный круглое, толстое, распухшее… раскоряченные лапы окоченели, как у дохлых собак, которых несет течение… Вне всякого сомнения, это труп животного… четвероногого.
Алексис протянул руку, без малейшей брезгливости вытащил из воды труп, внимательно его рассмотрел, держа за хвост, и тут у него вырывается крик удивления:
— Ба! Да это же утконос! Первое млекопитающее! Право слово, можно рехнуться от счастья! И подумать только, я один констатирую факт такой огромной важности, а рядом никого способного понять и оценить происшедшее! Где он, этот чертов зоолог?! Наверняка где-нибудь заперся со своим придурковатым капитаном. И Мэтр запретил к себе входить! Подумать только — утконос! Шестнадцатая ступень развития животного мира! Пусть он мертв, но это не важно! Главное, подтверждается принцип!.. К тому же, если я не ошибаюсь, это любопытное животное обитает исключительно в пресных водах. Он родился в среде, неблагоприятной для его существования, и среда убила его… Это логично и не наносит ни малейшего ущерба теории эволюции, совершенно даже наоборот. Но не могу же я тут торчать и не уведомить кого положено!
Сказав это, химик, по-прежнему держа утконоса за хвост, вернулся к входу, через который проник под купол, кинулся к кораблю, где матросы лихо рубили деревянные части на растопку, помчался по лестнице, прыгая через две ступеньки, как смерч ворвался в лабораторию и швырнул труп животного на стол, между зоологом и капитаном.
— Ну что, коллеги, узнаете ли вы это?! — воскликнул он.
Роже-Адамс водрузил на нос пенсне, поджал губы, чтобы вслух не рассмеяться при виде такой эпической картины, и ответил, как всегда, фальцетом:
— Черт побери, да это утконос. Вы разве не знаете?
— Да, но… Серия наших пращуров… Первое млекопитающее…
— В данный момент именно об этом и речь… Видимо, придется умереть от голода, ведь нас господин Синтез не гипнотизировал и мы не живем за счет его знаменитых пилюль. А больше есть нечего, дорогой. Вам это известно?
— Понимаю, но… серия… Вам же все-таки какой-никакой обед подадут…
— А из чего его приготовят, скажите на милость? Если бы эта ваша монотрема была жива, из нее хотя бы можно было сделать фрикасе под белым вином.
— Фрикасе?! Потреблять в пищу продукт естественной эволюции?! Осквернить Великое Дело?! Это кощунство!
— Честное слово, вы голову потеряли! Ну что ж, если настаиваете, я скажу правду…
— Замолчите! — внезапно прервал его капитан, шарахнув кулаком по столу.
— Умолкаю, капитан. Но вы ведь понимаете, голод не тетка.
— Э-э, оставьте. Закинем сеть. Что-нибудь да выловим для зажарки.
— Как знаете. Тогда я, чтоб убить время и хоть ненадолго забыть о терзающем меня голоде, пойду и проанализирую этого пращура. Ты смотри, а он основательно протух…
— Бедное животное, — с нотками несколько комической растроганности в голосе заговорил химик, — совсем не успело пожить в этой среде. Где ему найти себе пропитание…
— Да вы что, шутите? В лагуне морские водоросли, на них он продержался какой-то период.
— Как вы полагаете, когда он появился на свет?
— Не менее трех недель тому назад. И уже дня четыре как сдох. Этот интересный представитель австралийской фауны, я хочу сказать, нашей эволюционной серии, дней пятнадцать — восемнадцать вкушал радости своего научного существования..
— Что вас навело на эту мысль?
— Признаюсь, я давно ждал появления утконоса и его отсутствие уже начало меня беспокоить. По-моему, он должен был появиться почти одновременно с подотрядом ящериц и почти сразу же вслед за двоякодышащими рыбами.
— Однако это же млекопитающее!
— Предмлекопитающее.
— Будь по-вашему.
— Я его рассматриваю как очень любопытный промежуточный тип, набросок, сделанный природой в те времена, когда двоякодышащие рыбы становились амфибиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
…Итак, в один прекрасный день Алексис Фармак, для которого весь внешний мир сводился к его драгоценной лаборатории, внимательно наблюдал, как работает сложнейший организм огромной машины, поглядывая на тихую гладь лагуны. Достопочтенный ученый, отдавая отчет в важности своих функций, мерял шагами атолл, проверяя показания манометров, гальванометров, термометров, гигрометров и барометров. Он то смазывал шатуны, то выпрямлял кабель, то регулировал нагрев печи, но, не упуская из виду ни приборы, ни обслуживающий персонал, химик был погружен в свои мысли.
Да, дни мелькали все быстрее, и Великое Дело, которое ничуть не затормозили многочисленные помехи, как нарочно, следовавшие друг за другом, близилось к оглушительному успеху. До сих пор гений господина Синтеза торжествовал над всеми препятствиями. Бунтарские настроения улетучились как по мановению волшебной палочки — достаточно было одного слова, одного жеста, одного приказа. Никогда еще члены экипажа не были так послушны и так смиренны, никогда еще не работали с таким рвением и с такой отдачей. Загипнотизированные господином Синтезом матросы питались, как и их хозяин, принимая в день десяток пилюль, и чувствовали себя превосходно.
Единожды внушенная идея повиновения и необходимости выполнять обязанности крепко засела у них в голове, так что никто не выражал ни малейшего недовольства, видя, как в печах постепенно сгорают последние продукты питания, корабельные снасти, мачты, реи, мостики. Никогда еще общая одержимость не была такой полной, такой абсолютной.
Преисполненный оптимизма, Алексис Фармак считал, что все идет как нельзя лучше, несмотря на грохот из морских глубин, становившийся день ото дня все ужаснее, несмотря на затянувшееся отсутствие ушедших кораблей.
— Эх, — говорил себе этот добрый малый, — ничто не дается даром. Стоит ли обращать внимание на мелочи, раз все идет прекрасно? Не понимаю, почему юный господин Артур и толстяк капитан так расстраиваются из-за того, что мой славный друг капитан Кристиан до сих пор не вернулся? Стоит ли беспокоиться? Слово чести, эта дрянь зоолог начал уклоняться от работы в лаборатории. Видимо, у него кончился запас крахмальных воротничков, манжет и манишек, а грубая шерстяная рубаха внушает чистоплюю ужас. Да уж, это теперь не тот элегантный красавчик-профессор. В такой ситуации ему, разумеется, не до Великого Дела. Ну, ничего, уж я-то за всех смотрю в оба и буду бдеть, даже если останусь один-одинешенек!.. Стоп! Что я вижу?! Неужели я снова совершил открытие?..
Химик на полуслове оборвал свой монолог, так как его зоркий глаз приметил нечто новое, необычное, до сих пор им невиданное. Откинув брезент, он кинулся под купол, на атолл, помчался по кольцу, рискуя, поскользнувшись, грохнуться в воду, и застыл как вкопанный, глядя на неподвижный предмет в метре от берега. Вид существо имело плачевный круглое, толстое, распухшее… раскоряченные лапы окоченели, как у дохлых собак, которых несет течение… Вне всякого сомнения, это труп животного… четвероногого.
Алексис протянул руку, без малейшей брезгливости вытащил из воды труп, внимательно его рассмотрел, держа за хвост, и тут у него вырывается крик удивления:
— Ба! Да это же утконос! Первое млекопитающее! Право слово, можно рехнуться от счастья! И подумать только, я один констатирую факт такой огромной важности, а рядом никого способного понять и оценить происшедшее! Где он, этот чертов зоолог?! Наверняка где-нибудь заперся со своим придурковатым капитаном. И Мэтр запретил к себе входить! Подумать только — утконос! Шестнадцатая ступень развития животного мира! Пусть он мертв, но это не важно! Главное, подтверждается принцип!.. К тому же, если я не ошибаюсь, это любопытное животное обитает исключительно в пресных водах. Он родился в среде, неблагоприятной для его существования, и среда убила его… Это логично и не наносит ни малейшего ущерба теории эволюции, совершенно даже наоборот. Но не могу же я тут торчать и не уведомить кого положено!
Сказав это, химик, по-прежнему держа утконоса за хвост, вернулся к входу, через который проник под купол, кинулся к кораблю, где матросы лихо рубили деревянные части на растопку, помчался по лестнице, прыгая через две ступеньки, как смерч ворвался в лабораторию и швырнул труп животного на стол, между зоологом и капитаном.
— Ну что, коллеги, узнаете ли вы это?! — воскликнул он.
Роже-Адамс водрузил на нос пенсне, поджал губы, чтобы вслух не рассмеяться при виде такой эпической картины, и ответил, как всегда, фальцетом:
— Черт побери, да это утконос. Вы разве не знаете?
— Да, но… Серия наших пращуров… Первое млекопитающее…
— В данный момент именно об этом и речь… Видимо, придется умереть от голода, ведь нас господин Синтез не гипнотизировал и мы не живем за счет его знаменитых пилюль. А больше есть нечего, дорогой. Вам это известно?
— Понимаю, но… серия… Вам же все-таки какой-никакой обед подадут…
— А из чего его приготовят, скажите на милость? Если бы эта ваша монотрема была жива, из нее хотя бы можно было сделать фрикасе под белым вином.
— Фрикасе?! Потреблять в пищу продукт естественной эволюции?! Осквернить Великое Дело?! Это кощунство!
— Честное слово, вы голову потеряли! Ну что ж, если настаиваете, я скажу правду…
— Замолчите! — внезапно прервал его капитан, шарахнув кулаком по столу.
— Умолкаю, капитан. Но вы ведь понимаете, голод не тетка.
— Э-э, оставьте. Закинем сеть. Что-нибудь да выловим для зажарки.
— Как знаете. Тогда я, чтоб убить время и хоть ненадолго забыть о терзающем меня голоде, пойду и проанализирую этого пращура. Ты смотри, а он основательно протух…
— Бедное животное, — с нотками несколько комической растроганности в голосе заговорил химик, — совсем не успело пожить в этой среде. Где ему найти себе пропитание…
— Да вы что, шутите? В лагуне морские водоросли, на них он продержался какой-то период.
— Как вы полагаете, когда он появился на свет?
— Не менее трех недель тому назад. И уже дня четыре как сдох. Этот интересный представитель австралийской фауны, я хочу сказать, нашей эволюционной серии, дней пятнадцать — восемнадцать вкушал радости своего научного существования..
— Что вас навело на эту мысль?
— Признаюсь, я давно ждал появления утконоса и его отсутствие уже начало меня беспокоить. По-моему, он должен был появиться почти одновременно с подотрядом ящериц и почти сразу же вслед за двоякодышащими рыбами.
— Однако это же млекопитающее!
— Предмлекопитающее.
— Будь по-вашему.
— Я его рассматриваю как очень любопытный промежуточный тип, набросок, сделанный природой в те времена, когда двоякодышащие рыбы становились амфибиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106