Когда топки поглотят мачты, мы сожжем рубки, полуюты, спардеки — словом, все деревянные предметы, имеющиеся на борту. Так как по причине отсутствия «Инда» и «Годавери» в нашем распоряжении лишь такие ресурсы, мы для осуществления Великого Дела исчерпаем их до конца. Хотелось бы знать, что странного видят в этом члены моих экипажей?
— Людям кажется, что, при отсутствии на судах топлива и мачт, они не смогут вернуться домой.
— Речь идет не о возвращении, а о Великом Деле, которое ждать не может.
— Боюсь, они откажутся повиноваться.
— Для такого случая в Уложении морских законов существуют весьма суровые статьи, и мне не надо вам об этом напоминать.
— Я готов раскроить голову каждому, кто не выполнит приказа, но убежден, что таким образом спровоцирую взрыв, опасаюсь…
— Опасаетесь?
— Да, Мэтр, боюсь за вас, то есть за Великое Дело…
— Ну, а прочие мотивы, — голос господина Синтеза смягчился, — каковы они?
— Люди очень жалуются на уменьшение дневного рациона.
— Быть того не может! А мне казалось, они едят слишком много. Кстати, вы навели меня на мысль, на превосходную мысль… Ветчина, копченое сало, бисквиты, сушеные овощи, кофе в зернах, консервы, копченая рыба все это отличные энергоносители. Добавьте водку, куски просмоленных канатов, обломки дерева, и у нас появится дополнительный источник тепла.
— Мэтр!.. — забормотал, опешив, капитан.
— Сообщите на камбуз, — бесстрастно продолжал господин Синтез, — что с завтрашнего, нет, с послезавтрашнего дня прекращается выдача каких бы то ни было твердых или жидких пищевых продуктов.
— Мэтр!..
— Вы поняли, не так ли? Никто на борту «Ганга» и «Анны», будь то юнга или капитан, не получит ни грамма пищи. Имеются ли у моих людей еще какие-либо мотивы нарушать субординацию?
В этот момент вдали послышался громкий взрыв, перешедший в раскаты, напоминающие гром. Между тем стояла ясная погода. Не видно было ни грозовых туч, ни тем более молний. Лишь море немного волновалось, катя короткие частые волны, которые вздымались, словно следуя за внезапными изменениями рельефа морского дна. Несколько отдельных глухих ударов прозвучали как пушечные залпы во время боя на фоне ружейной пальбы.
— Мэтр, — после длинной паузы с усилием продолжал капитан, — вы знаете матросов, они ведь сущие дети, наивные и суеверные…
— Куда вы клоните?
— Эти взрывы, слышимые уже давно, хотя нет ни молний, ни грозовых туч, пугают их…
— Вот и объясните им, что эти звуки совершенно безвредны.
— Я прилагал все усилия, но напрасно. Даже индусы…
— Как, мои индусы?! Такие спокойные, такие дисциплинированные…
— Они еще хуже наших европейцев.
— Послушайте, капитан, повторяю, всем немедленно нужно сообщить, что взрывы безопасны, это всего лишь результат вулканической деятельности данного региона.
— Матросы глухи к доводам рассудка; наблюдая за работами, они не понимают ни ваших, целей, ни назначения невиданных приборов, которые вы используете, и ни причины электрических разрядов, но если раньше все восхищались Великим Делом, то теперь многие боятся и не доверяют ему. Самые нелепые слухи, передаваясь из уст в уста, становятся навязчивой идеей, делающей экипажи все более и более суеверными. Для них эти подводные шумы — таинственные голоса, предвестники надвигающейся катастрофы, которая погубит всех до единого. Вы представляетесь им магом, колдуном, некромантом , живущим душа в душу с нечистой силой; мы же, командный состав, — ваши жалкие приспешники. Вот и попробуйте убедить с помощью доводов рассудка тех, кого поражает любой пустяк! Попробуйте предоставить научные объяснения тем, кто свято верит в допотопные легенды!
— Ладно, капитан, но, по моему мнению, все это выеденного яйца не стоит… Спасибо, что предупредили, однако мои предыдущие распоряжения остаются в силе. Как и прежде, я собираюсь снять мачты со своих кораблей, сжечь в топках все их деревянные части и отменить выдачу суточного пайка. Но, несмотря на это, уверяю вас, у наших людей не возникнет ни малейшего желания бунтовать.
— Однако, Мэтр…
— Хватит, милостивый государь. Я все сказал. Пришлите ко мне старшего боцмана.
Пять минут спустя после этого разговора, прояснившего ситуацию, в которой находился господин Синтез и его помощники, капитан явился в сопровождении моряка и лично представил его хозяину. Это был человек невысокого роста лет под сорок, коренастый, с бычьей шеей, широченными плечами, кирпичным лицом и длинными руками. Ступая босиком по коврам апартаментов Мэтра, он выглядел одновременно и озадаченным и развязным — так выглядит бывалый матрос перед адмиралом. Волосатый, заросший щетиной, с маленькими блестящими глазками под кустистыми бровями, с широким лицом, с видом одновременно и решительным и примерным, он на мгновение застыл на пороге святилища, вынул изо рта жевательный табак, снял берет, спрятал в него жвачку и, зажав в руке головной убор вместе с содержимым, утвердился на ковре так, будто хотел врасти в пол.
Господин Синтез, внимательно осмотрев вошедшего, заговорил:
— Ты француз, и фамилия твоя Порник.
— Извините, хозяин. Я бретонец , родом из Конке, к вашим услугам.
— Ты был китобоем и потерпел кораблекрушение на Шпицбергене. Я подобрал тебя полуживого и доставил в Тромпсо…
— Совершенно верно, хозяин. И мне не забыть этого, слово бретонского моряка.
— А позже, когда набиралась команда, случай привел тебя на один из моих кораблей.
— Извиняюсь, хозяин, но я очутился у вас на борту, во-первых, потому, что счастлив отблагодарить за свое спасение, а во-вторых, из-за высокого жалованья, которое вы платите.
— Скажи, Порник, ты доволен службой?
— Как вам сказать, хозяин… И да и нет, черт подери!
— Ответ, достойный нормандского крестьянина , а не бретонского матроса.
— Может, и так, хозяин. Доволен — не доволен, тут, знаете ли, есть свои плюсы и минусы…
— Да, понимаю. Ты, один из лучших моих моряков, начинаешь подумывать, что дело затягивается, и, жалуясь на условия службы, не мудрствуя лукаво, подумываешь о бунте. Но не забывай, мой мальчик, и другим передай: я нанял вас на пятнадцать месяцев, и, пока вы состоите у меня на службе, следует соблюдать дисциплину.
— Черт возьми, хозяин, дело не в условиях службы и даже не в затянувшемся до бесконечности стоянии на якоре; дело в том, что поговаривают, будто вы разговариваете с духами!
— Духами? О чем ты?
— Ну, духи, черт возьми…
— Хорошенькое объяснение, я все понял. Дурак ты, Порник.
— К вашим услугам, хозяин.
— А если я избавлю тебя от голода, от скуки, от страха перед духами, ты будешь доволен?
— Если вы сделаете это не только для меня, но и для других, то, уверяю, все пойдет гладко, как на адмиральском крейсере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
— Людям кажется, что, при отсутствии на судах топлива и мачт, они не смогут вернуться домой.
— Речь идет не о возвращении, а о Великом Деле, которое ждать не может.
— Боюсь, они откажутся повиноваться.
— Для такого случая в Уложении морских законов существуют весьма суровые статьи, и мне не надо вам об этом напоминать.
— Я готов раскроить голову каждому, кто не выполнит приказа, но убежден, что таким образом спровоцирую взрыв, опасаюсь…
— Опасаетесь?
— Да, Мэтр, боюсь за вас, то есть за Великое Дело…
— Ну, а прочие мотивы, — голос господина Синтеза смягчился, — каковы они?
— Люди очень жалуются на уменьшение дневного рациона.
— Быть того не может! А мне казалось, они едят слишком много. Кстати, вы навели меня на мысль, на превосходную мысль… Ветчина, копченое сало, бисквиты, сушеные овощи, кофе в зернах, консервы, копченая рыба все это отличные энергоносители. Добавьте водку, куски просмоленных канатов, обломки дерева, и у нас появится дополнительный источник тепла.
— Мэтр!.. — забормотал, опешив, капитан.
— Сообщите на камбуз, — бесстрастно продолжал господин Синтез, — что с завтрашнего, нет, с послезавтрашнего дня прекращается выдача каких бы то ни было твердых или жидких пищевых продуктов.
— Мэтр!..
— Вы поняли, не так ли? Никто на борту «Ганга» и «Анны», будь то юнга или капитан, не получит ни грамма пищи. Имеются ли у моих людей еще какие-либо мотивы нарушать субординацию?
В этот момент вдали послышался громкий взрыв, перешедший в раскаты, напоминающие гром. Между тем стояла ясная погода. Не видно было ни грозовых туч, ни тем более молний. Лишь море немного волновалось, катя короткие частые волны, которые вздымались, словно следуя за внезапными изменениями рельефа морского дна. Несколько отдельных глухих ударов прозвучали как пушечные залпы во время боя на фоне ружейной пальбы.
— Мэтр, — после длинной паузы с усилием продолжал капитан, — вы знаете матросов, они ведь сущие дети, наивные и суеверные…
— Куда вы клоните?
— Эти взрывы, слышимые уже давно, хотя нет ни молний, ни грозовых туч, пугают их…
— Вот и объясните им, что эти звуки совершенно безвредны.
— Я прилагал все усилия, но напрасно. Даже индусы…
— Как, мои индусы?! Такие спокойные, такие дисциплинированные…
— Они еще хуже наших европейцев.
— Послушайте, капитан, повторяю, всем немедленно нужно сообщить, что взрывы безопасны, это всего лишь результат вулканической деятельности данного региона.
— Матросы глухи к доводам рассудка; наблюдая за работами, они не понимают ни ваших, целей, ни назначения невиданных приборов, которые вы используете, и ни причины электрических разрядов, но если раньше все восхищались Великим Делом, то теперь многие боятся и не доверяют ему. Самые нелепые слухи, передаваясь из уст в уста, становятся навязчивой идеей, делающей экипажи все более и более суеверными. Для них эти подводные шумы — таинственные голоса, предвестники надвигающейся катастрофы, которая погубит всех до единого. Вы представляетесь им магом, колдуном, некромантом , живущим душа в душу с нечистой силой; мы же, командный состав, — ваши жалкие приспешники. Вот и попробуйте убедить с помощью доводов рассудка тех, кого поражает любой пустяк! Попробуйте предоставить научные объяснения тем, кто свято верит в допотопные легенды!
— Ладно, капитан, но, по моему мнению, все это выеденного яйца не стоит… Спасибо, что предупредили, однако мои предыдущие распоряжения остаются в силе. Как и прежде, я собираюсь снять мачты со своих кораблей, сжечь в топках все их деревянные части и отменить выдачу суточного пайка. Но, несмотря на это, уверяю вас, у наших людей не возникнет ни малейшего желания бунтовать.
— Однако, Мэтр…
— Хватит, милостивый государь. Я все сказал. Пришлите ко мне старшего боцмана.
Пять минут спустя после этого разговора, прояснившего ситуацию, в которой находился господин Синтез и его помощники, капитан явился в сопровождении моряка и лично представил его хозяину. Это был человек невысокого роста лет под сорок, коренастый, с бычьей шеей, широченными плечами, кирпичным лицом и длинными руками. Ступая босиком по коврам апартаментов Мэтра, он выглядел одновременно и озадаченным и развязным — так выглядит бывалый матрос перед адмиралом. Волосатый, заросший щетиной, с маленькими блестящими глазками под кустистыми бровями, с широким лицом, с видом одновременно и решительным и примерным, он на мгновение застыл на пороге святилища, вынул изо рта жевательный табак, снял берет, спрятал в него жвачку и, зажав в руке головной убор вместе с содержимым, утвердился на ковре так, будто хотел врасти в пол.
Господин Синтез, внимательно осмотрев вошедшего, заговорил:
— Ты француз, и фамилия твоя Порник.
— Извините, хозяин. Я бретонец , родом из Конке, к вашим услугам.
— Ты был китобоем и потерпел кораблекрушение на Шпицбергене. Я подобрал тебя полуживого и доставил в Тромпсо…
— Совершенно верно, хозяин. И мне не забыть этого, слово бретонского моряка.
— А позже, когда набиралась команда, случай привел тебя на один из моих кораблей.
— Извиняюсь, хозяин, но я очутился у вас на борту, во-первых, потому, что счастлив отблагодарить за свое спасение, а во-вторых, из-за высокого жалованья, которое вы платите.
— Скажи, Порник, ты доволен службой?
— Как вам сказать, хозяин… И да и нет, черт подери!
— Ответ, достойный нормандского крестьянина , а не бретонского матроса.
— Может, и так, хозяин. Доволен — не доволен, тут, знаете ли, есть свои плюсы и минусы…
— Да, понимаю. Ты, один из лучших моих моряков, начинаешь подумывать, что дело затягивается, и, жалуясь на условия службы, не мудрствуя лукаво, подумываешь о бунте. Но не забывай, мой мальчик, и другим передай: я нанял вас на пятнадцать месяцев, и, пока вы состоите у меня на службе, следует соблюдать дисциплину.
— Черт возьми, хозяин, дело не в условиях службы и даже не в затянувшемся до бесконечности стоянии на якоре; дело в том, что поговаривают, будто вы разговариваете с духами!
— Духами? О чем ты?
— Ну, духи, черт возьми…
— Хорошенькое объяснение, я все понял. Дурак ты, Порник.
— К вашим услугам, хозяин.
— А если я избавлю тебя от голода, от скуки, от страха перед духами, ты будешь доволен?
— Если вы сделаете это не только для меня, но и для других, то, уверяю, все пойдет гладко, как на адмиральском крейсере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106