Мне была нестерпима мысль, что моя Дерли попадет туда.
Могильщик кивнул.
— Удачи тебе, девонька, — негромко сказал он. Рохалла покачала головой:
— У кого сейчас есть удача?
Почти ослепнув от неизбежных слез, она повернулась и побрела прочь от могилы, так ни разу и не оглянувшись.
Обратная дорога с кладбища казалась в одиночестве вдвое длинней прежнего. Одного за другим Рохалла схоронила всех своих близких на этом заброшенном кладбище за стенами города. Теперь, впервые в жизни, она осталась по-настоящему одна. «Я — последняя в семье, — подумала девушка. — Когда придет мой черед, некому будет похоронить меня…» Она постаралась отогнать эту мрачную мысль — в ее нелегкой жизни давно уже не было места жалости к себе, но, бредя по топкой грязи, которая раньше была дорогой к городу, Рохалла все слышала, как в ее голове настырно звенит слабый тонкий голосок, словно плачет заблудившийся ребенок: Что теперь со мной будет ?
Верь, говорила мать. Верь в Мириаля. Он сохранит тебя. Что ж, Рохала и вправду верила. Даже если Он отвернулся от нее, когда она стала шлюхой, ведь не мог же Он наказать за этот грех ее невинных братьев и сестричек? Все свои сбереженные медяки Рохалла тратила на благовония и жертвы в храме. Она молилась денно и нощно, когда малыши заболели один за другим, — и что проку в этих молитвах было ей или им? Мириаль ниспослал своим приверженцам бесконечный, убийственный дождь. Мириаль отнял у нее всех, кого она любила.
Вера в этого так называемого бога — не что иное, как паутина лжи, ханжества и жестокого обмана. Теперь Рохалла это знала. Когда умерли ее родители, она вынуждена была пожертвовать чистотой своей юности, чтобы выжить. Сегодня же она лишилась не просто телесной невинности — но веры.
Терзаемая голодом и горем, измученная долгим уходом за больными малышами и ночными бдениями на стылых улицах, Рохалла почти ощупью брела вперед — и тут ее нога провалилась в глубокую сточную канаву, присыпанную предательским снегом. Потеряв равновесие, девушка ничком рухнула в липкую вонючую жижу — и в этот миг ее терпение лопнуло.
Выпрямившись, она соскребла с лица ледяную мерзкую слизь, и ярость, давно уже тлевшая в ее сердце, наконец полыхнула слепящим огнем.
Проворно вскочив на ноги, Рохалла погрозила кулаком равнодушному небу. Грязь ручьями текла по ее лицу, смешиваясь со слезами.
— Я не верю в тебя, Мириаль! — пронзительно крикнула она. — Бог не может быть таким жестоким! Больше я не стану в тебя верить! До конца своих дней я буду проклинать твое имя!
На миг девушка замерла, почти уверенная, что сейчас ее поразит небесная стрела.
— Ты слышишь, Мириаль? — снова крикнула она. — Я в тебя не верю!
— Да, но, быть может, Он верит в тебя. Ошеломленная, Рохалла смахнула с лица грязь и слезы — и увидела, что к ее грязной загрубевшей руке протянулась чужая рука — чистая, изящная, холеная. Это был вчерашний клиент, тот, кого Рохалла холодно прогнала прочь.
— Сударь… — тихо проговорила она, стараясь не выдать голосом своего гнева. Ей была нестерпима мысль, что этот человек увидел ее в такую унизительную минуту. «Он же обладал моим телом, — в ярости подумала Рохалла. — Неужели ему нужно еще отнять у меня остатки гордости и самоуважения?»
Мужчина едва заметно улыбнулся ей. Он был напряжен и беспокоен — совсем не похож на вчерашнего себя, богатого и самоуверенного.
— Меня зовут Пресвел, — тихо сказал он. — Я служу у леди Серимы.
Рохалла задохнулась. Клиенты никогда, никогда не называли своих имен! Неужели этот глупец не понимает, что отдает себя на ее милость? Впрочем, сейчас ей было на это наплевать.
— Что тебе нужно? — резко спросила она. — Я уже сказала тебе прошлой ночью, что больше не буду торговать собой. И я только что похоронила свою маленькую сестру, так что… — Рохалла не договорила, захлебнувшись рыданиями.
— Я знаю, знаю. — Он взял ее под руку — ласково, крепко, но совсем не настырно. Откуда-то возник и лег на ее ладонь девственно-белый носовой платок с такой тонкой вышивкой, что Рохалле стыдно было стирать им с лица вонючую грязь.
— Жаль, что я не могу выразить, как глубоко сострадаю твоему горю, — так же тихо продолжал он. — Мне совестно беспокоить тебя в такую минуту… но если б ты не сказала, что утром придешь сюда, я никогда не смог бы тебя разыскать.
— А зачем ты меня искал? Сколько раз повторять тебе, что я больше не шлюха? Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?
— Потому что я могу помочь тебе. Нет, ничего не говори! Просто выслушай меня, ладно?
Рохалла пожала плечами:
— Какая разница? Я иду домой. — Она сунула ему грязный платок. — Можешь идти со мной, если уж тебе приспичило. Вряд ли я смогу остановить тебя.
Пресвел вновь напряженно улыбнулся:
— Ты только позволь мне говорить. Рохалла, я хочу кое-что предложить тебе. Прежде чем я скажу, что именно, запомни одно — платы за услугу я с тебя не потребую. Я не ищу себе ни любовницы, ни жены, хотя если… если когда-нибудь в будущем ты сочтешь меня достойным своего внимания, я буду счастлив, но сейчас… сейчас попытаемся стать просто друзьями.
— Ты, кажется, что-то хотел мне предложить? — перебила его Рохалла — и тут же прикусила язык. И зачем только она поощряет этого безумца?
— Верно. — К Пресвелу вдруг разом вернулась вся его самоуверенность. — Понимаю, после того, что ты пережила, было бы жестоко предлагать тебе позаботиться о маленькой девочке, но леди Серима только что удочерила наследницу, и малышке отчаянно нужна няня. Ужасная история: бедняжка только что осиротела, притом своими глазами видела, как убили ее мать, но этого я тебе не говорил, и ты никому не повторишь эти слова, если тебе дорога жизнь. Малышке года четыре, и после смерти матери она даже не может говорить. Ей очень нужен человек, который будет любить ее и заботиться о ней от всего сердца. Леди Серима не умеет обращаться с детьми и, по правде говоря, их не любит. — Он снова взял Рохаллу за руку. — Пожалуйста, согласись! Ты будешь жить в самом большом особняке на Эспланаде, у тебя будет .сытная еда и добротная одежда, уют и безопасность. У девочки будет няня, которая станет холить и лелеять ее, девушка с добрым и нежным сердцем, привыкшая заботиться о малышах. Вот увидишь, все окажутся в выигрыше! Прошу тебя, согласись. Скажи: «Да»!
Рохалла бесстрастно поглядела на него:
— А ты? Что выиграешь ты? Пресвел покачал головой.
— Ничего, — внятно сказал он. — С одной стороны, я лишь проиграю, потому что люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей. Но, видишь ли, у меня особые отношения с леди Серимой. Хоть я всего лишь ее помощник и никогда не. был ее любовником — хвала Мириалю, этого она от меня не требовала! — леди Серима желает, чтобы я целиком и полностью был предан только ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Могильщик кивнул.
— Удачи тебе, девонька, — негромко сказал он. Рохалла покачала головой:
— У кого сейчас есть удача?
Почти ослепнув от неизбежных слез, она повернулась и побрела прочь от могилы, так ни разу и не оглянувшись.
Обратная дорога с кладбища казалась в одиночестве вдвое длинней прежнего. Одного за другим Рохалла схоронила всех своих близких на этом заброшенном кладбище за стенами города. Теперь, впервые в жизни, она осталась по-настоящему одна. «Я — последняя в семье, — подумала девушка. — Когда придет мой черед, некому будет похоронить меня…» Она постаралась отогнать эту мрачную мысль — в ее нелегкой жизни давно уже не было места жалости к себе, но, бредя по топкой грязи, которая раньше была дорогой к городу, Рохалла все слышала, как в ее голове настырно звенит слабый тонкий голосок, словно плачет заблудившийся ребенок: Что теперь со мной будет ?
Верь, говорила мать. Верь в Мириаля. Он сохранит тебя. Что ж, Рохала и вправду верила. Даже если Он отвернулся от нее, когда она стала шлюхой, ведь не мог же Он наказать за этот грех ее невинных братьев и сестричек? Все свои сбереженные медяки Рохалла тратила на благовония и жертвы в храме. Она молилась денно и нощно, когда малыши заболели один за другим, — и что проку в этих молитвах было ей или им? Мириаль ниспослал своим приверженцам бесконечный, убийственный дождь. Мириаль отнял у нее всех, кого она любила.
Вера в этого так называемого бога — не что иное, как паутина лжи, ханжества и жестокого обмана. Теперь Рохалла это знала. Когда умерли ее родители, она вынуждена была пожертвовать чистотой своей юности, чтобы выжить. Сегодня же она лишилась не просто телесной невинности — но веры.
Терзаемая голодом и горем, измученная долгим уходом за больными малышами и ночными бдениями на стылых улицах, Рохалла почти ощупью брела вперед — и тут ее нога провалилась в глубокую сточную канаву, присыпанную предательским снегом. Потеряв равновесие, девушка ничком рухнула в липкую вонючую жижу — и в этот миг ее терпение лопнуло.
Выпрямившись, она соскребла с лица ледяную мерзкую слизь, и ярость, давно уже тлевшая в ее сердце, наконец полыхнула слепящим огнем.
Проворно вскочив на ноги, Рохалла погрозила кулаком равнодушному небу. Грязь ручьями текла по ее лицу, смешиваясь со слезами.
— Я не верю в тебя, Мириаль! — пронзительно крикнула она. — Бог не может быть таким жестоким! Больше я не стану в тебя верить! До конца своих дней я буду проклинать твое имя!
На миг девушка замерла, почти уверенная, что сейчас ее поразит небесная стрела.
— Ты слышишь, Мириаль? — снова крикнула она. — Я в тебя не верю!
— Да, но, быть может, Он верит в тебя. Ошеломленная, Рохалла смахнула с лица грязь и слезы — и увидела, что к ее грязной загрубевшей руке протянулась чужая рука — чистая, изящная, холеная. Это был вчерашний клиент, тот, кого Рохалла холодно прогнала прочь.
— Сударь… — тихо проговорила она, стараясь не выдать голосом своего гнева. Ей была нестерпима мысль, что этот человек увидел ее в такую унизительную минуту. «Он же обладал моим телом, — в ярости подумала Рохалла. — Неужели ему нужно еще отнять у меня остатки гордости и самоуважения?»
Мужчина едва заметно улыбнулся ей. Он был напряжен и беспокоен — совсем не похож на вчерашнего себя, богатого и самоуверенного.
— Меня зовут Пресвел, — тихо сказал он. — Я служу у леди Серимы.
Рохалла задохнулась. Клиенты никогда, никогда не называли своих имен! Неужели этот глупец не понимает, что отдает себя на ее милость? Впрочем, сейчас ей было на это наплевать.
— Что тебе нужно? — резко спросила она. — Я уже сказала тебе прошлой ночью, что больше не буду торговать собой. И я только что похоронила свою маленькую сестру, так что… — Рохалла не договорила, захлебнувшись рыданиями.
— Я знаю, знаю. — Он взял ее под руку — ласково, крепко, но совсем не настырно. Откуда-то возник и лег на ее ладонь девственно-белый носовой платок с такой тонкой вышивкой, что Рохалле стыдно было стирать им с лица вонючую грязь.
— Жаль, что я не могу выразить, как глубоко сострадаю твоему горю, — так же тихо продолжал он. — Мне совестно беспокоить тебя в такую минуту… но если б ты не сказала, что утром придешь сюда, я никогда не смог бы тебя разыскать.
— А зачем ты меня искал? Сколько раз повторять тебе, что я больше не шлюха? Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?
— Потому что я могу помочь тебе. Нет, ничего не говори! Просто выслушай меня, ладно?
Рохалла пожала плечами:
— Какая разница? Я иду домой. — Она сунула ему грязный платок. — Можешь идти со мной, если уж тебе приспичило. Вряд ли я смогу остановить тебя.
Пресвел вновь напряженно улыбнулся:
— Ты только позволь мне говорить. Рохалла, я хочу кое-что предложить тебе. Прежде чем я скажу, что именно, запомни одно — платы за услугу я с тебя не потребую. Я не ищу себе ни любовницы, ни жены, хотя если… если когда-нибудь в будущем ты сочтешь меня достойным своего внимания, я буду счастлив, но сейчас… сейчас попытаемся стать просто друзьями.
— Ты, кажется, что-то хотел мне предложить? — перебила его Рохалла — и тут же прикусила язык. И зачем только она поощряет этого безумца?
— Верно. — К Пресвелу вдруг разом вернулась вся его самоуверенность. — Понимаю, после того, что ты пережила, было бы жестоко предлагать тебе позаботиться о маленькой девочке, но леди Серима только что удочерила наследницу, и малышке отчаянно нужна няня. Ужасная история: бедняжка только что осиротела, притом своими глазами видела, как убили ее мать, но этого я тебе не говорил, и ты никому не повторишь эти слова, если тебе дорога жизнь. Малышке года четыре, и после смерти матери она даже не может говорить. Ей очень нужен человек, который будет любить ее и заботиться о ней от всего сердца. Леди Серима не умеет обращаться с детьми и, по правде говоря, их не любит. — Он снова взял Рохаллу за руку. — Пожалуйста, согласись! Ты будешь жить в самом большом особняке на Эспланаде, у тебя будет .сытная еда и добротная одежда, уют и безопасность. У девочки будет няня, которая станет холить и лелеять ее, девушка с добрым и нежным сердцем, привыкшая заботиться о малышах. Вот увидишь, все окажутся в выигрыше! Прошу тебя, согласись. Скажи: «Да»!
Рохалла бесстрастно поглядела на него:
— А ты? Что выиграешь ты? Пресвел покачал головой.
— Ничего, — внятно сказал он. — С одной стороны, я лишь проиграю, потому что люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей. Но, видишь ли, у меня особые отношения с леди Серимой. Хоть я всего лишь ее помощник и никогда не. был ее любовником — хвала Мириалю, этого она от меня не требовала! — леди Серима желает, чтобы я целиком и полностью был предан только ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126