Так или иначе, Гальверон не был в восторге от ее замыслов. К несчастью, он ничем не мог помешать массовым выселениям. Земля, на которой стояли трущобы, принадлежала Серимее, и она могла распоряжаться своей собственностью, как пожелает. Гальверон, однако, не собирался спускать ее наемникам насилия, избиения и убийства, а уж их милый обычай поджигать выселенные дома, дабы прежние жильцы не могли в них возвратиться, и вовсе следовало немедля запретить. До сих пор только благодаря треклятому нескончаемому дождю Нижний Город, выстроенный по большей части из дерева, не сгорел дотла от первой же искры.
В такие дни Гальверон мрачно гадал, зачем вступил в ряды Мечей Божьих — и тем более почему до сих пор оттуда не выбыл. Еще в детстве он полюбил старинные предания и легенды, которые слушал часами, сидя на коленях у бабушки. Отец его был доблестным воином и погиб, когда Гальверон был совсем еще мальчишкой. Нисколько не устрашенный отцовской смертью, вдохновленный легендарными героями из бабушкиных рассказов, он решил примкнуть к силам добра — избранному войску Мириаля — и восстановить в родном краю поруганную справедливость. Сейчас Гальверон только ежился, вспоминая, каким он был безмозглым и восторженным сопляком.
Мечи Божьи оказались отнюдь не братством богоподобных героев, как ожидал юный Гальверон, но сборищем обычных, изрядно испорченных смертных людей, не брезгавших ни взяточничеством, ни игрой в кости. В стенах Цитадели вовсю процветала жестокая конкуренция, и всякий гвардеец завидовал до судорог тем, кто стоял хоть чуточку выше его. Брать взятки считалось делом обычным, а наушничать на своих товарищей — чуть ли не воинской обязанностью. В иных случаях даже пресловутый «нож в спину» оказывался не только фигурой речи.
Гальверон осуждающе покачал светловолосой головой. Не только его собратья по оружию, но и сам он всегда дивился тому, что не только выжил в этом гадючнике, но и сделал такую стремительную карьеру, что к двадцати пяти годам стал заместителем командира гвардии. Гальверон так разительно отличался от безжалостного и хладнокровного лорда Блейда, что порой не мог отделаться от подозрения, что Блейд попросту намерен рано или поздно использовать его в одной из своих честолюбивых интриг. Стой самой минуты, когда Гальверон получил свой нынешний чин, он каждый день ожидал удара — но покуда так и не дождался. Как видно, Блейду нравилось иметь в своем окружении хоть одного честного и совестливого человека… пускай даже для того, чтобы поручать ему самую нудную и грязную работу.
Кстати, о грязной работе… На перекрестке Гальверон повернул налево и стремительно зашагал по длинному коридору, который вел к тюремным камерам. Сразу после своего возвращения из Нижнего Города он успел поговорить с суффраганом Гиларрой, и уши его до сих пор пылали от выбранных ею выражений. Можно было только радоваться, что гнев Гиларры обращен не на него. Впрочем, даже и так Гальверон оказался в весьма щекотливом положении. «Что ты намерен предпринять?» — настойчиво допытывалась суффраган — а что он мог предпринять? Разве может он не подчиниться прямому приказу иерарха, а если и сможет — чем это для него закончится? И все же Гальверон не смог бы жить в ладах со своей совестью, если бы допустил убийство женщины и невинного ребенка.
Решение Заваля поместить жену и дочь торговца под арест вызвало у лейтенанта нешуточную тревогу. Хотя он понятия не имел, что творится в смятенном разуме иерарха, одно Гальверон знал наверняка. Найдут сегодня дракона или нет, а бедным торговцам осталось жить считанные часы. Когда в Цитадель приводили посторонних, назад они уже, как правило, не выходили. Вдобавок почти никто из гвардейцев, стоящих на постах, понятия не имел о том, что женщину и девочку поместили в Цитадель, те же, кто при этом присутствовал, явно изо всех сил старались забыть об этом незначительном факте — так хорошо старались, что Гальверон с немалым трудом смог вытянуть из них хоть какие-то подробности. Никто не смел открыто сказать, что иерарх велел убить двоих невинных людей, но само их умолчание, а также то, что мать и дочь поместили в самой безлюдной части Цитадели, — все это лишь укрепило подозрения Гальверона.
Как он сможет, зная все это, взглянуть в глаза этой бедной женщине?
Наконец Гальверон подошел к камере, где поместили жену и дочь торговца. Уже потянувшись к дверной ручке, он понял, что опоздал. Страшный, нечеловеческий крик донесся из-за двери — и тут же оборвался. И лишь детский голосок пронзительно скулил:
— Нет, нет, нет…
Гальверон ворвался в камеру в тот самый миг, когда женщина выскользнула из рук гвардейца. Глаза ее мертво остекленели, лицо посинело и распухло от удушья. Плач девочки оборвался, когда тело ее матери тяжело стукнулось об пол, все еще подергиваясь в смертных судорогах. В широко раскрытых глазах девочки стыло безумие, маленький рот приоткрылся в беззвучном крике. Гвардеец, рассеянно крутя в пальцах шелковую веревку, поднял голову — и недовольно скривился, увидав замершего на пороге лейтенанта.
Опомнясь от потрясения, Гальверон наконец обрел дар речи.
— Барсиль! Во имя Мириаля, что ты натворил?! — Лейтенант даже не сознавал, что кричит во все горло. — Почему ты не дождался моего возвращения? Клянусь Мириалем, ведь это же была всего лишь беззащитная женщина, жена торговца!
Гвардеец нарочито округлил глаза:
— В самом деле? А лорд Блейд вроде как говорил, что они шпионы. Ну да все равно, ваша милость. Приказ иерарха. Он велел заткнуть рты женщине и девчонке, да ненадежней, а что может быть надежней, чем…
Он не договорил — отчаянно топоча крохотными ножками, девочка опрометью метнулась к приоткрытой двери.
Гальверон, застигнутый врасплох, попытался схватить беглянку, но безуспешно — девочка ловко проскользнула мимо него и очертя голову помчалась по коридору.
— Проклятие! — ругнулся Гальверон, увидев, как крохотная фигурка исчезает за поворотом. Он бросился в погоню, а за ним по пятам, топоча, бежал Барсиль.
Тулак разбудил топот копыт — по тракту, проходившему недалеко от лесопилки, скакали всадники. Отдернув занавеску, старая наемница выглянула из окна — и решила, что все это ей снится. Неужели это сам иерарх? Эту кислую, вечно недовольную рожу Тулак узнала бы из тысячи. А рядом с ним — во имя всего святого! — не кто иной, как бездушный ублюдок лорд Блейд! Когда отряд благополучно проехал мимо, Тулак шумно выдохнула, лишь сейчас сообразив, что задержала дыхание, и облегченно вздохнула.
— Клянусь семью безднами ада! — пробормотала она. — С чего это они намылились в горы, да еще со всеми этими солдатами? Не иначе как прищучить какого-нибудь бедолагу…
И Тулак содрогнулась, только сейчас вспомнив о странной ночной гостье и еще более странном создании, которое нашло приют в ее амбаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
В такие дни Гальверон мрачно гадал, зачем вступил в ряды Мечей Божьих — и тем более почему до сих пор оттуда не выбыл. Еще в детстве он полюбил старинные предания и легенды, которые слушал часами, сидя на коленях у бабушки. Отец его был доблестным воином и погиб, когда Гальверон был совсем еще мальчишкой. Нисколько не устрашенный отцовской смертью, вдохновленный легендарными героями из бабушкиных рассказов, он решил примкнуть к силам добра — избранному войску Мириаля — и восстановить в родном краю поруганную справедливость. Сейчас Гальверон только ежился, вспоминая, каким он был безмозглым и восторженным сопляком.
Мечи Божьи оказались отнюдь не братством богоподобных героев, как ожидал юный Гальверон, но сборищем обычных, изрядно испорченных смертных людей, не брезгавших ни взяточничеством, ни игрой в кости. В стенах Цитадели вовсю процветала жестокая конкуренция, и всякий гвардеец завидовал до судорог тем, кто стоял хоть чуточку выше его. Брать взятки считалось делом обычным, а наушничать на своих товарищей — чуть ли не воинской обязанностью. В иных случаях даже пресловутый «нож в спину» оказывался не только фигурой речи.
Гальверон осуждающе покачал светловолосой головой. Не только его собратья по оружию, но и сам он всегда дивился тому, что не только выжил в этом гадючнике, но и сделал такую стремительную карьеру, что к двадцати пяти годам стал заместителем командира гвардии. Гальверон так разительно отличался от безжалостного и хладнокровного лорда Блейда, что порой не мог отделаться от подозрения, что Блейд попросту намерен рано или поздно использовать его в одной из своих честолюбивых интриг. Стой самой минуты, когда Гальверон получил свой нынешний чин, он каждый день ожидал удара — но покуда так и не дождался. Как видно, Блейду нравилось иметь в своем окружении хоть одного честного и совестливого человека… пускай даже для того, чтобы поручать ему самую нудную и грязную работу.
Кстати, о грязной работе… На перекрестке Гальверон повернул налево и стремительно зашагал по длинному коридору, который вел к тюремным камерам. Сразу после своего возвращения из Нижнего Города он успел поговорить с суффраганом Гиларрой, и уши его до сих пор пылали от выбранных ею выражений. Можно было только радоваться, что гнев Гиларры обращен не на него. Впрочем, даже и так Гальверон оказался в весьма щекотливом положении. «Что ты намерен предпринять?» — настойчиво допытывалась суффраган — а что он мог предпринять? Разве может он не подчиниться прямому приказу иерарха, а если и сможет — чем это для него закончится? И все же Гальверон не смог бы жить в ладах со своей совестью, если бы допустил убийство женщины и невинного ребенка.
Решение Заваля поместить жену и дочь торговца под арест вызвало у лейтенанта нешуточную тревогу. Хотя он понятия не имел, что творится в смятенном разуме иерарха, одно Гальверон знал наверняка. Найдут сегодня дракона или нет, а бедным торговцам осталось жить считанные часы. Когда в Цитадель приводили посторонних, назад они уже, как правило, не выходили. Вдобавок почти никто из гвардейцев, стоящих на постах, понятия не имел о том, что женщину и девочку поместили в Цитадель, те же, кто при этом присутствовал, явно изо всех сил старались забыть об этом незначительном факте — так хорошо старались, что Гальверон с немалым трудом смог вытянуть из них хоть какие-то подробности. Никто не смел открыто сказать, что иерарх велел убить двоих невинных людей, но само их умолчание, а также то, что мать и дочь поместили в самой безлюдной части Цитадели, — все это лишь укрепило подозрения Гальверона.
Как он сможет, зная все это, взглянуть в глаза этой бедной женщине?
Наконец Гальверон подошел к камере, где поместили жену и дочь торговца. Уже потянувшись к дверной ручке, он понял, что опоздал. Страшный, нечеловеческий крик донесся из-за двери — и тут же оборвался. И лишь детский голосок пронзительно скулил:
— Нет, нет, нет…
Гальверон ворвался в камеру в тот самый миг, когда женщина выскользнула из рук гвардейца. Глаза ее мертво остекленели, лицо посинело и распухло от удушья. Плач девочки оборвался, когда тело ее матери тяжело стукнулось об пол, все еще подергиваясь в смертных судорогах. В широко раскрытых глазах девочки стыло безумие, маленький рот приоткрылся в беззвучном крике. Гвардеец, рассеянно крутя в пальцах шелковую веревку, поднял голову — и недовольно скривился, увидав замершего на пороге лейтенанта.
Опомнясь от потрясения, Гальверон наконец обрел дар речи.
— Барсиль! Во имя Мириаля, что ты натворил?! — Лейтенант даже не сознавал, что кричит во все горло. — Почему ты не дождался моего возвращения? Клянусь Мириалем, ведь это же была всего лишь беззащитная женщина, жена торговца!
Гвардеец нарочито округлил глаза:
— В самом деле? А лорд Блейд вроде как говорил, что они шпионы. Ну да все равно, ваша милость. Приказ иерарха. Он велел заткнуть рты женщине и девчонке, да ненадежней, а что может быть надежней, чем…
Он не договорил — отчаянно топоча крохотными ножками, девочка опрометью метнулась к приоткрытой двери.
Гальверон, застигнутый врасплох, попытался схватить беглянку, но безуспешно — девочка ловко проскользнула мимо него и очертя голову помчалась по коридору.
— Проклятие! — ругнулся Гальверон, увидев, как крохотная фигурка исчезает за поворотом. Он бросился в погоню, а за ним по пятам, топоча, бежал Барсиль.
Тулак разбудил топот копыт — по тракту, проходившему недалеко от лесопилки, скакали всадники. Отдернув занавеску, старая наемница выглянула из окна — и решила, что все это ей снится. Неужели это сам иерарх? Эту кислую, вечно недовольную рожу Тулак узнала бы из тысячи. А рядом с ним — во имя всего святого! — не кто иной, как бездушный ублюдок лорд Блейд! Когда отряд благополучно проехал мимо, Тулак шумно выдохнула, лишь сейчас сообразив, что задержала дыхание, и облегченно вздохнула.
— Клянусь семью безднами ада! — пробормотала она. — С чего это они намылились в горы, да еще со всеми этими солдатами? Не иначе как прищучить какого-нибудь бедолагу…
И Тулак содрогнулась, только сейчас вспомнив о странной ночной гостье и еще более странном создании, которое нашло приют в ее амбаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126