Дон Пабло думает о том, что родственники жены пришли морочить ему голову, испортили весь вечер. В эти часы он обычно уже сидел в кафе доньи Росы, попивал шоколад.
Племянницу жены зовут Анита, ее мужа — Фидель. Анита — дочка брата доньи Пуры, чиновника аюнтамьенто в Сарагосе, он еще получил орден Благотворительного общества за то, что однажды вытащил из Эбро утопавшую даму, которая оказалась кузиной председателя собрания депутатов. Фидель, муж Аниты, держит кондитерскую в Уэске. Они приехали в Мадрид на несколько дней — свадебное путешествие.
Фидель — молодой человек с усиками и в светло-зеленом галстуке. В Сарагосе он с полгода назад получил приз на конкурсе исполнителей танго, и в тот же вечер его познакомили с девушкой, которая теперь стала его женой.
Отец Фиделя, тоже кондитер, был человеком совсем неотесанным, принимал как слабительное песок, и все его разговоры были лишь об урожае да о пресвятой деве де Пилар. Но, воображая себя очень образованным и деловым человеком, заказал два сорта визитных карточек; на одних стояло: «Хоакин Бустаманте. Коммерсант», а на других было напечатано готическим шрифтом: «Хоакин Бустаманте Вале. Автор проекта «Необходимо удвоить продукцию сельского хозяйства Испании». После его смерти осталась чертова гибель обтрепанных листов бумаги с цифрами и чертежами; он мечтал удвоить урожаи, применив изобретенную им систему: нагромождение террас с плодородной землей, которые бы орошались водой из артезианских колодцев и получали больше солнечных лучей благодаря системе зеркал.
Отец Фиделя изменил название кондитерской, когда унаследовал ее от старшего брата, погибшего в 1898 году на Филиппинах. Прежде на ее вывеске значилось «Усладительница», это название он счел недостаточно многозначительным и поставил другое: «На земле наших предков». Целых полгода придумывал он это название, набралось не менее трехсот вариантов, все примерно в таком же стиле.
Во времена Республики, когда отец умер, Фидель снова переменил название кондитерской, теперь на вывеске стояло: «Золотой шербет».
— Вовсе ни к чему давать кондитерским названия с политическим смыслом, — говорил он.
Тонкая интуиция подсказывала Фиделю, что вывеска «На земле наших предков» была связана с определенным направлением ума.
— Наше дело — сбывать всем без различия сдобные булочки и птицу. И республиканцы, и карлисты платят нам одними и теми же песетами.
Как вы уже знаете, молодые приехали в Мадрид провести здесь медовый месяц и сочли своим долгом нанести тетушке длительный визит. Дон Пабло прямо не знал, как от них избавиться.
— Стало быть, Мадрид вам понравился?
— Да, очень…
Проходит несколько секунд, затем дон Пабло говорит:
— Что ж, это хорошо!
Донья Пура уже без сил. А юная парочка будто ничего не замечает.
Викторита отправилась на улицу Фуэнкарраль, в молочную доньи Рамоны Брагадо, бывшей возлюбленной того господина, который дважды был заместителем министра финансов.
— Привет, Викторита! Как я рада тебя видеть!
— Привет, донья Рамона.
Донья Рамона умильно, медоточиво улыбается.
— Я так и знала, что моя девочка обязательно придет!
Викторита тоже пытается улыбнуться.
— Да, сразу видно, что вы к этим делам привычны.
— Что ты сказала?
— Да так, ничего.
— Аи, дочка, какая же ты подозрительная!
Викторита сбросила пальто, ворот блузки у нее расстегнут, взгляд странный — — то ли умоляющий, покорный, но, может, и отчаянный.
— Ну что, хороша я?
— Да что ты, дочка, что с тобой?
— Ничего, со мной ничего.
Донья Рамона, отведя глаза в сторону, попыталась пустить в ход свои испытанные приемчики сводни.
— Ладно, ладно! Не капризничай, как маленькая. Заходи, поиграешь в карты с моими племянницами.
Викторита поднялась.
— Нет, донья Рамона. Мне некогда. Меня ждет мой жених. Мне, знаете ли, уже осточертело кружить вокруг да около, как осел у нории . Ведь и вам, и мне что нужно? Нужно перейти к делу, понятно?
— Нет, дочка, непонятно.
Прическа у Викториты растрепана.
— Так я вам скажу ясней — где этот кобель?
Донья Рамона ахнула:
— Что ты!
— Где же наконец этот кобель? Понятно? Где этот тип?
— Ай, милочка, да ты просто потаскуха!
— Ладно, называйте меня кем угодно, мне безразлично. Я должна отдаться одному мужчине, чтобы купить лекарства для другого. Подавайте сюда этого типа!
— Но, доченька, зачем так говорить?
Викторита повышает голос:
— Потому что мне иначе говорить не хочется, сеньора сводня! Вам ясно? Не хочется!
Заслышав крик, в комнату заглянули племянницы доньи Рамоны. Позади них показалась физиономия дона Марио.
— Что тут стряслось, тетя?
— Ах, эта дрянная девчонка, эта неблагодарная, хотела меня ударить!
Викторита совершенно спокойна. Всегда успокаиваешься, когда тебе вот-вот предстоит совершить что-то ужасное. Или когда решишь не совершать этого.
— Знаете что, сеньора, я лучше приду в другой раз, когда у вас будет поменьше народу.
Девушка открыла дверь и вышла. Не успела она дойти до угла, как ее нагнал дон Марио. Он поднес руку к шляпе.
— Простите, сеньорита. Мне кажется — чего уж тут притворяться! — мне кажется, что я отчасти виноват в происшедшем. Я…
Викторита его перебила:
— Бросьте, я очень рада с вами познакомиться! Вот я перед вами! Вы ведь ради меня пришли. Клянусь вам, я в жизни ни с кем не спала, кроме как со своим женихом. Уже больше трех месяцев, почти четыре, как я не знаю, что такое мужчина. Я очень люблю своего жениха. Вас я никогда любить не буду, но если вы заплатите, я лягу с вами. Я уже сыта по горло. Немного денег, и моего жениха можно будет спасти. А что я ему изменю, на это мне наплевать. Мне важно одно — поставить его на ноги. Если вы мне его вылечите, я буду с вами, пока вам не надоест.
Голос девушки задрожал, она расплакалась.
— Извините…
У дона Марио, старого развратника, не лишенного, однако, сентиментальной струнки, стал комок в горле.
— Успокойтесь, сеньорита! Зайдемте, выпьем кофе, это вам будет полезно.
В кафе дон Марио сказал Викторите:
— Я тебе дам денег, и ты их отнесешь своему жениху. Только договоримся: наши с тобой дела останутся между нами, а он пусть думает что хочет. Согласна?
— Да, пусть себе думает что хочет. Давайте, ведите меня куда хотите.
Хулита рассеянна, она как будто ничего не слышит, как будто витает где-то в облаках.
— Мама…
— Что, доченька?
— Я должна сделать тебе признание.
— Ты? Ох, малышка, не смеши меня!
— Нет, мам, я серьезно говорю — я должна сделать тебе признание.
У матери слегка задрожали губы, но, чтобы это заметить, надо смотреть очень внимательно.
— Говори, дочка, говори.
— Я… Я не знаю, хватит ли у меня храбрости.
— Нет, дочка, говори, не будь скрытной. Вспомни, недаром говорят, что мать — лучшая подруга, лучшая наперсница дочери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59