Мне казалось, что оплакивать свою невинность, свою семью, свой мир, бесчисленные утерянные воспоминания, свои наивные планы на будущее, своих друзей и единственную девушку, которую я любил, куда важнее.
В каком-то смысле я все же был проклят. Никто больше не мог обманывать меня, зато я мог обманывать сам себя.
Я заверял себя, что никому нет до меня дела. Даже мне самому.
Я говорил себе, что заслужил страдания, потому что убил людей, которых больше всего любил. Я не убивал Симону, но все равно чувствую себя в ответе за ее смерть. Меркуцио погиб от моей руки. Моя девушка и мой друг, они оба погибли не без моего участия. Два шрама на моей душе.
Самая отвратительная ложь происходила из моего незнания, а значит, я и не мог распознать ее. Я сказал себе, что простого страдания мало, я должен умереть.
Я ненавидел саму мысль о том, чтобы сдаться смерти. Эта мерзкая тварь уже не раз обманывала меня. Лучше жить, но вдали от зла. Но как жить? Что делать? Я не только отгородился от других людей, я поклялся никогда не заходить в ГВР. Мне нужно было отыскать какое-то занятие здесь, в реальном мире, и занятия эти были так же смертельно опасны.
Опасным было мое первое развлечение, которое я сам себе придумал. Я провел много времени, пытаясь выяснить, где предел моих возможностей. Дебрингем меня пережевал и выплюнул. Мне захотелось чего-то новенького, что помогло бы мне выжить. Несколько месяцев я бродил по Восточному побережью, пока не осел в местечке, где располагались «американские горки», достигавшие четырехсот футов в высоту и целую милю в длину. Аттракцион «Счастливый случай».
Когда аттракцион работал нормально, он мог нести вас со скоростью штормового ветра: более ста миль в час с перегрузкой 5,0 g. Для усиления эффекта здесь были неожиданные повороты и спирали, замысловатые петли и даже свободное падение. Но за два десятилетия аттракцион превратился в реликт, теперь это была неработающая развалина. Меня это нисколько не огорчило, потому что, назло влюбленному в симуляции миру, он был реален, словно живое оскорбление ГВР. Мне захотелось повернуть время вспять и снова вернуть аттракциону его былую красоту, некогда заставлявшую сжиматься сердца. Я загадал: если смогу восстановить американские горки, то и сам вернусь к жизни. Это стало моим личным проектом, захватившим все мои помыслы, новым болеутоляющим после нескольких лет пустоты и одиночества.
Вторым развлечением стало для меня употребление успокоительного, я оправдывал себя скорбью. Симона умерла от передозировки, и мне захотелось узнать, о чем она думала. Я принялся за эксперименты с медикаментами. Я убедил себя, что это часть моего исцеления, хотя на деле я принимал все, отчего чувствовал себя иначе, потому что тогда я будто становился другим человеком. Не важно кем, лишь бы человек этот не страдал самоедством и жалостью к самому себе.
Не сомневаюсь, по отдельности я справился бы и с опасностью, и с наркотиками, вместе же получался адский коктейль. Все, что я предпринимал для восстановления «Счастливого случая», было нереальными полумерами. Если бы мне удалось запустить аттракцион, думаю, мне оторвало бы конечности в первый же момент.
К счастью, однажды я залез довольно высоко, свалился с нижнего яруса рельсов и сломал себе ключицу. Этот случай несколько отрезвил меня. Тогда я еще часто общался с Пандорой. Я ничего не сказал ей об этом случае, чтобы не волновать ее, но она и так все узнала, я это почувствовал. По ее вопросам, по тону ее речи. Я вернулся в Дебрингем и принялся за дело. Вызвав Маласи, я выяснил, что она за мной следит.
Мне было все равно, делает она это из лучших побуждений или нет. Я пришел в ярость. Для меня личное пространство – болезненная тема. Это не кажется мне странным после стольких лет жизни в ГВР под постоянным, пристальным наблюдением. Я решил оградить себя от возможного шпионажа. Я не только заблокировал подключение к моей аппаратуре, я пошел дальше и подключился к их системе. Я взламывал системы, программировал, постепенно ко мне возвращались старые навыки. В конечном счете, это оказало на меня самое благотворное влияние, потому что у меня появилось дело. На его фоне «Счастливый случай» и наркотики стали мне неинтересны.
Теперь я стал наблюдателем, и я обнаружил, что меня это захватило. Только тогда я понял, насколько я одинок. Мне показалось, что такое наблюдение за жизнью других поможет мне избавиться от одиночества. Но то, что я видел, меня угнетало. К тому же я нарушил обещание, данное себе самому, что было еще хуже. Чтобы проверять подсматривающие программы, мне приходилось выходить в ГВР. Конечно, у меня были на то уважительные причины, но я предавал свои принципы.
Я начал разговаривать сам с собой, вести беседы со своим вторым «я». Иногда я уходил в ГВР на несколько дней. Это вредило здоровью, и, возвращаясь, я ругал себя. Я словно падал в бездонную пропасть, а разум мой существовал словно лишь затем, чтобы мучить меня сознанием, как много я потерял и сколь неверный выбор сделал. Мой разум порицал меня, указывал на меня пальцем, искал, кого уколоть побольнее, а этим кем-нибудь всегда оказывался я сам. Рано или поздно наступает момент, когда нужно что-то предпринять. Когда, закончив наконец переоценку ценностей, вы находите ответ.
Я пришел к простому выводу: мне не следовало запираться в одиночестве.
Я размышлял о себе, о той жизни, которая была бы у меня, если бы ложь оказалась правдой. Если бы ГВР была реальностью, если бы Черная напасть не проникла в человеческий геном, если бы миллиарды людей остались живы. Если бы отчаяние не разъело мою душу, а детство перешло бы в безопасную и счастливую жизнь. Я представлял себе свою жизнь.
Я не мог быть другим человеком, но та личность все равно имела право на существование.
Я позанимался биологией, освободил от грязи и мусора экогенетическую лабораторию Дебрингема. Я почувствовал себя доктором Франкенштейном, хотя, в отличие от него, меня влекла идея создать точную копию самого себя. Я подсматривал за жизнью в Египте и Германии в надежде найти что-нибудь полезное для себя, но, в конце концов, остановился на простом клонировании. Когда у вас есть нужные инструменты и верные рецепты, клонировать человека не сложнее, чем испечь пирожок. Готовишь девять месяцев в искусственной матке, потом выдерживаешь по вкусу.
Я поместил второе – лучшее – «я» в камеру ГВР и запустил «дорожку девять», тот же набор программ, через который прошел сам: все то же самое, что когда-то «Гедехтнис» уготовил для моего детства и юности.
Меркуцио уничтожил все записи, но оставил десять дорожек. Поскольку теперь не было возможности выбирать, программа была готова повторить все пройденное мной раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
В каком-то смысле я все же был проклят. Никто больше не мог обманывать меня, зато я мог обманывать сам себя.
Я заверял себя, что никому нет до меня дела. Даже мне самому.
Я говорил себе, что заслужил страдания, потому что убил людей, которых больше всего любил. Я не убивал Симону, но все равно чувствую себя в ответе за ее смерть. Меркуцио погиб от моей руки. Моя девушка и мой друг, они оба погибли не без моего участия. Два шрама на моей душе.
Самая отвратительная ложь происходила из моего незнания, а значит, я и не мог распознать ее. Я сказал себе, что простого страдания мало, я должен умереть.
Я ненавидел саму мысль о том, чтобы сдаться смерти. Эта мерзкая тварь уже не раз обманывала меня. Лучше жить, но вдали от зла. Но как жить? Что делать? Я не только отгородился от других людей, я поклялся никогда не заходить в ГВР. Мне нужно было отыскать какое-то занятие здесь, в реальном мире, и занятия эти были так же смертельно опасны.
Опасным было мое первое развлечение, которое я сам себе придумал. Я провел много времени, пытаясь выяснить, где предел моих возможностей. Дебрингем меня пережевал и выплюнул. Мне захотелось чего-то новенького, что помогло бы мне выжить. Несколько месяцев я бродил по Восточному побережью, пока не осел в местечке, где располагались «американские горки», достигавшие четырехсот футов в высоту и целую милю в длину. Аттракцион «Счастливый случай».
Когда аттракцион работал нормально, он мог нести вас со скоростью штормового ветра: более ста миль в час с перегрузкой 5,0 g. Для усиления эффекта здесь были неожиданные повороты и спирали, замысловатые петли и даже свободное падение. Но за два десятилетия аттракцион превратился в реликт, теперь это была неработающая развалина. Меня это нисколько не огорчило, потому что, назло влюбленному в симуляции миру, он был реален, словно живое оскорбление ГВР. Мне захотелось повернуть время вспять и снова вернуть аттракциону его былую красоту, некогда заставлявшую сжиматься сердца. Я загадал: если смогу восстановить американские горки, то и сам вернусь к жизни. Это стало моим личным проектом, захватившим все мои помыслы, новым болеутоляющим после нескольких лет пустоты и одиночества.
Вторым развлечением стало для меня употребление успокоительного, я оправдывал себя скорбью. Симона умерла от передозировки, и мне захотелось узнать, о чем она думала. Я принялся за эксперименты с медикаментами. Я убедил себя, что это часть моего исцеления, хотя на деле я принимал все, отчего чувствовал себя иначе, потому что тогда я будто становился другим человеком. Не важно кем, лишь бы человек этот не страдал самоедством и жалостью к самому себе.
Не сомневаюсь, по отдельности я справился бы и с опасностью, и с наркотиками, вместе же получался адский коктейль. Все, что я предпринимал для восстановления «Счастливого случая», было нереальными полумерами. Если бы мне удалось запустить аттракцион, думаю, мне оторвало бы конечности в первый же момент.
К счастью, однажды я залез довольно высоко, свалился с нижнего яруса рельсов и сломал себе ключицу. Этот случай несколько отрезвил меня. Тогда я еще часто общался с Пандорой. Я ничего не сказал ей об этом случае, чтобы не волновать ее, но она и так все узнала, я это почувствовал. По ее вопросам, по тону ее речи. Я вернулся в Дебрингем и принялся за дело. Вызвав Маласи, я выяснил, что она за мной следит.
Мне было все равно, делает она это из лучших побуждений или нет. Я пришел в ярость. Для меня личное пространство – болезненная тема. Это не кажется мне странным после стольких лет жизни в ГВР под постоянным, пристальным наблюдением. Я решил оградить себя от возможного шпионажа. Я не только заблокировал подключение к моей аппаратуре, я пошел дальше и подключился к их системе. Я взламывал системы, программировал, постепенно ко мне возвращались старые навыки. В конечном счете, это оказало на меня самое благотворное влияние, потому что у меня появилось дело. На его фоне «Счастливый случай» и наркотики стали мне неинтересны.
Теперь я стал наблюдателем, и я обнаружил, что меня это захватило. Только тогда я понял, насколько я одинок. Мне показалось, что такое наблюдение за жизнью других поможет мне избавиться от одиночества. Но то, что я видел, меня угнетало. К тому же я нарушил обещание, данное себе самому, что было еще хуже. Чтобы проверять подсматривающие программы, мне приходилось выходить в ГВР. Конечно, у меня были на то уважительные причины, но я предавал свои принципы.
Я начал разговаривать сам с собой, вести беседы со своим вторым «я». Иногда я уходил в ГВР на несколько дней. Это вредило здоровью, и, возвращаясь, я ругал себя. Я словно падал в бездонную пропасть, а разум мой существовал словно лишь затем, чтобы мучить меня сознанием, как много я потерял и сколь неверный выбор сделал. Мой разум порицал меня, указывал на меня пальцем, искал, кого уколоть побольнее, а этим кем-нибудь всегда оказывался я сам. Рано или поздно наступает момент, когда нужно что-то предпринять. Когда, закончив наконец переоценку ценностей, вы находите ответ.
Я пришел к простому выводу: мне не следовало запираться в одиночестве.
Я размышлял о себе, о той жизни, которая была бы у меня, если бы ложь оказалась правдой. Если бы ГВР была реальностью, если бы Черная напасть не проникла в человеческий геном, если бы миллиарды людей остались живы. Если бы отчаяние не разъело мою душу, а детство перешло бы в безопасную и счастливую жизнь. Я представлял себе свою жизнь.
Я не мог быть другим человеком, но та личность все равно имела право на существование.
Я позанимался биологией, освободил от грязи и мусора экогенетическую лабораторию Дебрингема. Я почувствовал себя доктором Франкенштейном, хотя, в отличие от него, меня влекла идея создать точную копию самого себя. Я подсматривал за жизнью в Египте и Германии в надежде найти что-нибудь полезное для себя, но, в конце концов, остановился на простом клонировании. Когда у вас есть нужные инструменты и верные рецепты, клонировать человека не сложнее, чем испечь пирожок. Готовишь девять месяцев в искусственной матке, потом выдерживаешь по вкусу.
Я поместил второе – лучшее – «я» в камеру ГВР и запустил «дорожку девять», тот же набор программ, через который прошел сам: все то же самое, что когда-то «Гедехтнис» уготовил для моего детства и юности.
Меркуцио уничтожил все записи, но оставил десять дорожек. Поскольку теперь не было возможности выбирать, программа была готова повторить все пройденное мной раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76