– Хочешь пока чем-нибудь заняться? Попробуй засадить выгоревший участок, сумасшедший пиротехник, – посоветовал тебе Хэллоуин, бог смерти, Человек-прощание. В шутку, по-отцовски, он чуть-чуть толкнул тебя, и ты рассмеялся, потом закатал рукава и начал свой первый из многих и многих трудовых дней, ты расчищал пожарище и сажал деревья.
А сейчас ты уехал от него. Ты влез в коптер и помахал ему, он помахал в ответ. Странное ощущение. Очень печальное. И все же приятно сознавать, что кто-то ждет твоего возвращения.
ПАНДОРА
Я лечу высоко над Атлантикой, везу в Германию очень странного ребенка Хэллоуина. Он до сих пор избегает смотреть на меня, дурачок, а во мне просыпается ревность к нему. Это нездорово, но факт. Возможно, Хэлу не нужно мое сердце, но оно принадлежит ему, это как наркотическая зависимость, от этого не убежишь. От одной мысли, что четырнадцать лет рядом с ним кто-то был, заставляет мои глаза позеленеть больше обычного.
Я хотела помочь ему похоронить прошлое, а он обошелся без меня. Его сын дал ему смысл жизни, это потрясающе, но я претендовала на это место. И я его потеряла. Не скажу, что мне не больно.
Есть и хорошая новость. Он сказал, что теперь ему приятнее будет видеть меня. И эти шесть слов беспрерывно крутятся у меня в голове, как это ни печально, они наполняют меня счастьем. Господи, я как потерявшаяся собачонка, ожидающая на крыльце, когда же откроют дверь.
Не стоило давать ему диск. Он все поймет превратно, теперь я точно знаю.
Но, черт побери, это единственное, что пришло мне в голову, мне хотелось растормошить его, примирить с жизнью.
Иногда я думаю, что только меня это волнует. Исаак не ладит с Вашти и Шампань. Хэллоуин не ладит со всеми. И только я одна думаю, что все разногласия между нами можно устранить. Во всяком случае, мне кажется, что это следует сделать. Необходимо сделать.
Хэл говорит, что все мы приверженцы контроля, в то время как он за хаос. Когда мы поделили мир, он сказал нам: «Вы все строите воздушные замки. Ваша тяга к счастливому, гармоничному, упорядоченному будущему приведет к тирании, как только вы осуществите задуманное. И не важно, настолько чисты будут ваши намерения».
Возможно, он был прав, особенно это касается Вашти. Она контролировала своих детей с помощью лекарств куда больше, чем я себе представляла. И мне это не нравится. Особенно использование средств, подавляющих сексуальное влечение. Я высказала ей свое мнение по этому вопросу прямо перед отъездом к Хэлу, за что она набросилась на меня с обвинениями.
– Мои девочки – наше будущее, – сказала она, – они должны узнать все, что возможно, о Черной напасти, о создании самого лучшего общества. Они не смогут сделать это, если будут бегать с выпученными глазами, думая только о романах! И меня вдохновила на это именно ты. Как много могла бы ты сделать, если бы этот засранец Хэл не занимал все твои мысли.
Интересно, много ли об этом знала Шампань? Она говорила, что с радостью предоставляла Вашти самой решать, сколько и каких лекарств давать девочкам, а сама сосредоточивалась на заботах о детях и их всестороннем образовании. Не знаю, стоит ей верить или нет.
Исаак, наверное, самый добрый, самый заботливый из всех нас. Он – мое утешение, уж не знаю, как бы они могли поладить с Хэлом. Он воспитывает своих детей очень добросовестно. Он сам так считает. И я не вижу в этом ничего плохого. Исааку надо дать хоть немного отдыха, ему так тяжело сейчас. У него всегда был очень позитивный взгляд на вещи, но с его детьми происходит то же, что случилось с Гессой. Только в этот раз еще хуже, намного хуже. Как врач, я вряд ли могу быть ему полезна, но я сделаю все, что смогу, для него. Слава богу, Вашти сейчас работает с ним вместе. По крайней мере, я могу попытаться удержать их от ссор.
– С какой скоростью летает эта штуковина? – спрашивает Деус.
Ответ его разочаровывает.
– Самолет моего отца летает быстрее.
– Ну, его самолет строили для скоростных полетов, а мой – для безопасных.
– А где вы его украли?
– Его оставил нам «Гедехтнис», я взяла его в пользование, но считаю, что это мой служебный самолет.
– Можно, я немного поведу его?
– Возможно, когда полетим обратно.
– Интересная конструкция, хоть и медленная, – говорит он, осматривая кабину. – Мне нравилось вырезать его из дерева.
– Мне понравился твой лебедь. – Я киваю на деревянную скульптуру у него на коленях.
– А, спасибо, – отвечает он. – Я сделал его для Нимфенбурга. У меня есть еще в рюкзаке. Я думал, может, их лучше раскрасить… но так и не решил.
Он замолкает и пожимает плечами.
– Мне кажется, я могу им подарить этих лебедей.
– Прекрасная мысль, – одобряю я, хотя и не верю, что такая безделушка сможет смягчить сердце Вашти.
ХАДЖИ
В пустыне есть демоны песка, они появляются неожиданно и из ниоткуда, швыряют в вас песок и гравий. Однажды я рассматривал сфинкса, искал ракурс получше, ходил кругами вокруг него. Вдруг прямо передо мной возник огромный смерч, конус высотой в двадцать метров. Он раскачивался, как пьяный, то затягивал меня, то выбрасывал обратно, а потом исчез столь же внезапно, как появился.
Так и сейчас, болезнь набросилась на меня неожиданно.
Нас держат взаперти в больнице Нимфенбурга, мои старшие братья борются за жизнь в палате интенсивной терапии, остальные находятся в изоляторе. Нгози, Далила и я набираемся сил, проводим время, рассказывая друг другу истории, и играем в разные игры. На экранах, установленных на стенах и потолке, возникают приятные образы. Цветущий кизил и стайки тропических рыбок помогают забыть о боли и разложении, а если не помогает медитация, отец облегчает нам боль с помощью самых сильных анальгетиков. Какое блаженство эти анальгетики.
Отец ведет себя как обычно, но, когда я пристально смотрю на него, я вижу, что лицо его превратилось в застывшую маску. В глазах как будто пульсируют чувства. Я никогда не видел его таким. Этим чувствам я не могу подобрать названия. Когда все засыпают, и только мы вдвоем продолжаем перешептываться, я начинаю его успокаивать. Мы помним его уроки. Мы принимаем свое будущее. Мы боремся за свою жизнь до последней капли крови, но микробы, поразившие нас, идут от Бога, а с Богом мы не можем сражаться, мы должны сдаться и принять ту судьбу, которую Он нам уготовил.
Я говорю ему все это, а он хвалит меня, но незнакомый взгляд остается. Очень больно потерять сестру. А потерять дочь или сына, наверное, еще больнее. Не исключено, что мне просто не понять его чувств. Как я хочу ему помочь. Мне это не удается. Как было бы хорошо, если бы Нгози и Далила не видели его странного взгляда, он беспокоит их куда больше, чем кажется отцу.
Наши кузины иногда заходят нас навестить. Не все, некоторые из них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76