…Арестованным и задержанным солоно приходилось в эти дни. Полковник Перейра отыгрывался на них за гнусное поведение тех академиков, что предпочли ему это ничтожество, за их иронию, насмешки, ледяной тон и едва скрываемое отвращение. Он вымещал на арестованных и задержанных свою ненависть к тем, кто лицемерно поздравлял его с очевидной победой, а сам затаивался и выжидал, заставляя полковника мучиться неизвестностью, теряться в догадках, шалеть от нескончаемого пустопорожнего красноречия… Полковник стучит кулаком по столу, кричит, бранится, угрожает, отдает беспощадные приказы своим подручным – небо с овчинку кажется в эти дни арестованным и задержанным.
СУПРУГИ ЛЕЙТЕ (И ИХ ДОЧЬ)
– Чем ты так озабочен, Лизандро? Что с тобой? – В мягком, ласкающем слух голосе доны Мариусии слышится нежное недоумение.
Познакомившись с супругой академика Лейте, многие удивленно задают себе вопрос: как? неужели эта стройная, всё ещё привлекательная женщина, всегда весёлая и приветливая, красиво причесанная и в меру подкрашенная – жена толстого, потного, небрежно одетого, суетливого и преувеличенно любезного, пронырливого и расчетливого Лизандро? Да, жена. Жена и мать его пятерых детей; четверо сыновей – два адвоката, инженер и врач – давно обзавелись семьями, а пятая, студентка юридического факультета Пру (уменьшительное от нена­вистного ей имени Пруденсия), красотой пошедшая в мать, а живым умом и энергией – в отца, пока ещё живет в отчем доме. У доны Мариусии семеро внуков, но, глядя на эту величаво-кроткую красавицу, никогда не скажешь, что ей скоро пятьдесят.
С мужем она ладит. Она всегда согласна с ним, даже если порой в разговорах с Пру и осуждает его взгляды или поступки. Мариусия и Лизандро рука об руку прошли долгий путь, и, ох, как нелегок был он вначале. Лизандро не щадил себя, чтобы его дети и жена не были лишены по крайней мере самого необходимого. Образцовый супруг и любящий отец работал как вол, отважно и дерзко брался за любое дело, был неразборчив в средствах и не страдал излишней щепетильностью – лишь бы дом его был полной чашей, лишь бы дети встали на ноги. Что ж, он добился своего – сыновья, слава богу (хотя бог тут ни при чем – славить следовало бы усердие и упорство Лизандро), устроились в жизни неплохо. Пру пока еще только на четвертом курсе и зависит от родителей, хотя зависимость эта проявляется лишь в том, что ее кормят, обувают и одевают – ни малейшего вмешательства в свои дела своенравная и самостоятельная девушка не терпит. Ей бы очень хотелось жить отдельно, быть хозяйкой самой себе, да пока не выходит. Она уже работает в адвокатской конторе – денег не получает, зато набирается опыта и выполняет свой гражданский долг: владелец конторы специализируется на защите политических преступников перед Особым трибуналом.
…Лизандро уселся рядом с женой:
– Да все эти проклятые выборы… Я думал, протащить Агналдо в Академию будет нетрудно. И ошибся.
Он испытывал к жене неубывающее чувство благодарности, начавшееся ещё в далекую пору ухаживанья. Лизандро и в юности был одышлив и тучен, длинноволос и плохо выбрит, не любил спорт и не умел танцевать; девушки обращали на него мало внимания… До сих пор он не понимает, почему Мариусия на выпускном вечере согласилась стать его женой. Он долго не мог поверить в искренность её чувств, хотя о браке по расчету и речи быть не могло: Лизандро был ещё бедней, чем она – школьная учительница, – и, пока не получил стипендии, подрабатывал в магазине готового платья – умудрялся выколотить деньги за отпущенные в кредит товары из самых безнадежных должников. Всю жизнь он чувство­вал себя обязанным жене.
– Многие возражают против его кандидатуры?
Дона Мариусия обычно не интересовалась борьбой вокруг вакансий в Академию, – борьбой, которой её муж отдавал столько времени и сил. Как подобает супруге академика Лейте, она принимала у себя кандидатов, наносивших положенные визиты, появлялась в Малом Трианоне на торжественных заседаниях и традиционных рождественских чаепитиях, где и виделась с жёнами «бессмертных», но круг её приятельниц состоял главным образом из жён сослуживцев Лизандро и родственниц.
– Да есть кое-кто… Больше, чем я предполагал. И такие, что ухо с ними держи востро. Помнишь этого денди Афранио Портелу?
– Помню. Я читала его романы – «Аделия» мне понравилась… Очень милый человек.
– Милый? Макиавелли перед ним – щенок. Знаешь, до чего он додумался?
– Нет, не знаю. Расскажи. – Она ласково взяла его влажную от пота руку.
– Мало того что они выкопали откуда-то генерала, который стал соперником Агналдо, так еще подрядили Марию-Жоан отбивать у нас голоса академиков.
– Правда? Ну и как?
– А так, что наш милый министр Пайва, в котором я не сомневался ни минуты, теперь пошел на попятный. Это что-то неслыханное! Это вопиющее неуважение к Академии!
Дона Мариусия засмеялась:
– Я уверена, что ты тоже не сидишь сложа руки. Неужели твой кандидат может потерпеть поражение?
– Нет. Он победит.
– Чем же в таком случае ты встревожен?
– Я хотел, чтобы это была чистая победа, единогласное избрание. Так и случилось бы, не появись в последний момент этот чёртов Афранио со своим генералом. Они нам испортят всю обедню.
– Каждый раз одно и то же. Настоящая война…
– Думаю, Мариусия, что нет у нас в стране ничего более вожделенного, чем мундир академика. Академия – это вершина, Олимп, с ней ничто не сравнится. Нас, «бессмертных», избранников богов, всего сорок.
– И один из них ты, Лизандро. Я очень гордилась твоим избранием. А скажи, пожалуйста, это было трудно? Я не помню.
– Момент был очень подходящий: компромисс между враждующими группировками. И то пришлось побегать. Пайва тогда оказал мне большую услугу…
Лейте помолчал, воскрешая в памяти сражение деся­тилетней давности: из трех претендентов у него были наименьшие шансы на успех, никто не верил, что он пройдёт в академики… Ох, сколько крови испортила ему, Бразильская Академия, сколько было пролито пота, чтобы попасть туда!.. Но пальмовые ветви золотого шитья залечат любые раны, компенсируют любые тяготы… Лизандро нежно взглянул на жену:
– Ты жена члена Бразильской Академии!
– Мне многие откровенно завидуют. «Ваш муж академик? Как это замечательно…» Мне есть чем похвастаться.
– Ты бы посмотрела, как Агналдо – полковник Перейра, имя которого наводит на всех ужас, один из первых людей в государстве, – ящиками шлёт французское шам­панское старику Франселино, давным-давно уволенному в отставку послу…
– А почему ты помогаешь этому полковнику, Лизандро? Я читала про него такие ужасные вещи – просто мороз по коже… Пру дала мне прочесть: она приносит эти бумаги из своей конторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66