Все побережье было усеяно бабочками.
Время от времени они вспархивали, взмывали вверх и окружали ее густым белым облаком.
Мы с Каролиной никогда такого не видели. Но, судя по Розильде, она уже давно к ним привыкла. Она, как ни в чем не бывало, спокойно шагала в окружении бабочек.
Мы стояли как вкопанные. Все это время Каролина держала меня за руку. Лицо у нее было серьезное. Мы зачарованно смотрели на Розильду, словно не было больше ни времени, ни пространства. Но затем Каролина прошептала:
– Нам пора!
Я неохотно двинулась следом. Мы пришли в замок, как раз когда начинался завтрак.
Обычно Розильда с нами не завтракала, только иногда, поэтому никто о ней не вспомнил.
На следующий день я должна была уехать из замка.
Поэтому остаток дня настроение у меня было немного печальное. Меня не покидало ощущение, будто все происходит не наяву, – оно появилось после того, как я увидела Розильду, окруженную целым облаком бабочек. И хотя я знала, что вернусь, мне все равно было грустно. Мне казалось, что я покидаю прекрасную и захватывающую сказку на самом интересном месте. И никогда не узнаю, что произошло, пока меня не было. Даже если потом мне кто-нибудь об этом расскажет, все равно это будет совсем другое. Ведь это чужие впечатления. Подлинные слова этой сказки я никогда не услышу.
Целый день я бродила одна. Я хотела удержать в себе то настроение, которое охватило меня на берегу. Если что-нибудь случится и я – не дай бог – не смогу вернуться в Замок Роз, мне хотелось бы оставить в душе это чувство. Ведь сейчас мы так хорошо друг друга понимаем, между нами царит такое доверие!
Хотя я знала, что все это очень хрупко и в любой момент может измениться.
После обеда я пошла в розовый сад. Пели птицы, у фонтана раздавалось мелодичное журчание. Я не спеша подошла, думая, что я здесь одна.
Но возле фонтана увидела Арильда.
Он запрокинул голову назад, подставив лицо каплям, и протянул руки к воде. Его лицо было совсем мокрым, он стоял зажмурившись и улыбался. Знаю, что звучит это смешно, но в нем было что-то от ангела.
Он меня не замечал, но уходить мне не хотелось. Неподалеку стояла скамья, откуда я могла наблюдать за ним так, чтобы он меня не видел.
Я прокралась туда. Он ничего не заметил.
Никогда не задумывалась о том, что у Арильда необыкновенно благородные черты лица. Кого-то он мне напоминал, но вскоре я поняла, что напоминает он не какого-то конкретного человека. Я узнавала в нем ту одухотворенность, те одиночество и недосягаемость, которые так запомнились мне на старинных картинах со святыми. Перед глазами стоял Франциск Ассизский.
Я вспомнила вчерашние слова Каролины о том, как сложились бы обстоятельства, если бы Арильд восхищался ею и как девушкой. Нет, Арильд похож на ангела, а Каролина к ангелам никакого отношения не имеет. Но теперь я заметила, что в чертах его благородного лица была какая-то сила. Наверно, мы несправедливо опасались, что он слишком мягкий человек.
Через несколько минут я обнаружила, что рядом со мной кто-то сидит.
Кто-то положил свою руку поверх моей и крепко сжал ее.
Это была Амалия.
Она приложила палец к губам, мы улыбались и сидели в полной тишине, не говоря ни слова. Через некоторое время к нам присоединился Арильд. Он взял Амалию за руку – так мы и сидели втроем, с Амалией посередине.
Вечером я пришла в свою комнату и нашла у себя на столе несколько фотографий. Снимки, которые я сделала фотоаппаратом Розильды, проявили и напечатали.
На одном были Розильда и Каролина возле качелей, на другом – Розильда у мольберта. Снимки получились красивые и четкие. Я осталась довольна. Среди них я нашла и фотографию, сделанную Каролиной, – на ней были мы с Розильдой. Я выглядела немного застывшей, а в остальном снимок вышел хороший.
Но было в них что-то странное…
Тени, падавшие от Розильды и Каролины, были не темными, как на самом деле. Они были белыми. В точности как на акварели Розильды. Присмотревшись к ним внимательнее, я заметила, что, как и на картине, они постепенно обретают образ. Я увидела белые женские тени. Они были даже на той фотографии, где Розильда сидела у мольберта. Особенно в одной из теней с какой-то мистической отчетливостью вырисовывалась женщина. Остальные были не такими ясными, более расплывчатыми.
На фотографии со мной белых теней не было.
Среди снимков лежала записка, вырванная из блокнота Розильды. Несколько строк из «In Memoriam» Теннисона:
… храню мечту в душе моей,
Но правдою считать хочу:
Слова прощания шепчу
И – не могу расстаться с ней.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Совершенно неожиданно Каролина предложила проводить меня к поезду.
– Будем вместе до последней минуты! – преданно сказала она.
Я очень обрадовалась.
Предполагалось, что я поеду сразу после завтрака. Обычно, когда я сталкиваюсь с чем-то неизбежным, то если уж действительно ничего нельзя изменить, я стараюсь покончить с этим как можно быстрее. Не люблю долгие проводы.
Вот и тогда я стала нервничать и захотела поскорее уехать. Но завтрак затянулся. Оказывается, мой предстоящий отъезд воспринимали гораздо серьезнее, чем я ожидала. Кажется, все почему-то привыкли, что я живу в замке, и это было приятно. Я все больше убеждалась в том, что должна вернуться сюда как можно скорее.
Был и Аксель Торсон, хотя обычно он на завтрак не приходил. Он хотел поехать со мной на станцию, чтобы убедиться, что я села в поезд и у меня все в порядке, но когда он услышал, что меня будет провожать мой «брат», он понял, что мы хотим побыть вдвоем.
И он, и Вера спрашивали, действительно ли Карл не хочет поехать на конфирмацию своего брата, но Каролине удалось отговориться со свойственной ей изворотливостью.
– Я человек неверующий, – тихо сказала она. – Для меня это было бы лицемерием.
Каролина опустила глаза; все это было сказано с таким видом, будто раньше она не сделала это признание в первую очередь из уважения к Амалии. На некоторое время за столом воцарилось молчание, такой ответ пояснений не требовал. Никто ни о чем не спросил. Все понимали и уважали ее взгляды.
Амалия тоже была на завтраке, но ни один мускул не дрогнул на ее лице. На секунду она посмотрела на меня, словно думая о том, что, может быть, я и сама неверующая. Потом, когда мы стали прощаться, она, взяв меня за руки, долго смотрела мне в глаза:
– Дорогая Берта, мы будем ждать вас.
Я почувствовала, что она говорит искренне.
Вера готовила бутерброды мне в дорогу. Неожиданно пришел Арильд и принес толстую книгу, чтобы в поезде было что почитать. Он специально дожидался, пока все уйдут, чтобы никто не видел, как он передает ее мне. Книга называлась «Дневник одного мечтателя», автор был некто Амиель. Арильд открыл ее на первой странице и кивнул на вступление, которое начиналось словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Время от времени они вспархивали, взмывали вверх и окружали ее густым белым облаком.
Мы с Каролиной никогда такого не видели. Но, судя по Розильде, она уже давно к ним привыкла. Она, как ни в чем не бывало, спокойно шагала в окружении бабочек.
Мы стояли как вкопанные. Все это время Каролина держала меня за руку. Лицо у нее было серьезное. Мы зачарованно смотрели на Розильду, словно не было больше ни времени, ни пространства. Но затем Каролина прошептала:
– Нам пора!
Я неохотно двинулась следом. Мы пришли в замок, как раз когда начинался завтрак.
Обычно Розильда с нами не завтракала, только иногда, поэтому никто о ней не вспомнил.
На следующий день я должна была уехать из замка.
Поэтому остаток дня настроение у меня было немного печальное. Меня не покидало ощущение, будто все происходит не наяву, – оно появилось после того, как я увидела Розильду, окруженную целым облаком бабочек. И хотя я знала, что вернусь, мне все равно было грустно. Мне казалось, что я покидаю прекрасную и захватывающую сказку на самом интересном месте. И никогда не узнаю, что произошло, пока меня не было. Даже если потом мне кто-нибудь об этом расскажет, все равно это будет совсем другое. Ведь это чужие впечатления. Подлинные слова этой сказки я никогда не услышу.
Целый день я бродила одна. Я хотела удержать в себе то настроение, которое охватило меня на берегу. Если что-нибудь случится и я – не дай бог – не смогу вернуться в Замок Роз, мне хотелось бы оставить в душе это чувство. Ведь сейчас мы так хорошо друг друга понимаем, между нами царит такое доверие!
Хотя я знала, что все это очень хрупко и в любой момент может измениться.
После обеда я пошла в розовый сад. Пели птицы, у фонтана раздавалось мелодичное журчание. Я не спеша подошла, думая, что я здесь одна.
Но возле фонтана увидела Арильда.
Он запрокинул голову назад, подставив лицо каплям, и протянул руки к воде. Его лицо было совсем мокрым, он стоял зажмурившись и улыбался. Знаю, что звучит это смешно, но в нем было что-то от ангела.
Он меня не замечал, но уходить мне не хотелось. Неподалеку стояла скамья, откуда я могла наблюдать за ним так, чтобы он меня не видел.
Я прокралась туда. Он ничего не заметил.
Никогда не задумывалась о том, что у Арильда необыкновенно благородные черты лица. Кого-то он мне напоминал, но вскоре я поняла, что напоминает он не какого-то конкретного человека. Я узнавала в нем ту одухотворенность, те одиночество и недосягаемость, которые так запомнились мне на старинных картинах со святыми. Перед глазами стоял Франциск Ассизский.
Я вспомнила вчерашние слова Каролины о том, как сложились бы обстоятельства, если бы Арильд восхищался ею и как девушкой. Нет, Арильд похож на ангела, а Каролина к ангелам никакого отношения не имеет. Но теперь я заметила, что в чертах его благородного лица была какая-то сила. Наверно, мы несправедливо опасались, что он слишком мягкий человек.
Через несколько минут я обнаружила, что рядом со мной кто-то сидит.
Кто-то положил свою руку поверх моей и крепко сжал ее.
Это была Амалия.
Она приложила палец к губам, мы улыбались и сидели в полной тишине, не говоря ни слова. Через некоторое время к нам присоединился Арильд. Он взял Амалию за руку – так мы и сидели втроем, с Амалией посередине.
Вечером я пришла в свою комнату и нашла у себя на столе несколько фотографий. Снимки, которые я сделала фотоаппаратом Розильды, проявили и напечатали.
На одном были Розильда и Каролина возле качелей, на другом – Розильда у мольберта. Снимки получились красивые и четкие. Я осталась довольна. Среди них я нашла и фотографию, сделанную Каролиной, – на ней были мы с Розильдой. Я выглядела немного застывшей, а в остальном снимок вышел хороший.
Но было в них что-то странное…
Тени, падавшие от Розильды и Каролины, были не темными, как на самом деле. Они были белыми. В точности как на акварели Розильды. Присмотревшись к ним внимательнее, я заметила, что, как и на картине, они постепенно обретают образ. Я увидела белые женские тени. Они были даже на той фотографии, где Розильда сидела у мольберта. Особенно в одной из теней с какой-то мистической отчетливостью вырисовывалась женщина. Остальные были не такими ясными, более расплывчатыми.
На фотографии со мной белых теней не было.
Среди снимков лежала записка, вырванная из блокнота Розильды. Несколько строк из «In Memoriam» Теннисона:
… храню мечту в душе моей,
Но правдою считать хочу:
Слова прощания шепчу
И – не могу расстаться с ней.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Совершенно неожиданно Каролина предложила проводить меня к поезду.
– Будем вместе до последней минуты! – преданно сказала она.
Я очень обрадовалась.
Предполагалось, что я поеду сразу после завтрака. Обычно, когда я сталкиваюсь с чем-то неизбежным, то если уж действительно ничего нельзя изменить, я стараюсь покончить с этим как можно быстрее. Не люблю долгие проводы.
Вот и тогда я стала нервничать и захотела поскорее уехать. Но завтрак затянулся. Оказывается, мой предстоящий отъезд воспринимали гораздо серьезнее, чем я ожидала. Кажется, все почему-то привыкли, что я живу в замке, и это было приятно. Я все больше убеждалась в том, что должна вернуться сюда как можно скорее.
Был и Аксель Торсон, хотя обычно он на завтрак не приходил. Он хотел поехать со мной на станцию, чтобы убедиться, что я села в поезд и у меня все в порядке, но когда он услышал, что меня будет провожать мой «брат», он понял, что мы хотим побыть вдвоем.
И он, и Вера спрашивали, действительно ли Карл не хочет поехать на конфирмацию своего брата, но Каролине удалось отговориться со свойственной ей изворотливостью.
– Я человек неверующий, – тихо сказала она. – Для меня это было бы лицемерием.
Каролина опустила глаза; все это было сказано с таким видом, будто раньше она не сделала это признание в первую очередь из уважения к Амалии. На некоторое время за столом воцарилось молчание, такой ответ пояснений не требовал. Никто ни о чем не спросил. Все понимали и уважали ее взгляды.
Амалия тоже была на завтраке, но ни один мускул не дрогнул на ее лице. На секунду она посмотрела на меня, словно думая о том, что, может быть, я и сама неверующая. Потом, когда мы стали прощаться, она, взяв меня за руки, долго смотрела мне в глаза:
– Дорогая Берта, мы будем ждать вас.
Я почувствовала, что она говорит искренне.
Вера готовила бутерброды мне в дорогу. Неожиданно пришел Арильд и принес толстую книгу, чтобы в поезде было что почитать. Он специально дожидался, пока все уйдут, чтобы никто не видел, как он передает ее мне. Книга называлась «Дневник одного мечтателя», автор был некто Амиель. Арильд открыл ее на первой странице и кивнул на вступление, которое начиналось словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85