И вот между двумя партиями в шахматы с великим навигатором он сопровождал Флору на верховых прогулках по обширным розовым плантациям или в ее благотворительных поездках по деревням. А иногда помогал перематывать шерсть, счастливый от одной ее улыбки, одного ласкового взгляда прекрасных любимых глаз.
Дети Флоры любили его, считая старым дядюшкой, хотя он был гораздо моложе их отца. Дело в том, что лет с двадцати Жозеф Ингу выглядел рано постаревшим мужчиной: необычайно подвижное лицо рано покрылось сетью морщин, белый парик давно вышел из моды, но он упорно продолжал носить его, так как это позволяло брить голову и не задумываться, как уложить чрезвычайно непослушные волосы. В результате в течение многих лет он выглядел одинаково, что теперь, в преддверии пятидесяти, было вовсе немаловажно.
Этим утром Ингу выглядел совершенно лишившимся сил. Он почти упал в руки Тремэна и едва смог запечатлеть на запястье Розы почтительный, но невнятный поцелуй.
– Мадам, – выдохнул он наконец, – я прибыл за вами. У вашей кузины большое горе, и она просит вас приехать. Флора крайне нуждается в вашей заботе...
– Боже мой! – воскликнула мадам де Варанвиль, думая, что догадывается, в чем дело. – Ее супруг не...
– Нет. Благодаря Господу наш друг Бугенвиль вполне здоров, но для него это тоже жестокий удар. Речь идет об их втором сыне, Армане...
И адвокат рассказал о драме, произошедшей в замке де Суисн. Несколько дней назад тело шестнадцатилетнего подростка обнаружили в пруду имения, но никто точно не знал, что случилось. По официальной версии, Арман потерял равновесие во время рыбалки и упал в воду. В пруду действительно плавала небольшая лодчонка.
– Но Бугенвили подозревают, что дело, быть может, в несчастной любви. – Обычно холодные глаза Жозефа наполнились слезами.
Роза вскрикнула от ужаса и боли:
– Этот ребенок сам... Нет! Невозможно!
– К несчастью, эта версия вполне вероятна, и мадам де Бугенвиль буквально убита горем. Отчаяние доводит ее почти до безумия, и муж не знает, как ее успокоить. Он не перестает повторять, что это несчастный случай, запретил кому бы то ни было в доме говорить об обратном. Арман – жертва несчастного случая, и точка.
Это утверждение позволило похоронить его по-христиански: тело утопленника осталось в Суисне, а сердце в небольшой урне захоронили на древнем кладбище Святого Петра на Монмартре в семейном склепе Бугенвилей, кладбище было вновь открыто в прошлом году.
– Мадам де Бугенвиль, – вздохнув, закончил свой рассказ адвокат, – нуждается в женской поддержке. Вокруг нее одни мужчины! Из-за погоды сейчас, конечно, не самое приятное время для путешествий, но приближается Рождество, и адмирал по-настоящему обеспокоен. Армана больше нет в живых, как-то мадам де Бугенвиль переживет Рождество без него...
– Первое Рождество под звон колоколов спустя столько лет, – задумчиво сказала Роза. – Этот Бонапарт, подписав Конкордат с Римом, вернул нам священников и колокола. И теперь они будут звонить отходную по этому ребенку? Вы правы, моя бедная Флора так любила этот праздник. Вы правильно сделали, что приехали за мной. Я постараюсь послезавтра же выехать дилижансом в Париж. А вы за эти два дня немного отдохнете, ведь вы поедете со мной?
– Конечно... Я не очень навязчив?
– Разумно ли это? – вмешался Гийом. – А как вы поступите со своими домашними? Не хотите ли поручить мне приглядеть за вашими дочерьми?
– У вас и своих проблем достаточно. Спасибо, Гийом, я отправлю их в Шантелу. Моя тетя их обожает и будет рада принять. А Фелисьен прекрасно справится с хозяйством без меня.
Роза была уже мысленно поглощена предотъездными хлопотами, и Гийом решил оставить ее в покое. Сердце Розы, преисполненное любви, торопилось излить ее всю, до дна, на несчастную кузину Флору, безутешную мать. Вероятно, она подумала и о том, что в Париже сможет прижать к груди и обнять сына, своего Александра, но в этом Роза вряд ли призналась бы, наверняка сочтя, что при подобных обстоятельствах материнский эгоизм неуместен. Мадам де Варанвиль гордилась своим сыном, во-первых, потому, что он был очарователен, а во-вторых, потому, что обладал светлой головой, способностями и желанием учиться. Как и у любого ребенка из знатной семьи, у Александра сначала был домашний учитель, месье Эрбе, но ему было всего лишь двадцать пять лет и его призвали в армию. Во времена Террора детям мадам де Варанвиль помогала в учебе бывшая монахиня-бенедиктинка из аббатства Девы-Марии-Заступницы в Валони. Звали ее Мари-Габриэль де Манвиль, и была она крестницей мадам де Шантелу. В 1792 году аббатство разогнали, и Мари-Габриэль нашла приют в Варанвиле. Она была прекрасно образована и без труда заменила месье Эрбе, занялась она и обучением двух дочерей Розы: Виктории и Амелии.
А Александр уже год жил в Париже у мадам де Бароден, сестры Бугенвиля, вместе со старшим сыном адмирала Гиацинтом. Адмирал узнал о необыкновенных способностях племянника и уговорил Розу отправить его в Париж. Благодаря своему положению в научном мире и своим связям – он был членом Академии наук с 26 февраля 1795 года – Бугенвиль устроил сначала сына, а затем молодого Варанвиля в только что открывшуюся Политехническую школу, учрежденную Конвентом в 1794 году по настоянию Монжа и Карно под названием «Центральная школа общественных работ» и переименованную на следующий год в Политехническую. Занятия проходили в особняке де Лассэ, неподалеку от Бурбонского дворца.
Пока Гийом Тремэн с тяжелым сердцем возвращался в Тринадцать Ветров в надежде узнать новости о сыне, Роза поручила Мари Гоэль позаботиться об адвокате, а сама отправилась на поиски дочерей. Она нашла их в обществе Мари-Габриэль в комнате для занятий, оборудованной на втором этаже в восьмиугольной башенке, куда вела каменная винтовая лестница.
Девочки писали под диктовку. Перья скрипели по бумаге, бывшая монахиня тихо и четко читала текст из «Характеров» Ла Брюйера:
«Вообразите усердие ребенка, который строит карточный домик или пытается поймать бабочку, – это усилие Теодота ради никчемного дела, которое не стоит, чтобы ради него шевелили и пальцем...»
Девочки старательно писали, высунув розовые язычки, на мать, которая как можно осторожнее вошла в комнату, они даже не взглянули. Мари-Габриэль со всей строгостью относилась к выполнению школьной программы, во-первых, и почитала известных авторов, во-вторых. Поэтому Роза терпеливо ждала, стоя за спинами дочерей, любовалась ими и мысленно сравнивала их со старшим братом. И в очередной раз удивлялась их несходству...
Пятнадцатилетний Александр с короткими блестящими и волнистыми черными волосами походил на юного греческого бога. В одиннадцатилетней Виктории проглядывали черты ее предков-викингов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Дети Флоры любили его, считая старым дядюшкой, хотя он был гораздо моложе их отца. Дело в том, что лет с двадцати Жозеф Ингу выглядел рано постаревшим мужчиной: необычайно подвижное лицо рано покрылось сетью морщин, белый парик давно вышел из моды, но он упорно продолжал носить его, так как это позволяло брить голову и не задумываться, как уложить чрезвычайно непослушные волосы. В результате в течение многих лет он выглядел одинаково, что теперь, в преддверии пятидесяти, было вовсе немаловажно.
Этим утром Ингу выглядел совершенно лишившимся сил. Он почти упал в руки Тремэна и едва смог запечатлеть на запястье Розы почтительный, но невнятный поцелуй.
– Мадам, – выдохнул он наконец, – я прибыл за вами. У вашей кузины большое горе, и она просит вас приехать. Флора крайне нуждается в вашей заботе...
– Боже мой! – воскликнула мадам де Варанвиль, думая, что догадывается, в чем дело. – Ее супруг не...
– Нет. Благодаря Господу наш друг Бугенвиль вполне здоров, но для него это тоже жестокий удар. Речь идет об их втором сыне, Армане...
И адвокат рассказал о драме, произошедшей в замке де Суисн. Несколько дней назад тело шестнадцатилетнего подростка обнаружили в пруду имения, но никто точно не знал, что случилось. По официальной версии, Арман потерял равновесие во время рыбалки и упал в воду. В пруду действительно плавала небольшая лодчонка.
– Но Бугенвили подозревают, что дело, быть может, в несчастной любви. – Обычно холодные глаза Жозефа наполнились слезами.
Роза вскрикнула от ужаса и боли:
– Этот ребенок сам... Нет! Невозможно!
– К несчастью, эта версия вполне вероятна, и мадам де Бугенвиль буквально убита горем. Отчаяние доводит ее почти до безумия, и муж не знает, как ее успокоить. Он не перестает повторять, что это несчастный случай, запретил кому бы то ни было в доме говорить об обратном. Арман – жертва несчастного случая, и точка.
Это утверждение позволило похоронить его по-христиански: тело утопленника осталось в Суисне, а сердце в небольшой урне захоронили на древнем кладбище Святого Петра на Монмартре в семейном склепе Бугенвилей, кладбище было вновь открыто в прошлом году.
– Мадам де Бугенвиль, – вздохнув, закончил свой рассказ адвокат, – нуждается в женской поддержке. Вокруг нее одни мужчины! Из-за погоды сейчас, конечно, не самое приятное время для путешествий, но приближается Рождество, и адмирал по-настоящему обеспокоен. Армана больше нет в живых, как-то мадам де Бугенвиль переживет Рождество без него...
– Первое Рождество под звон колоколов спустя столько лет, – задумчиво сказала Роза. – Этот Бонапарт, подписав Конкордат с Римом, вернул нам священников и колокола. И теперь они будут звонить отходную по этому ребенку? Вы правы, моя бедная Флора так любила этот праздник. Вы правильно сделали, что приехали за мной. Я постараюсь послезавтра же выехать дилижансом в Париж. А вы за эти два дня немного отдохнете, ведь вы поедете со мной?
– Конечно... Я не очень навязчив?
– Разумно ли это? – вмешался Гийом. – А как вы поступите со своими домашними? Не хотите ли поручить мне приглядеть за вашими дочерьми?
– У вас и своих проблем достаточно. Спасибо, Гийом, я отправлю их в Шантелу. Моя тетя их обожает и будет рада принять. А Фелисьен прекрасно справится с хозяйством без меня.
Роза была уже мысленно поглощена предотъездными хлопотами, и Гийом решил оставить ее в покое. Сердце Розы, преисполненное любви, торопилось излить ее всю, до дна, на несчастную кузину Флору, безутешную мать. Вероятно, она подумала и о том, что в Париже сможет прижать к груди и обнять сына, своего Александра, но в этом Роза вряд ли призналась бы, наверняка сочтя, что при подобных обстоятельствах материнский эгоизм неуместен. Мадам де Варанвиль гордилась своим сыном, во-первых, потому, что он был очарователен, а во-вторых, потому, что обладал светлой головой, способностями и желанием учиться. Как и у любого ребенка из знатной семьи, у Александра сначала был домашний учитель, месье Эрбе, но ему было всего лишь двадцать пять лет и его призвали в армию. Во времена Террора детям мадам де Варанвиль помогала в учебе бывшая монахиня-бенедиктинка из аббатства Девы-Марии-Заступницы в Валони. Звали ее Мари-Габриэль де Манвиль, и была она крестницей мадам де Шантелу. В 1792 году аббатство разогнали, и Мари-Габриэль нашла приют в Варанвиле. Она была прекрасно образована и без труда заменила месье Эрбе, занялась она и обучением двух дочерей Розы: Виктории и Амелии.
А Александр уже год жил в Париже у мадам де Бароден, сестры Бугенвиля, вместе со старшим сыном адмирала Гиацинтом. Адмирал узнал о необыкновенных способностях племянника и уговорил Розу отправить его в Париж. Благодаря своему положению в научном мире и своим связям – он был членом Академии наук с 26 февраля 1795 года – Бугенвиль устроил сначала сына, а затем молодого Варанвиля в только что открывшуюся Политехническую школу, учрежденную Конвентом в 1794 году по настоянию Монжа и Карно под названием «Центральная школа общественных работ» и переименованную на следующий год в Политехническую. Занятия проходили в особняке де Лассэ, неподалеку от Бурбонского дворца.
Пока Гийом Тремэн с тяжелым сердцем возвращался в Тринадцать Ветров в надежде узнать новости о сыне, Роза поручила Мари Гоэль позаботиться об адвокате, а сама отправилась на поиски дочерей. Она нашла их в обществе Мари-Габриэль в комнате для занятий, оборудованной на втором этаже в восьмиугольной башенке, куда вела каменная винтовая лестница.
Девочки писали под диктовку. Перья скрипели по бумаге, бывшая монахиня тихо и четко читала текст из «Характеров» Ла Брюйера:
«Вообразите усердие ребенка, который строит карточный домик или пытается поймать бабочку, – это усилие Теодота ради никчемного дела, которое не стоит, чтобы ради него шевелили и пальцем...»
Девочки старательно писали, высунув розовые язычки, на мать, которая как можно осторожнее вошла в комнату, они даже не взглянули. Мари-Габриэль со всей строгостью относилась к выполнению школьной программы, во-первых, и почитала известных авторов, во-вторых. Поэтому Роза терпеливо ждала, стоя за спинами дочерей, любовалась ими и мысленно сравнивала их со старшим братом. И в очередной раз удивлялась их несходству...
Пятнадцатилетний Александр с короткими блестящими и волнистыми черными волосами походил на юного греческого бога. В одиннадцатилетней Виктории проглядывали черты ее предков-викингов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93