Час проходил за часом. Светало, над морем повисли клочья тумана, о котором говорил Адам. Мальчики продрогли до костей. Хотелось есть, еще больше – пить: как же, оказывается, тяжко страдать от жажды посреди бескрайних водных просторов. Силы беглецов таяли, особенно у Артура, его начало знобить. По мере того как поднималась вода, таяла и надежда на спасение.
Но они все-таки родились под счастливой звездой. Берег и прибрежные воды постепенно очистились от тумана. Жан Калас, рыбак из Сен-Васта, и его компаньоны решили воспользоваться временным прояснением и проверить верши для ловли омаров. Калас разглядел на торчащей из воды скале две детские фигурки, рыбаки быстро сели за весла и принялись грести в том направлении. Калас был неплохим моряком. Глаза, давным-давно привыкшие глядеть сквозь тучи и туман, следить за горизонтом и быстро меняющимися красками моря, вскоре разобрались, в чем дело.
– Кажется, двое мальчишек. Сдается мне, это ребятишки Тремэна.
Мгновение спустя мальчики уже лежали на дне лодки на рыболовных сетях, а сильные руки рыбаков пытались разогреть их. Дети были так измотаны, что попросту не могли отвечать на вопросы. Однако Артур вдруг застонал от боли, а рыбак, который его растирал, увидел на своих пальцах кровь.
– Этот ранен, – сказал он, переворачивая безжизненное тело.
Андре, сын хозяина, согнулся над потерявшим сознание мальчиком.
– Бедняга! – с жалостью прошептал он. – Как они там оказались вдвоем? Вот этот потерял много крови, она и сейчас еще течет. Надо отвезти его к доктору Аннеброну.
– Нет, это слишком далеко, – возразил его отец. – Отнесем их поближе – к Анн-Мари Леусуа. Она окажет первую помощь, а я тем временем отправлюсь за доктором. А тебе, сынок, придется ехать в Тринадцать Ветров. Мальчишки, конечно, в паршивом состоянии, но они все же нашлись, и это большое утешение для Гийома.
Рыбаки вновь взялись за весла – длинные, они позволяли грести против ветра и при этом развивать вполне приличную скорость, – а отец с сыном вновь и вновь пытались привести в чувство продрогших и обессиленных беглецов.
Но их усилия не приносили ощутимых результатов. Жизнь еще теплилась в них, но дети были измождены до предела. Андре раздел Артура и как мог перевязал длинную рваную рану на боку. Он внимательно разглядывал мальчика, потом, понизив голос, обратился к отцу:
– Ты видел, на кого этот похож? Это тот самый незаконнорожденный!
– Я дам тебе хороший совет: никогда не упоминай этого слова при Гийоме. Я слышал об этой истории лет двенадцать назад, Тремэна не в чем упрекнуть. Думай о мальчике, как о его сыне, а это слово забудь!
Юноша утвердительно кивнул, завернул раненого в свою куртку и взялся за весло. Лодка летела к берегу так, как будто ее преследовал сам дьявол.
Жан Калас разглядывал мальчиков, лежащих у него в ногах. Адама он знал не очень хорошо, тот редко бывал в Сен-Васте, Если он не корпел над книгами в Тринадцати Ветрах, то читал их в Эскарбосвиле или проводил время в компании юного Ронделера и аббата средних лет, которого все время видели в одной и той же потрепанной сутане. Но интересовал Каласа сейчас второй мальчуган. Он напомнил рыбаку один вечер, случившийся лет сорок назад; он, молодой рыбак, работал тогда с отцом, а в тот вечер припозднился в портовой таверне. Тогда в дверях появилась мадемуазель Леусуа и попросила кого-нибудь из мужчин помочь отнести к ней домой женщину, которую она нашла лежащей без сознания на улице.
– Это Матильда, моя кузина, дочь старика Амеля, вернулась домой с другого конца света и, по-моему, нуждается в помощи, – заявила мадемуазель Леусуа.
Вместе с другими двумя или тремя мужчинами Калас выскочил на улицу вслед за повитухой. Они перенесли больную в маленький домишко Анн-Мари, там же находился мальчуган лет девяти-десяти, чье отчаявшееся личико поразило Каласа: узкое и уже сморщенное, с диковатыми глазами, полными недоверия и безграничной тоски. А потом мальчуган превратился в мужчину, и мужчина этот стал его, Каласа, другом. И теперь на дне лодки лежит точная копия того бывшего мальчишки!
Законнорожденный он или нет, ничего не меняет, мальчик – вылитый Гийом. И похож он на отца гораздо больше, чем другой малыш, сын Тремэна и той странной мадемуазель де Нервиль, чей отец – сущее порождение дьявола, как говаривали старики, – был проклят Небом и нашел смерть в песках бухты. И вот теперь, пожалуйста, они выловили обоих мальчишек в той же самой бухте! В этом был знак судьбы, это, думал бравый моряк, заставит людей попридержать языки, наперебой обсуждавшие событие, с тех пор как Тремэн сошел с «Элизабет», крепко держа мальчика рукой за плечо. Гийом был явно полон решимости оставить ребенка у себя, нравится это жителям Сен-Васта и окрестностей или нет.
Одно ясно уже сейчас: отваги у паренька не меньше, чем у отца, и если потребуется закрыть рот кумушкам или с помощью кулаков постоять за себя перед мужчинами, он не медля это сделает. Надо будет вечером сходить к Луи Кантену и еще кое с кем поговорить. Негоже Тремэну страдать из-за пересудов и досужих вымыслов по поводу сына. А женщин нужно будет поручить старушке Анн-Мари: не родилась еще на свет та, кто при Анн-Мари позволит себе злословить о хозяине Тринадцати Ветров.
Рыбаки гребли так старательно, что меньше чем через полчаса бросили якорь в порту Сен-Васта.
Восьмидесятитрехлетняя мадемуазель Леусуа и в преклонном возрасте оставалась верной себе: ни одной лишней унции жира, прямая спина, хотя один Бог знает, сколько раз склонялась она над роженицами, большой нос с горбинкой, широкий рост с тонкими губами – правда, в нем теперь насчитывалось гораздо меньше зубов – и радушная, привлекательная, как и раньше, улыбка... Если, конечно, Анн-Мари снисходила до улыбки. Она от природы выглядела величаво, порой неожиданно грациозно, а с возрастом это проявилось еще больше. Анн-Мари никогда не была красавицей, но, говорили, походила на королеву Марию-Антуанетту в темнице, изображенную на гравюрах, которые книготорговцы и коробейники распространили по всей Нормандии. Втайне сравнение это ей очень нравилось. Может, поэтому носила она белый батистовый платок, повязанный крест-накрест поверх простого черного платья.
Побывав во время Террора в руках банды Адриана Амеля и едва пережив этот ужас, Анн-Мари около года скрывалась ото всех в Тринадцати Ветрах. Но когда у нее наконец отросли волосы – более красивые и пышные, чем прежде, убеленные сединой, несколько смягчившей черты ее лица, – Анн-Мари захотела вернуться в свой красивый домик в Сен-Васте, скрытый за живой изгородью из тамаринда, расцветающей каждой весной камелиями и примулами. Гийому, конечно, хотелось, чтобы она задержалась подольше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93