Вот увидишь, она его делает не хуже мадам Белек.
– Я абсолютно не сомневаюсь, и вы обе просто прелесть, так мило меня принимаете!
– Мы не забыли, как ты заботилась о нас, когда Александр был болен. Об этом всегда следует помнить, – добавила старшая нравоучительным тоном...
Девочки рассматривали приезд Элизабет как настоящее благословение. После отъезда Александра в Париж, в его училище, в их доме стало грустно. Даже мадам де Шантелу вернулась в свой замок проконтролировать весеннюю уборку и стирку. Она обожала эту суматоху и перестановку мебели, которая позволяли ей пересмотреть содержимое шкафов, отчитать горничных, хотя большую часть времени она проводила у Розы.
– Я хочу, чтобы вы нашли все в порядке, когда я умру, – говорила она.
Все общество девочек состояло из их матери, впрочем всегда очень занятой, и мадемуазель Летелье, бывшей камеристки мадам де Шантелу, чьей обязанностью было подавать ей флаконы с нюхательными солями во время ее бесконечных обмороков. Теперь же она была обречена на безработицу, так как бодрая восьмидесятилетняя вдова решила больше не падать в обморок на каждом шагу и заменила камеристку сестрой милосердия Мари-Габриэль. Виктория и Амелия очень скучали, поэтому приезд Элизабет был для них очень желанным.
Может быть, они меньше радовались бы, если бы знали, что не увидят больше месье Тремэна и мальчиков. Ведь Амелия продолжала испытывать к Адаму тихую нежность, а Виктория, особенно после пребывания в Тринадцати Ветрах, избрала Артура своим королем и видела в нем героя, во всем превосходящего рыцарей «Круглого стола».
Элизабет нашла первый вечер очаровательным, а первую ночь восхитительной... В самом деле, всю предшествующую ночь она не сомкнула глаз. Покой долины, где слышатся лишь пение птиц и шум реки под окном, очень способствовал отдыху. В последующие дни все было так же. Добровольная изгнанница поддалась очарованию своего пристанища и внимания, которым ее окружали. Она сопровождала мадам де Варанвиль в поле, на огороды, во фруктовые сады, обычно верхом на Роллоне, одном из коней своего отца, которого приютили в конюшне замка. Иногда она гуляла с маленькими девочками и мадемуазель Летелье по окрестным местам, хорошо ей знакомым. Белина предпочитала помогать на кухне Мари Гоэль. Больше всего девочки любили гулять по берегам Сэры. В другое время Элизабет музицировала с Викторией, которая уже довольно хорошо играла на арфе, или вышивала, сидя рядом со своей крестной. Роза задумала выполнить огромную работу: вышить гобелены для обивки прекрасных старинных кресел большого зала. Элизабет с радостью приняла в этом участие. Одним словом, она всячески стремилась заполнить до предела свои дни, чтобы к моменту отхода ко сну сильно устать и уснуть, как только голова коснется подушки.
Такой образ жизни, все время на людях, позволял ей избегать думать о том, чего она больше всего боялась. Она чувствовала себя как человек, потерпевший кораблекрушение, достигший берега после изнурительной борьбы с волнами и теперь наслаждающийся эгоистичным счастьем, что он цел и невредим, но твердо знающий, что однажды он испытает большое сожаление о корабле, который поглотила морская пучина... Кроме того, в своих собственных глазах и в глазах хозяев дома она выглядела почти героиней. Это давало ей ощущение полета над всей земной мерзостью, где воздух чище и небо просторнее.
Однажды утром, проснувшись, она услышала крики чаек. Босиком Элизабет подошла к окну, открыла его и увидела, что небо заволокли тучи. Сильный ветер гонял их из стороны в сторону. Жгучее воспоминание о доме охватило ее, и она не могла ему сопротивляться.
Чаек часто можно было наблюдать в Тринадцати Ветрах. Она любила следить за их полетом. Иногда вместе с отцом они просиживали часами на берегу.
Гийому казалось, что эти белые странницы могли перенести его в далекие времена детства, в порт Квебек или на берега Святого Лаврентия, где он любовался ими или бросал им корм. Он, конечно, рассказывал дочери о тех временах, и понемногу чайки вошли в семейную историю дома, который как бы протягивал им руки с берега. В Варанвиле ничего этого не было. Если чайки поднимались вверх по реке и залетали вглубь суши, это было плохим признаком, значит, на море была плохая погода. Как Элизабет, убежавшая от бури, разразившейся в Тринадцати Ветрах, птицы искали тишины и покоя. Только когда стих сильный ветер, они вернулись к морю... Тогда Элизабет горько оплакивала утраченный дом, разбитую жизнь. Ей стало всего недоставать, особенно отца. И она никак не могла понять, ненавидит ли его больше прежнего или любит. Одно было ясно: она очень сердилась на него за то, что он вынудил ее уехать и ничего не сделал, чтобы удержать. Возможно, он был даже рад, что она избавила его от враждебного присутствия? И потом, эта тишина. Варанвиль – остров молчания... Никакие слухи не долетали сюда, а если и долетали, то ей ничего об этом не говорили. Одним словом, Тринадцать Ветров, расположенный на расстоянии едва одного лье, был так же далеко отсюда, как если бы находился на другом берегу Атлантики. Прилет чаек был первым отзвуком, который посылало небо.
Поэтому, когда карета доктора Аннеброна проехала по дубовой аллее парка, Элизабет испытала такую радость, что бросилась ему навстречу с риском попасть под карету. За что ей достался целый залп ругательств ее седока:
– Какая дура, Господи! Куда ты летишь, сломя голову?
– Но мне очень хотелось вас видеть...
– Мне тоже. Иначе я сюда не приехал бы. Расскажи мне, как ты живешь?
– Как человек, у которого все отняли! – сказала она с такой горечью, что доктор встал и нежно обнял ее за плечи.
– Никто у тебя ничего не отнимал. Особенно что касается чувств, а в остальном ты сама решила сжечь мосты. Знаешь, они там не очень счастливы.
Этот жалобный тон вызвал у девушки грустную улыбку, но тем не менее не дал ей забыть о своих горьких переживаниях:
– Они получили по заслугам! Никто их не вынуждает терпеть это позорное положение!
– Кого ты имеешь в виду? Мальчиков?
– Конечно. Они могли бы последовать моему примеру.
– И явиться к мадам де Варанвиль с оружием и с багажом, а вслед за ними мистер Брент, Потантен, мадам Белек, Лизетта и вся остальная прислуга?
Не дожидаясь ответа, он рассмеялся:
– Какой ты еще ребенок, несмотря на твой серьезный вид! Ты же не думала, что Тринадцать Ветров тут же опустеют, и твой отец... и твоя кузина останутся там в мрачном одиночестве?
– Почему бы и нет! Рано или поздно это их ожидает. Эта женщина – дьявол! Кстати, она в самом деле ждет ребенка? Как врач, вы должны это знать.
– Она отказывается от осмотра, но в данной ситуации она, вполне естественно, мне не доверяет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Я абсолютно не сомневаюсь, и вы обе просто прелесть, так мило меня принимаете!
– Мы не забыли, как ты заботилась о нас, когда Александр был болен. Об этом всегда следует помнить, – добавила старшая нравоучительным тоном...
Девочки рассматривали приезд Элизабет как настоящее благословение. После отъезда Александра в Париж, в его училище, в их доме стало грустно. Даже мадам де Шантелу вернулась в свой замок проконтролировать весеннюю уборку и стирку. Она обожала эту суматоху и перестановку мебели, которая позволяли ей пересмотреть содержимое шкафов, отчитать горничных, хотя большую часть времени она проводила у Розы.
– Я хочу, чтобы вы нашли все в порядке, когда я умру, – говорила она.
Все общество девочек состояло из их матери, впрочем всегда очень занятой, и мадемуазель Летелье, бывшей камеристки мадам де Шантелу, чьей обязанностью было подавать ей флаконы с нюхательными солями во время ее бесконечных обмороков. Теперь же она была обречена на безработицу, так как бодрая восьмидесятилетняя вдова решила больше не падать в обморок на каждом шагу и заменила камеристку сестрой милосердия Мари-Габриэль. Виктория и Амелия очень скучали, поэтому приезд Элизабет был для них очень желанным.
Может быть, они меньше радовались бы, если бы знали, что не увидят больше месье Тремэна и мальчиков. Ведь Амелия продолжала испытывать к Адаму тихую нежность, а Виктория, особенно после пребывания в Тринадцати Ветрах, избрала Артура своим королем и видела в нем героя, во всем превосходящего рыцарей «Круглого стола».
Элизабет нашла первый вечер очаровательным, а первую ночь восхитительной... В самом деле, всю предшествующую ночь она не сомкнула глаз. Покой долины, где слышатся лишь пение птиц и шум реки под окном, очень способствовал отдыху. В последующие дни все было так же. Добровольная изгнанница поддалась очарованию своего пристанища и внимания, которым ее окружали. Она сопровождала мадам де Варанвиль в поле, на огороды, во фруктовые сады, обычно верхом на Роллоне, одном из коней своего отца, которого приютили в конюшне замка. Иногда она гуляла с маленькими девочками и мадемуазель Летелье по окрестным местам, хорошо ей знакомым. Белина предпочитала помогать на кухне Мари Гоэль. Больше всего девочки любили гулять по берегам Сэры. В другое время Элизабет музицировала с Викторией, которая уже довольно хорошо играла на арфе, или вышивала, сидя рядом со своей крестной. Роза задумала выполнить огромную работу: вышить гобелены для обивки прекрасных старинных кресел большого зала. Элизабет с радостью приняла в этом участие. Одним словом, она всячески стремилась заполнить до предела свои дни, чтобы к моменту отхода ко сну сильно устать и уснуть, как только голова коснется подушки.
Такой образ жизни, все время на людях, позволял ей избегать думать о том, чего она больше всего боялась. Она чувствовала себя как человек, потерпевший кораблекрушение, достигший берега после изнурительной борьбы с волнами и теперь наслаждающийся эгоистичным счастьем, что он цел и невредим, но твердо знающий, что однажды он испытает большое сожаление о корабле, который поглотила морская пучина... Кроме того, в своих собственных глазах и в глазах хозяев дома она выглядела почти героиней. Это давало ей ощущение полета над всей земной мерзостью, где воздух чище и небо просторнее.
Однажды утром, проснувшись, она услышала крики чаек. Босиком Элизабет подошла к окну, открыла его и увидела, что небо заволокли тучи. Сильный ветер гонял их из стороны в сторону. Жгучее воспоминание о доме охватило ее, и она не могла ему сопротивляться.
Чаек часто можно было наблюдать в Тринадцати Ветрах. Она любила следить за их полетом. Иногда вместе с отцом они просиживали часами на берегу.
Гийому казалось, что эти белые странницы могли перенести его в далекие времена детства, в порт Квебек или на берега Святого Лаврентия, где он любовался ими или бросал им корм. Он, конечно, рассказывал дочери о тех временах, и понемногу чайки вошли в семейную историю дома, который как бы протягивал им руки с берега. В Варанвиле ничего этого не было. Если чайки поднимались вверх по реке и залетали вглубь суши, это было плохим признаком, значит, на море была плохая погода. Как Элизабет, убежавшая от бури, разразившейся в Тринадцати Ветрах, птицы искали тишины и покоя. Только когда стих сильный ветер, они вернулись к морю... Тогда Элизабет горько оплакивала утраченный дом, разбитую жизнь. Ей стало всего недоставать, особенно отца. И она никак не могла понять, ненавидит ли его больше прежнего или любит. Одно было ясно: она очень сердилась на него за то, что он вынудил ее уехать и ничего не сделал, чтобы удержать. Возможно, он был даже рад, что она избавила его от враждебного присутствия? И потом, эта тишина. Варанвиль – остров молчания... Никакие слухи не долетали сюда, а если и долетали, то ей ничего об этом не говорили. Одним словом, Тринадцать Ветров, расположенный на расстоянии едва одного лье, был так же далеко отсюда, как если бы находился на другом берегу Атлантики. Прилет чаек был первым отзвуком, который посылало небо.
Поэтому, когда карета доктора Аннеброна проехала по дубовой аллее парка, Элизабет испытала такую радость, что бросилась ему навстречу с риском попасть под карету. За что ей достался целый залп ругательств ее седока:
– Какая дура, Господи! Куда ты летишь, сломя голову?
– Но мне очень хотелось вас видеть...
– Мне тоже. Иначе я сюда не приехал бы. Расскажи мне, как ты живешь?
– Как человек, у которого все отняли! – сказала она с такой горечью, что доктор встал и нежно обнял ее за плечи.
– Никто у тебя ничего не отнимал. Особенно что касается чувств, а в остальном ты сама решила сжечь мосты. Знаешь, они там не очень счастливы.
Этот жалобный тон вызвал у девушки грустную улыбку, но тем не менее не дал ей забыть о своих горьких переживаниях:
– Они получили по заслугам! Никто их не вынуждает терпеть это позорное положение!
– Кого ты имеешь в виду? Мальчиков?
– Конечно. Они могли бы последовать моему примеру.
– И явиться к мадам де Варанвиль с оружием и с багажом, а вслед за ними мистер Брент, Потантен, мадам Белек, Лизетта и вся остальная прислуга?
Не дожидаясь ответа, он рассмеялся:
– Какой ты еще ребенок, несмотря на твой серьезный вид! Ты же не думала, что Тринадцать Ветров тут же опустеют, и твой отец... и твоя кузина останутся там в мрачном одиночестве?
– Почему бы и нет! Рано или поздно это их ожидает. Эта женщина – дьявол! Кстати, она в самом деле ждет ребенка? Как врач, вы должны это знать.
– Она отказывается от осмотра, но в данной ситуации она, вполне естественно, мне не доверяет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93