Коростель увидел, как огонь костра на мгновение потянулся к Птицелову, словно хотел обнять эту тонкую непокорную фигурку, но у него не хватало сил. Зорз сказал еще одно слово, и пламя тут же испуганно отхлынуло, как волна, истратившая все свои силы, но так и не достигшая желанного берега. Тогда Птицелов распустил петлю мешка и вынул оттуда маленький темный комочек. Затем положил мешок наземь и протянул перед собой на вытянутых, сложенных лодочкой ладонях, нахохлившуюся птичку.
«Воробей!» – догадался Коростель. Это действительно был маленький черный лесной воробей, который спокойно сидел в руках зорза, лишь изредка слабо трепыхая крылышками. Птицелов приблизил ладони с птицей прямо к своему лицу и пошевелил губами, будто разговаривая с птицей. Воробей немедленно растопырил крылья и безвольно распластался на руке Птицелова. Сигурд некоторое время молча любовался птичкой, и в его темных глазах поигрывали отблески огня. Затем он осторожно, почти любовно переложил воробышка на спинку в одну руку, а другой коснулся тонких лапок птицы, удерживая взволновавшуюся пичугу и одновременно поглаживая ей животик большим пальцем. Спустя несколько минут воробей успокоился и затих. Тогда Сигурд ласково улыбнулся птице, погладил ее последний раз и, сильно и быстро дернув, вырвал птице обе лапки.
Коростель невольно вздрогнул от неожиданности, а среди воинов пробежал тихий восхищенный ропот. Чудь и саамы поняли: самый важный колдун приступает к страшному таинству вызова духа, и это – только начала представления, которое никто из них не хотел бы пропустить ни за какие коврижки. Между тем воробей даже не вскрикнул, либо от быстрого шока, либо он просто умер мгновенно. Птицелов несколько раз подул на воробья, взъерошив крохотные перышки, после чего выпрямился, коротко вскрикнул и высоко подбросил искалеченную птичку. Воробей пришел в себя, несколько раз взмахнул крылышками, но они не держали его, и серый комочек темным угольком ринулся с высоты прямо в огонь. Пламя взметнулось вновь и поглотило воробья еще в воздухе, словно жадные языки прожорливого дракона бросились ввысь за добычей, а не она сама вверглась в пасть огня. Из костра немедленно повалил черный дым, и его было, пожалуй, слишком много для мгновенно испепеленной крохотной тушки. Яну показалось, что в глазах Птицелова тотчас мелькнуло хищное торжество, словно он боялся, что случится чудо, и его маленькая жертва все-таки ускользнет, сведя на нет все его планы. Зорз быстро наклонился и, пошарив в мешке, вынул оттуда вторую такую же птичку. Коростель отвернулся.
Он не понимал смысла происходящего. Ему даже стало страшно при мысли, что Птицелов, войдя в раж, потеряет чувство реальности и велит и ему, Яну, так же оторвать ноги, как воробью, пусть и очень большому, и потом тоже бросит его в костер на радость своим безумным богам. Краем глаза Коростель видел, как зорз расправился со второй птицей, затем в костер полетел третий воробей, за ним – четвертый. «Это просто какое-то безумие», – подумал он, понимая, что судьба уже давно для чего-то, с какой-то совершенно непонятной Яну целью, раз за разом сталкивает его с этим сумасшедшим. «Или одержимость властью», – будто кто-то продолжил за Коростеля его же мысль. «Одержимость, за которой уже не нащупать грань, которую он только что перешагнул. Несчастный…»
«Кто говорит со мной?» – чуть ли не закричал Коростель, а Птицелов в этот миг разорвал зубами последнего, пятого по счету, воробья, окрасив губы и щеки бледно-розовой кровью. Он швырнул растерзанную тушку в огонь, сделал быстрое движение щеками, как кошка, только что вкусно пообедавшая соловьем и отряхивающая морду от приставших к ней серых перышек, и закричал в небо, громко и торжествующе. Крик Птицелова унесся в ночную темень, и это был настолько странный, неестественный язык, что Ян не смог толком разобрать не только слова, но даже звуки. Коростелю было не по себе, потому что он никак не мог представить, чтобы такие звуки вообще могли рождаться в горле человека.
Колдун быстро шагнул к Птицелову, держа в руках небольшой деревянный ящичек с откинутой крышкой. Сигурд не глядя выхватил оттуда круглый бутылек с чем-то прозрачным и тоже швырнул его в огонь. Края пламени понемногу окрасились синим и зеленым, цвета запузырились, словно кипящая болотная тина, и во все стороны полетели шипящие брызги, оставляя на снегу остро пахнущие камфорой следы. Птицелов невероятно изогнулся, будто все его тело свело страшной, невообразимой судорогой, затем быстро сунул по-мальчишески в рот два пальца и пронзительно, разбойничьи свистнул, так что у стоящего неподалеку в окружении стражей Коростеля даже уши заложило.
В тот же миг раздался мощный клекот, как если бы над домом Коростеля повисла бескрайняя птичья стая, затмившая все небо. Из костра, прямо из багровой глубины, стремительно вылетел черный комочек. Это был воробей, целый и невредимый, стрелой прянувший в небеса и тут же исчезнувший в ночном небе. Затем из огня выскочил другой воробей, третий, за ним четвертый. Пятый явно задерживался, и тогда Птицелов расхохотался и вновь оглушительно засвистел. Из пламени вырвалась последняя птица, суматошно бросилась к лесу, отчаянно заметалась меж деревьев, но затем свечой взмыла ввысь и в мгновение ока исчезла из глаз.
А Птицелов уже лежал на снегу. Тело его распласталось и казалось сейчас вдавленным в снег чьей-то необычайной силой. Коростелю даже почудилось, что оно медленно погружается вниз, в снег – такова была иллюзия таяния на глазах.
«Как будто он прислушивается к земле», – подумал Ян. «Хотя сейчас ему впору бы лучше обратиться к небесам». И, словно услышав его мысли, где-то в необозримой вышине ночных небес над ними покатился длинный бледный шлейф огня – это падала умершая звезда.
Птицелов некоторое время лежал неподвижно. Воины же следили за ним во все глаза, упиваясь столь необычным зрелищем. Некоторые из них азартно подались вперед всем телом, боясь пропустить малейшую деталь предстоящего обряда. У многих глаза горели нездоровым блеском, и, завидев это, Коростель пристально взглянул на Колдуна. Зорз не заметил его взгляда; он стоял поодаль с отсутствующим взором и открытым ящичком наизготовку. Коростель никак не мог понять, принимает ли Колдун вообще участие в этом странном и мрачном представлении, играет ли в нем какую-либо ключевую роль или просто остается статистом для поддержания порядка. Изредка Колдун проводил рукой над содержимым своего ящичка, то ли разглаживая его содержимое, то ли не давая чему-то выскользнуть наружу.
Наконец по телу Птицелова прошло какое-то волнообразное движение, словно под его одеждами пробежала длинная и широкая змея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106