..
— И что же?
— Беседовала с ней. Ну, знаете, в «Опоссуме», выше этажом. Отделение по оказанию психологических услуг — сокращенно ОПУС. Отсюда и прозвище — «Опоссум». Так окрестили это важное учреждение полицейские, проходившие там целительный курс снятия психологических стрессов. Естественно, словечко «Опоссум», пущенное кем-то в оборот, проще выговорить, чем длинное ученое название. Оно и звучит, если хотите, веселее, более джазово, что ли. На пятом этаже. А офис Энни Роулз, бригада по борьбе с изнасилованиями, был на шестом. «То, что поднимается, — подумалось Эйлин, — должно опускаться...»
— Карин считает, что работать в бригаде заложников будет для меня интереснее.
На самом же деле она сказала, что эта работа не так опасна.
— Что она имела в виду? — спросил Гудмэн. — Что значит — интереснее?
«Влепил в десятку, — отметила Эйлин, — умнее, чем я думала».
— За последнее время, — сказала она, — у меня было слишком много эмоциональных перегрузок.
— Это из-за стрельбы?
«Ну вот, начинается», — подумала Эйлин и сказала:
— Да, из-за стрельбы. И, кроме того, возникли кое-какие осложнения...
— Когда вы убили человека? — он не дал ей договорить.
Что ж, карты на стол. Она убила этого человека. Ну конечно же убила. Убила человека. Убила человека, который зарезал трех проституток и шел на нее с ножом... Лишила его жизни. Ее первая пуля угодила ему в грудь и швырнула к кровати. Она выстрелила еще раз и попала в плечо, это круто развернуло его, а потом Эйлин произвела третий выстрел, в бок, швырнувший тело на кровать... Тогда и она не могла понять, почему стреляла и стреляла в безжизненное тело, видя, как кровь хлещет по спине, и все время приговаривая:
— Я же дала тебе шанс, дала тебе шанс...
До тех пор, пока не израсходовала все патроны. Карин Левковиц потребовалось много времени, чтобы помочь ей понять — почему.
— Я убила его в октябре.
— Не в этом году?
— Нет, в октябре прошлого года. В Карнавальную ночь. "Маска, кто ты? — подумала Эйлин. — Я же дала тебе шанс...
Я же дала тебе шанс... Но дала ли?"
— Почему вы наблюдаетесь у доктора Левковиц?
Интересно, знаком ли он с Карин лично? И вообще, знают ли в этом городе все психиатры друг друга? А если так, обсуждал ли он с Карин то, о чем они говорили в течение последних месяцев?
— Я вижусь с Левковиц, потому что у меня проблемы с огнестрельным оружием. Я бы назвала это застенчивостью.
— Ага, — хмыкнул он.
— Я не хочу, чтобы у меня возникла необходимость убить еще кого-нибудь.
— Понятно.
— И не хочу больше быть подставой, наживкой. Эта работа дисквалифицирует полицейского из отряда спецназначения.
— Могу себе представить.
— Кстати, — заметила она, — я не в восторге от психиатров.
— Ну что ж, счастье, что я всего лишь Психолог, — сказал он, улыбаясь.
— Это одно и то же.
— Но вы же любите Карин?
— Да, — сказала она и, помолчав, добавила: — Она мне очень помогла.
«Надо оставаться в рамках, не перехлестывать», — тут же подумала Эйлин.
— Как именно она вам помогла? — спросил Гудмэн.
— Ну, существуют ведь и другие проблемы, помимо работы.
— Давайте сделаем так: в первую очередь поговорим о проблемах, связанных с работой.
— Я уже только что вам сказала: не хочу очутиться в ситуации, когда опять придется кого-нибудь убить.
— «Кого-нибудь убить». Хм.
— Ну, вообще, стрелять, убивать.
— Для вас это одно и то же?
— Если на вас нападают и у вас есть считанные секунды на размышление, то разницы нет. По-моему.
— Должно быть, очень страшненько.
— А это и было страшно.
— И вам до сих пор страшно?
— Да.
— Очень страшно, мисс Берк? Или — как?
— Очень.
«Теперь-то чего скрывать». Карин освободила ее от комплекса скрытности.
— Ага, очень. Потому что вы убили этого человека?
— Нет. Потому что меня изнасиловали. Я не хочу, чтобы меня опять изнасиловали. Убью любого, кто попытается это сделать. Вот я и не желаю быть... Словом, постоянно попадать в ситуацию, когда кто-нибудь попытается меня изнасиловать; при одной мысли об этом меня охватывает ужас. Ведь тогда придется убить насильника, а это... меня и приводит в ужас, я так думаю. Снова убить кого-то? Ну уж нет.
— Получается нечто вроде порочного круга, так?
— Если я останусь в спецназе, то — да.
— Поэтому вы и пришли к мысли о работе в бригаде заложников.
— Ну, это мысль Карин. Она сказала, что я должна все обговорить с вами. Все пересмотреть заново.
— Но только не убийства. Уж это точно, — заметил Гудмэн и снова улыбнулся. — А теперь поговорим об этих, как вы их назвали, других проблемах. Не связанных с работой.
— О, они весьма личного характера.
— Согласен, но иметь дело с бригадой заложников тоже носит личностный характер.
— Это я понимаю. Но не понимаю другого: чем и как связаны мои интимные затруднения с...
— Знаете, — сказал Гудмэн, — я недавно беседовал с детективом, проработавшим десять лет в бригаде по борьбе с наркотиками. Порой приходится беседовать с людьми весь день. В этом ремесле запас прочности подвергается огромному давлению. И это понятно: стрессы, без конца стрессы. Если начальнику отделения и мне удается продержать хорошего «говоруна» на посту несколько месяцев, это, поверьте, очень большой срок. Как ни крути, детектив, которому приходится «убалтывать» наркодилеров, их люто ненавидит. Он их всех в гробу видит. Вот я и спросил такого: что он будет делать, доведись ему иметь дело с наркодилером, который вдобавок захватил заложников. Он сказал, что попытается спасти их от смерти. Я полюбопытствовал: кто, на его взгляд, важнее — заложники или «наркоша». Он ответил, что заложники... Убил бы он «наркоту», чтобы освободить захваченных? Да, сказал он, не колеблясь, убил бы... И вот тогда я заявил ему без обиняков, что он для работы в такси бригаде не годится.
Эйлин посмотрела на Гудмэна.
— Так с какими же именно личными проблемами вы боретесь? — спросил он.
Она пришла в замешательство.
— Если вы не хотите отвечать...
— В ту ночь, когда я убила Бобби... Так звали того парня, Бобби Уилсон. Так вот, в ту ночь, когда я его застрелила, меня подстраховывали двое коллег. Но мой друг...
— Это он — «личная проблема»? Ваш друг?
— Да.
— Пожалуйста, объясните чуть подробнее.
— Он вбил себе в голову, что если бы он меня подстраховал, то результат операции...
— Подстраховал?
— Он полицейский. Простите, я должна была сразу сказать об этом. Он детектив из Восемьдесят седьмого.
— Как его зовут?
— А зачем вам это знать?
— Да просто так.
— Словом, он почти сразу же самовольно подключился к той операции, получилась путаница, я лишилась своих ангелов-хранителей, и таким образом мы оказались один на один с Бобби. И его ножом, разумеется.
— И вы убили Бобби.
— Да, он оказался в слишком опасной близости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
— И что же?
— Беседовала с ней. Ну, знаете, в «Опоссуме», выше этажом. Отделение по оказанию психологических услуг — сокращенно ОПУС. Отсюда и прозвище — «Опоссум». Так окрестили это важное учреждение полицейские, проходившие там целительный курс снятия психологических стрессов. Естественно, словечко «Опоссум», пущенное кем-то в оборот, проще выговорить, чем длинное ученое название. Оно и звучит, если хотите, веселее, более джазово, что ли. На пятом этаже. А офис Энни Роулз, бригада по борьбе с изнасилованиями, был на шестом. «То, что поднимается, — подумалось Эйлин, — должно опускаться...»
— Карин считает, что работать в бригаде заложников будет для меня интереснее.
На самом же деле она сказала, что эта работа не так опасна.
— Что она имела в виду? — спросил Гудмэн. — Что значит — интереснее?
«Влепил в десятку, — отметила Эйлин, — умнее, чем я думала».
— За последнее время, — сказала она, — у меня было слишком много эмоциональных перегрузок.
— Это из-за стрельбы?
«Ну вот, начинается», — подумала Эйлин и сказала:
— Да, из-за стрельбы. И, кроме того, возникли кое-какие осложнения...
— Когда вы убили человека? — он не дал ей договорить.
Что ж, карты на стол. Она убила этого человека. Ну конечно же убила. Убила человека. Убила человека, который зарезал трех проституток и шел на нее с ножом... Лишила его жизни. Ее первая пуля угодила ему в грудь и швырнула к кровати. Она выстрелила еще раз и попала в плечо, это круто развернуло его, а потом Эйлин произвела третий выстрел, в бок, швырнувший тело на кровать... Тогда и она не могла понять, почему стреляла и стреляла в безжизненное тело, видя, как кровь хлещет по спине, и все время приговаривая:
— Я же дала тебе шанс, дала тебе шанс...
До тех пор, пока не израсходовала все патроны. Карин Левковиц потребовалось много времени, чтобы помочь ей понять — почему.
— Я убила его в октябре.
— Не в этом году?
— Нет, в октябре прошлого года. В Карнавальную ночь. "Маска, кто ты? — подумала Эйлин. — Я же дала тебе шанс...
Я же дала тебе шанс... Но дала ли?"
— Почему вы наблюдаетесь у доктора Левковиц?
Интересно, знаком ли он с Карин лично? И вообще, знают ли в этом городе все психиатры друг друга? А если так, обсуждал ли он с Карин то, о чем они говорили в течение последних месяцев?
— Я вижусь с Левковиц, потому что у меня проблемы с огнестрельным оружием. Я бы назвала это застенчивостью.
— Ага, — хмыкнул он.
— Я не хочу, чтобы у меня возникла необходимость убить еще кого-нибудь.
— Понятно.
— И не хочу больше быть подставой, наживкой. Эта работа дисквалифицирует полицейского из отряда спецназначения.
— Могу себе представить.
— Кстати, — заметила она, — я не в восторге от психиатров.
— Ну что ж, счастье, что я всего лишь Психолог, — сказал он, улыбаясь.
— Это одно и то же.
— Но вы же любите Карин?
— Да, — сказала она и, помолчав, добавила: — Она мне очень помогла.
«Надо оставаться в рамках, не перехлестывать», — тут же подумала Эйлин.
— Как именно она вам помогла? — спросил Гудмэн.
— Ну, существуют ведь и другие проблемы, помимо работы.
— Давайте сделаем так: в первую очередь поговорим о проблемах, связанных с работой.
— Я уже только что вам сказала: не хочу очутиться в ситуации, когда опять придется кого-нибудь убить.
— «Кого-нибудь убить». Хм.
— Ну, вообще, стрелять, убивать.
— Для вас это одно и то же?
— Если на вас нападают и у вас есть считанные секунды на размышление, то разницы нет. По-моему.
— Должно быть, очень страшненько.
— А это и было страшно.
— И вам до сих пор страшно?
— Да.
— Очень страшно, мисс Берк? Или — как?
— Очень.
«Теперь-то чего скрывать». Карин освободила ее от комплекса скрытности.
— Ага, очень. Потому что вы убили этого человека?
— Нет. Потому что меня изнасиловали. Я не хочу, чтобы меня опять изнасиловали. Убью любого, кто попытается это сделать. Вот я и не желаю быть... Словом, постоянно попадать в ситуацию, когда кто-нибудь попытается меня изнасиловать; при одной мысли об этом меня охватывает ужас. Ведь тогда придется убить насильника, а это... меня и приводит в ужас, я так думаю. Снова убить кого-то? Ну уж нет.
— Получается нечто вроде порочного круга, так?
— Если я останусь в спецназе, то — да.
— Поэтому вы и пришли к мысли о работе в бригаде заложников.
— Ну, это мысль Карин. Она сказала, что я должна все обговорить с вами. Все пересмотреть заново.
— Но только не убийства. Уж это точно, — заметил Гудмэн и снова улыбнулся. — А теперь поговорим об этих, как вы их назвали, других проблемах. Не связанных с работой.
— О, они весьма личного характера.
— Согласен, но иметь дело с бригадой заложников тоже носит личностный характер.
— Это я понимаю. Но не понимаю другого: чем и как связаны мои интимные затруднения с...
— Знаете, — сказал Гудмэн, — я недавно беседовал с детективом, проработавшим десять лет в бригаде по борьбе с наркотиками. Порой приходится беседовать с людьми весь день. В этом ремесле запас прочности подвергается огромному давлению. И это понятно: стрессы, без конца стрессы. Если начальнику отделения и мне удается продержать хорошего «говоруна» на посту несколько месяцев, это, поверьте, очень большой срок. Как ни крути, детектив, которому приходится «убалтывать» наркодилеров, их люто ненавидит. Он их всех в гробу видит. Вот я и спросил такого: что он будет делать, доведись ему иметь дело с наркодилером, который вдобавок захватил заложников. Он сказал, что попытается спасти их от смерти. Я полюбопытствовал: кто, на его взгляд, важнее — заложники или «наркоша». Он ответил, что заложники... Убил бы он «наркоту», чтобы освободить захваченных? Да, сказал он, не колеблясь, убил бы... И вот тогда я заявил ему без обиняков, что он для работы в такси бригаде не годится.
Эйлин посмотрела на Гудмэна.
— Так с какими же именно личными проблемами вы боретесь? — спросил он.
Она пришла в замешательство.
— Если вы не хотите отвечать...
— В ту ночь, когда я убила Бобби... Так звали того парня, Бобби Уилсон. Так вот, в ту ночь, когда я его застрелила, меня подстраховывали двое коллег. Но мой друг...
— Это он — «личная проблема»? Ваш друг?
— Да.
— Пожалуйста, объясните чуть подробнее.
— Он вбил себе в голову, что если бы он меня подстраховал, то результат операции...
— Подстраховал?
— Он полицейский. Простите, я должна была сразу сказать об этом. Он детектив из Восемьдесят седьмого.
— Как его зовут?
— А зачем вам это знать?
— Да просто так.
— Словом, он почти сразу же самовольно подключился к той операции, получилась путаница, я лишилась своих ангелов-хранителей, и таким образом мы оказались один на один с Бобби. И его ножом, разумеется.
— И вы убили Бобби.
— Да, он оказался в слишком опасной близости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79