Или даже нервным тиком актрисы. Он вдруг понял, что, когда имеешь дело с актрисой, никогда нельзя быть уверенным, не играет ли она. Вы можете смотреть ей в глаза хоть до дня Страшного суда, но они будут выражать только то, что их хозяйке захочется выразить. Глаза могут казаться чистыми, искренними и вообще честнейшими, но ведь глаза могут лицедействовать, могут лгать.
— Насколько я понимаю, — произнесла Джози и сделала драматическую паузу — теперь она говорила очень серьезно, почти торжественно. — Согласно тому, что говорится в газетах и по телевизору, — продолжила девушка и снова сделала паузу.
Карелла подумал, что Джози Билз — очень хорошая актриса.
— Бедная Мишель была... — сказала Джози.
На последнем слове у нее перехватило горло.
— ...убита...
«Чертовски хорошая актриса», — подумал Карелла.
— ...примерно в половине восьмого — восемь вечера.
— Именно так.
— У себя в квартире, в доме на углу Картера и Стэйна.
— Да.
— В Даймондбеке.
— Да.
— Весь верхний город — негритянский район, — сказала Джози.
Клинг подумал, почему она сочла нужным упомянуть расовую напряженность в этом районе. Еще он подумал, как отреагировала бы на подобное замечание Шарин. Или Джози сказала об этом просто так, потому что к слову пришлось?
— Да, — подтвердил Клинг, — это негритянский район.
— Но это еще не значит, что Мишель убил негр, — сказала Джози.
— Совершенно верно.
— Но кто это сделал? — спросила девушка, широко распахнув свои карие глаза. — Если это не Джонни и не какой-нибудь чернокожий наркоман-грабитель...
Клинг отметил про себя, что Джози снова говорит о неграх.
— ...вломился к Мишель в квартиру и убил ее...
Это было неплохим предположением, если не считать того, что никаких признаков взлома не было обнаружено. Полицейские не стали сообщать об этом газетчикам, и потому Джози не могла этого знать, если только не была убийцей, которому Мишель сама открыла дверь.
— То кто тогда? — спросила Джози.
Клинг промолчал. Карелла тоже. Они оба хорошо чувствовали, когда какой-либо талантливый человек говорил ради того, чтобы привлечь к себе внимание.
— Я? — спросила Джози.
Полицейские снова промолчали.
— Я отправилась в Даймондбек в восьмом часу вечера? Я пошла на Картер-авеню? — спросила Джози. — Через весь верхний город?
Детективы ждали. Иногда, если подождать достаточно долго, ваш собеседник может сам себя перехитрить.
— Я убила Мишель в ее собственной постели? Мишель была убита на пороге своей квартиры.
Нигде — ни в газетах, ни по телевизору — не звучало даже намека на то, что Мишель была убита в постели.
— Так где вы были? — спросил Клинг.
— На уроке пения, — ответила Джози и улыбнулась. — В нижнем городе.
— Где именно в нижнем городе? — уточнил Клинг.
— В Квотере. На Сэмпсон-стрит, — сообщила Джози. — Мою учительницу зовут Аида Ринальди. Я занимаюсь у нее вот уже четыре года, хожу на занятия каждый вторник, в семь вечера, — если только у меня нет спектакля или репетиции. Во вторник мы репетировали до пяти часов. Без десяти семь я была в нижнем городе. Урок начался в семь и закончился в восемь вечера. Оттуда я сразу пошла домой. Если хотите, я могу дать вам карточку Аиды.
— Да, пожалуйста, — сказал Клинг.
Джози покопалась в своем кошельке, в конце концов пришла к выводу, что карточки у нее с собой нет, и написала адрес — на том конце нижнего города. Карелла только что пришел из нижнего города, и ему вовсе не хотелось снова туда тащиться.
— Только сперва позвоните ей, — предупредила Джози. — Аида очень занята.
— Хорошо, позвоню, — откликнулся Клинг.
— Я не убивала Мишель, — заявила Джози. — Мне на самом деле ее очень жаль.
Ее лицо неожиданно приобрело скорбное выражение.
— Но в то же самое время, — добавила девушка, — я очень рада за себя.
* * *
Аида Ринальди была просто счастлива, что один из посетивших ее детективов оказался итальянцем. Она не знала, что Карелла считал себя американцем, поскольку родился в Соединенных Штатах Америки, и придерживался этого мнения всегда. Аида же родилась в Италии, в Милане, и вполне резонно считала себя итальянкой, поскольку до сих пор оставалась гражданкой Италии, а в США находилась по рабочей визе. На самом деле она намеревалась вернуться в Италию сразу же, как только скопит достаточно денег, чтобы заняться оперной карьерой, с перерывами на брак, рождение ребенка и развод — не обязательно именно в этом порядке.
Аиде было сорок шесть лет, а весила она сто восемьдесят семь фунтов, это позволяло считать ее примадонной — по крайней мере хоть в одном отношении. Волосы у нее были выкрашены в иссиня-черный цвет, и, когда Карелла и Клинг тем же вечером добрались до ее студии, одета она была словно цыганка. Оба детектива решили, что мисс Ринальди, должно быть, только что выступала в «Кармен». Однако оказалось, что она просто давала урок девушке, которая не могла отличить Верди от Пуччини, но которая, подобно самой Аиде, была преисполнена честолюбивого намерения пробиться на оперную сцену. Выходя, девушка улыбнулась Клингу. Карелла давно уже заметил, что большинство девушек улыбается Клингу. Он снова подумал, кто же такая эта Шарин.
За время разговора с Аидой Ринальди преподавательница успела присесть за пианино, экспромтом спеть арию из «Чио-Чио-сан», мимоходом побеседовать о том, что любому человеку, желающему петь в опере, просто необходимо знать и французский, и итальянский язык...
— Немецкий особого значения не имеет — не так ли? — спросила она.
...рассказать гостям, что она больше любит Доминго, чем Паваротти, и между делом подтвердить, что Джози Билз...
— Очаровательная девушка...
...во вторник, с семи до восьми вечера действительно была здесь, на уроке пения.
— Милый голосок, — подвела итог Аида.
* * *
— Так что там у тебя? — неожиданно спросил Карелла.
Было начало одиннадцатого. Они сидели в кофейне на углу Эвери и Веста, в квартале от дома Аиды Ринальди, и ели то, что всегда едят копы, когда у них появляется возможность перекусить — гамбургеры и отбивные.
— А что у меня? — переспросил Клинг и откусил кусок гамбургера, сдобренного кетчупом и горчицей.
— Я всегда думал, что мы можем говорить...
— Можем.
— ...друг с другом обо всем. Я всегда относился...
— И я тоже.
— ...к тебе, как старший брат, черт бы тебя побрал!
— Да, и я, но...
— Как же тогда получилось, что ты стал встречаться с чернокожей женщиной, а мне даже ничего об этом не сказал? Я имею в виду, Берт, черт бы тебя побрал, ты что, не можешь сказать мне, что встречаешься с чернокожей женщиной? Ты разговариваешь о ней с Арти, а мне ты сказать не можешь? Я что, по-твоему, — какой-нибудь придурочный расист? Что за чертовщина, Берт?
— Просто жуть! — воскликнул Клинг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Насколько я понимаю, — произнесла Джози и сделала драматическую паузу — теперь она говорила очень серьезно, почти торжественно. — Согласно тому, что говорится в газетах и по телевизору, — продолжила девушка и снова сделала паузу.
Карелла подумал, что Джози Билз — очень хорошая актриса.
— Бедная Мишель была... — сказала Джози.
На последнем слове у нее перехватило горло.
— ...убита...
«Чертовски хорошая актриса», — подумал Карелла.
— ...примерно в половине восьмого — восемь вечера.
— Именно так.
— У себя в квартире, в доме на углу Картера и Стэйна.
— Да.
— В Даймондбеке.
— Да.
— Весь верхний город — негритянский район, — сказала Джози.
Клинг подумал, почему она сочла нужным упомянуть расовую напряженность в этом районе. Еще он подумал, как отреагировала бы на подобное замечание Шарин. Или Джози сказала об этом просто так, потому что к слову пришлось?
— Да, — подтвердил Клинг, — это негритянский район.
— Но это еще не значит, что Мишель убил негр, — сказала Джози.
— Совершенно верно.
— Но кто это сделал? — спросила девушка, широко распахнув свои карие глаза. — Если это не Джонни и не какой-нибудь чернокожий наркоман-грабитель...
Клинг отметил про себя, что Джози снова говорит о неграх.
— ...вломился к Мишель в квартиру и убил ее...
Это было неплохим предположением, если не считать того, что никаких признаков взлома не было обнаружено. Полицейские не стали сообщать об этом газетчикам, и потому Джози не могла этого знать, если только не была убийцей, которому Мишель сама открыла дверь.
— То кто тогда? — спросила Джози.
Клинг промолчал. Карелла тоже. Они оба хорошо чувствовали, когда какой-либо талантливый человек говорил ради того, чтобы привлечь к себе внимание.
— Я? — спросила Джози.
Полицейские снова промолчали.
— Я отправилась в Даймондбек в восьмом часу вечера? Я пошла на Картер-авеню? — спросила Джози. — Через весь верхний город?
Детективы ждали. Иногда, если подождать достаточно долго, ваш собеседник может сам себя перехитрить.
— Я убила Мишель в ее собственной постели? Мишель была убита на пороге своей квартиры.
Нигде — ни в газетах, ни по телевизору — не звучало даже намека на то, что Мишель была убита в постели.
— Так где вы были? — спросил Клинг.
— На уроке пения, — ответила Джози и улыбнулась. — В нижнем городе.
— Где именно в нижнем городе? — уточнил Клинг.
— В Квотере. На Сэмпсон-стрит, — сообщила Джози. — Мою учительницу зовут Аида Ринальди. Я занимаюсь у нее вот уже четыре года, хожу на занятия каждый вторник, в семь вечера, — если только у меня нет спектакля или репетиции. Во вторник мы репетировали до пяти часов. Без десяти семь я была в нижнем городе. Урок начался в семь и закончился в восемь вечера. Оттуда я сразу пошла домой. Если хотите, я могу дать вам карточку Аиды.
— Да, пожалуйста, — сказал Клинг.
Джози покопалась в своем кошельке, в конце концов пришла к выводу, что карточки у нее с собой нет, и написала адрес — на том конце нижнего города. Карелла только что пришел из нижнего города, и ему вовсе не хотелось снова туда тащиться.
— Только сперва позвоните ей, — предупредила Джози. — Аида очень занята.
— Хорошо, позвоню, — откликнулся Клинг.
— Я не убивала Мишель, — заявила Джози. — Мне на самом деле ее очень жаль.
Ее лицо неожиданно приобрело скорбное выражение.
— Но в то же самое время, — добавила девушка, — я очень рада за себя.
* * *
Аида Ринальди была просто счастлива, что один из посетивших ее детективов оказался итальянцем. Она не знала, что Карелла считал себя американцем, поскольку родился в Соединенных Штатах Америки, и придерживался этого мнения всегда. Аида же родилась в Италии, в Милане, и вполне резонно считала себя итальянкой, поскольку до сих пор оставалась гражданкой Италии, а в США находилась по рабочей визе. На самом деле она намеревалась вернуться в Италию сразу же, как только скопит достаточно денег, чтобы заняться оперной карьерой, с перерывами на брак, рождение ребенка и развод — не обязательно именно в этом порядке.
Аиде было сорок шесть лет, а весила она сто восемьдесят семь фунтов, это позволяло считать ее примадонной — по крайней мере хоть в одном отношении. Волосы у нее были выкрашены в иссиня-черный цвет, и, когда Карелла и Клинг тем же вечером добрались до ее студии, одета она была словно цыганка. Оба детектива решили, что мисс Ринальди, должно быть, только что выступала в «Кармен». Однако оказалось, что она просто давала урок девушке, которая не могла отличить Верди от Пуччини, но которая, подобно самой Аиде, была преисполнена честолюбивого намерения пробиться на оперную сцену. Выходя, девушка улыбнулась Клингу. Карелла давно уже заметил, что большинство девушек улыбается Клингу. Он снова подумал, кто же такая эта Шарин.
За время разговора с Аидой Ринальди преподавательница успела присесть за пианино, экспромтом спеть арию из «Чио-Чио-сан», мимоходом побеседовать о том, что любому человеку, желающему петь в опере, просто необходимо знать и французский, и итальянский язык...
— Немецкий особого значения не имеет — не так ли? — спросила она.
...рассказать гостям, что она больше любит Доминго, чем Паваротти, и между делом подтвердить, что Джози Билз...
— Очаровательная девушка...
...во вторник, с семи до восьми вечера действительно была здесь, на уроке пения.
— Милый голосок, — подвела итог Аида.
* * *
— Так что там у тебя? — неожиданно спросил Карелла.
Было начало одиннадцатого. Они сидели в кофейне на углу Эвери и Веста, в квартале от дома Аиды Ринальди, и ели то, что всегда едят копы, когда у них появляется возможность перекусить — гамбургеры и отбивные.
— А что у меня? — переспросил Клинг и откусил кусок гамбургера, сдобренного кетчупом и горчицей.
— Я всегда думал, что мы можем говорить...
— Можем.
— ...друг с другом обо всем. Я всегда относился...
— И я тоже.
— ...к тебе, как старший брат, черт бы тебя побрал!
— Да, и я, но...
— Как же тогда получилось, что ты стал встречаться с чернокожей женщиной, а мне даже ничего об этом не сказал? Я имею в виду, Берт, черт бы тебя побрал, ты что, не можешь сказать мне, что встречаешься с чернокожей женщиной? Ты разговариваешь о ней с Арти, а мне ты сказать не можешь? Я что, по-твоему, — какой-нибудь придурочный расист? Что за чертовщина, Берт?
— Просто жуть! — воскликнул Клинг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73