К счастью, ее еще не забрали.
– Надеюсь, – сказал я. – Она представляет большую ценность, и я должен получить ее обратно.
Я показал обложку альбома Хэнка Вильямса, стоящую между двумя передними сиденьями.
– Вижу, – кивнул Боб. Раньше он обложки не заметил. – Тогда понятно, почему Дасти Спрингфилд.
– Продолжайте, – вклинился искатель.
– Дасти кто?
– Мы используем обложки от пластинок Дасти Спрингфилда для самых ценных, самых денежных, самых редких альбомов. Для тех, что поступают прямо в Вегас. Просто прикрытие.
– Вегас?
– Александрийцы, – пояснил он. – Только они могут позволить себе самые редкие и ценные пластинки.
– Ты слышала, Генри? – крикнул я через заднее сиденье. – Мы едем в Вегас. Как я и думал.
Но Генри не слушала. Она храпела вместе с Гомер. А я гадал, почему Боб все мне рассказывает. Он явно решил, что может нам доверять, но почему?
Ничто не выглядело по-западному. Я всегда думал, что у Миссисипи берет начало Запад, но так далеко – пятьдесят, потом сто километров в глубь Айовы – и везде, куда ни глянь, типичный пейзаж Среднего Запада. Пшеница и бобы и большие деревья, жмущиеся к домишкам как огромные дружелюбные собаки.
Индеец Боб продолжал тарахтеть обо всем подряд, даже о своей болтовне.
– Братья ругают меня за то, что я много говорю, – каялся он. – Дайте мне знать, если я начну вас раздражать.
Я ответил, что все в порядке. Приятно с кем-нибудь поговорить, или кого-то послушать. Обычно Генри молчала, даже когда не спала. Я посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Просыпается. Она открыла глаза. Полезла под свитер (возможно, гадая, не приснилась ли ей потеря наших денег) и снова закрыла глаза. Не приснилось!
– Продолжайте, – проговорил искатель.
Слушая Боба, я узнал причину мигания рекламы казино – она питалась от электричества, производимого самими автоматами.
– Старики дергают за рычаги, – объяснял Боб. – Зажигают указатель и привлекают еще народ. Иногда даже вырабатывается излишек энергии, продаем энергосистемам. Может, мы сейчас ее и используем. Какого года ваш грузовик?
Я ответил, что не имею ни малейшего понятия.
– Он принадлежал Бобу.
– Нет, – возразила Генри. Она проснулась. Я мог по голосу определить, что у нее начались боли. – Время принимать таблетку, – потребовала она, протягивая руку между двумя передними сиденьями.
Я дал ей последнюю «Полужизнь» Гомер.
– Спасибо, – отозвалась она, проглатывая таблетку единым духом. – Грузовик принадлежал брату Боба. Из Джерси. Я так полагаю, вы – родственники?
Я отключился, пока Боб рассказывал о клонировании и семидесяти семи Индейцах Бобах.
– Ух ты! – восхитилась Генри. – Такое способно положить конец любому разговору.
– С тобой все, что угодно, положит конец разговору, – заметил я.
– И что ты имеешь в виду?
– Пожалуйста! – воскликнул Боб. – Наш поворот впереди, в паре миль.
Будто подстегнутый, искатель проскандировал:
– Поверните на семь, три километра.
– Надеюсь, там есть «кабинет задумчивости для девочек», – сказала Генри. – Мне надо носик попудрить.
– Мне тоже, – объявил я, наслаждаясь ее потрясенным выражением лица.
– Что?
– Только то, что я сказал, – объяснил я.
– Поворот налево, по проселочной дороге № 12, на север.
– Вот и мы, – сказал Боб. – Коттонвуд-Крик-роуд. Коттонвуд! Звучит круто. Но дорога все равно выглядела как среднезападная, извивающаяся по покатым холмам пшеницы, пшеницы и пшеницы. Еще через милю вверх по дороге искатель и Боб опознали низкое бетонное блочное здание под выцветшим рекламным щитом: «Бифштексы и автоматы Индейца Боба».
– Заезжайте на стоянку, – приказал искатель. – Здесь заканчивается поиск девятого номера. Нажмите «выход», чтобы вернуться в геопоиск. Нажмите «меню», чтобы начать новый поиск.
Я заехал на стоянку, нажал «выход» и так далее, пока Боб не собрал свои пластиковые пакеты с белыми рубашками и не сказал:
– Пойдемте.
Мы проскользнули в обшитое досками здание сквозь прохудившуюся фанеру четыре на восемь и оказались в пыльной тьме, пропахшей чипсами и крысами. Я даже слышал, как они скреблись.
– Они исчезли, – сказал Боб. Мои глаза постепенно привыкли к темноте, и я разглядел его у старого стола. – Обычно их привозит один Боб и увозит другой. Меня их дела не касаются. Я просто случайно увидел альбом, как уже говорил.
– Ну и где же следующий Боб? – спросила Генри.
Она обрадовалась, я точно знаю. Она хотела продолжать нашу поездку на запад. Я был разочарован. Я хотел забрать свой альбом и вернуться домой, прежде чем навсегда потеряю свою работу.
– Черт его знает, – ответил Боб. – Всего не запомнишь, понимаете. Попробуйте искатель. Он отошлет вас к следующему, как индейский пони.
– Ну так где «кабинет задумчивости для девочек»?
Пока Генри закрылась в туалете, я вынырнул наружу пописать рядом с Коттонвудом. Все еще так необычно. Все еще прекрасно. Даже несмотря на разочарование от очередной потери альбома, я до сих пор надеялся. По крайней мере знал, что мы на правильном пути.
Генри и Боб выскользнули из щели, оказавшейся дверью.
– Можете остаться на ночь, – предложил Боб. – Поспите со мной внутри, если хотите, но мне кажется, вам будет удобнее в грузовике.
Я согласился. Я не выносил затхлого запаха старого казино и ресторана. Не говоря уже о крысах.
Я собрал дров для костра, а Генри разворачивала креветок и булочки. Ощущение такое, будто играешь в дочки-матери. Боб присоединился к нам за ужином. Потом нашел полубутылки «Эй, милашки!», и мы пустили ее по кругу у костра. Через некоторое время Генри спросила Боба, не хочет ли он в последний раз поговорить с нашим Бобом. Пьяная идея, если я что-то понимаю. Но я держал язык за зубами, пока они открывали рот Боба.
– О нет, – сказал тот. – Я умер?
Наверное, все мертвецы каждый раз заново открывают свое состояние. И ненавидят его.
– Боб, здесь я, Генри!
– Генри кто?
– Ты мне соврал, так ведь? Ты сказал мне, что ты александриец. Ты сказал, что разговариваешь с Панамой каждую неделю.
Индеец Боб чуть не упал.
– Боб сказал вам, что он александриец?
– Простите! У меня холодные руки!
Генри подула на его руки, сцепившиеся вместе, и положила их себе под свитер. Я с удивлением обнаружил, что немного ревную.
– Здесь твой брат, Боб, – сказала она. – Хочешь поговорить с ним?
– Боб? Где мы?
– Айова, – сообщил Боб.
– Правда? Так темно!
– Сейчас ночь, – пояснила Генри.
– И ты мертв, – добавил я.
– О нет! – воскликнул он. – Я знал! Не оставляйте меня здесь! Тут… холодно. Его рот закрылся. Глаза открылись. Генри вытащила его руки из-под свитера и закатала Боба обратно в ковер.
– Разве вы не хотели что-нибудь спросить у него? – поинтересовалась она у Боба.
Он покачал головой:
– Просто хотел увидеть, как работает спрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Надеюсь, – сказал я. – Она представляет большую ценность, и я должен получить ее обратно.
Я показал обложку альбома Хэнка Вильямса, стоящую между двумя передними сиденьями.
– Вижу, – кивнул Боб. Раньше он обложки не заметил. – Тогда понятно, почему Дасти Спрингфилд.
– Продолжайте, – вклинился искатель.
– Дасти кто?
– Мы используем обложки от пластинок Дасти Спрингфилда для самых ценных, самых денежных, самых редких альбомов. Для тех, что поступают прямо в Вегас. Просто прикрытие.
– Вегас?
– Александрийцы, – пояснил он. – Только они могут позволить себе самые редкие и ценные пластинки.
– Ты слышала, Генри? – крикнул я через заднее сиденье. – Мы едем в Вегас. Как я и думал.
Но Генри не слушала. Она храпела вместе с Гомер. А я гадал, почему Боб все мне рассказывает. Он явно решил, что может нам доверять, но почему?
Ничто не выглядело по-западному. Я всегда думал, что у Миссисипи берет начало Запад, но так далеко – пятьдесят, потом сто километров в глубь Айовы – и везде, куда ни глянь, типичный пейзаж Среднего Запада. Пшеница и бобы и большие деревья, жмущиеся к домишкам как огромные дружелюбные собаки.
Индеец Боб продолжал тарахтеть обо всем подряд, даже о своей болтовне.
– Братья ругают меня за то, что я много говорю, – каялся он. – Дайте мне знать, если я начну вас раздражать.
Я ответил, что все в порядке. Приятно с кем-нибудь поговорить, или кого-то послушать. Обычно Генри молчала, даже когда не спала. Я посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Просыпается. Она открыла глаза. Полезла под свитер (возможно, гадая, не приснилась ли ей потеря наших денег) и снова закрыла глаза. Не приснилось!
– Продолжайте, – проговорил искатель.
Слушая Боба, я узнал причину мигания рекламы казино – она питалась от электричества, производимого самими автоматами.
– Старики дергают за рычаги, – объяснял Боб. – Зажигают указатель и привлекают еще народ. Иногда даже вырабатывается излишек энергии, продаем энергосистемам. Может, мы сейчас ее и используем. Какого года ваш грузовик?
Я ответил, что не имею ни малейшего понятия.
– Он принадлежал Бобу.
– Нет, – возразила Генри. Она проснулась. Я мог по голосу определить, что у нее начались боли. – Время принимать таблетку, – потребовала она, протягивая руку между двумя передними сиденьями.
Я дал ей последнюю «Полужизнь» Гомер.
– Спасибо, – отозвалась она, проглатывая таблетку единым духом. – Грузовик принадлежал брату Боба. Из Джерси. Я так полагаю, вы – родственники?
Я отключился, пока Боб рассказывал о клонировании и семидесяти семи Индейцах Бобах.
– Ух ты! – восхитилась Генри. – Такое способно положить конец любому разговору.
– С тобой все, что угодно, положит конец разговору, – заметил я.
– И что ты имеешь в виду?
– Пожалуйста! – воскликнул Боб. – Наш поворот впереди, в паре миль.
Будто подстегнутый, искатель проскандировал:
– Поверните на семь, три километра.
– Надеюсь, там есть «кабинет задумчивости для девочек», – сказала Генри. – Мне надо носик попудрить.
– Мне тоже, – объявил я, наслаждаясь ее потрясенным выражением лица.
– Что?
– Только то, что я сказал, – объяснил я.
– Поворот налево, по проселочной дороге № 12, на север.
– Вот и мы, – сказал Боб. – Коттонвуд-Крик-роуд. Коттонвуд! Звучит круто. Но дорога все равно выглядела как среднезападная, извивающаяся по покатым холмам пшеницы, пшеницы и пшеницы. Еще через милю вверх по дороге искатель и Боб опознали низкое бетонное блочное здание под выцветшим рекламным щитом: «Бифштексы и автоматы Индейца Боба».
– Заезжайте на стоянку, – приказал искатель. – Здесь заканчивается поиск девятого номера. Нажмите «выход», чтобы вернуться в геопоиск. Нажмите «меню», чтобы начать новый поиск.
Я заехал на стоянку, нажал «выход» и так далее, пока Боб не собрал свои пластиковые пакеты с белыми рубашками и не сказал:
– Пойдемте.
Мы проскользнули в обшитое досками здание сквозь прохудившуюся фанеру четыре на восемь и оказались в пыльной тьме, пропахшей чипсами и крысами. Я даже слышал, как они скреблись.
– Они исчезли, – сказал Боб. Мои глаза постепенно привыкли к темноте, и я разглядел его у старого стола. – Обычно их привозит один Боб и увозит другой. Меня их дела не касаются. Я просто случайно увидел альбом, как уже говорил.
– Ну и где же следующий Боб? – спросила Генри.
Она обрадовалась, я точно знаю. Она хотела продолжать нашу поездку на запад. Я был разочарован. Я хотел забрать свой альбом и вернуться домой, прежде чем навсегда потеряю свою работу.
– Черт его знает, – ответил Боб. – Всего не запомнишь, понимаете. Попробуйте искатель. Он отошлет вас к следующему, как индейский пони.
– Ну так где «кабинет задумчивости для девочек»?
Пока Генри закрылась в туалете, я вынырнул наружу пописать рядом с Коттонвудом. Все еще так необычно. Все еще прекрасно. Даже несмотря на разочарование от очередной потери альбома, я до сих пор надеялся. По крайней мере знал, что мы на правильном пути.
Генри и Боб выскользнули из щели, оказавшейся дверью.
– Можете остаться на ночь, – предложил Боб. – Поспите со мной внутри, если хотите, но мне кажется, вам будет удобнее в грузовике.
Я согласился. Я не выносил затхлого запаха старого казино и ресторана. Не говоря уже о крысах.
Я собрал дров для костра, а Генри разворачивала креветок и булочки. Ощущение такое, будто играешь в дочки-матери. Боб присоединился к нам за ужином. Потом нашел полубутылки «Эй, милашки!», и мы пустили ее по кругу у костра. Через некоторое время Генри спросила Боба, не хочет ли он в последний раз поговорить с нашим Бобом. Пьяная идея, если я что-то понимаю. Но я держал язык за зубами, пока они открывали рот Боба.
– О нет, – сказал тот. – Я умер?
Наверное, все мертвецы каждый раз заново открывают свое состояние. И ненавидят его.
– Боб, здесь я, Генри!
– Генри кто?
– Ты мне соврал, так ведь? Ты сказал мне, что ты александриец. Ты сказал, что разговариваешь с Панамой каждую неделю.
Индеец Боб чуть не упал.
– Боб сказал вам, что он александриец?
– Простите! У меня холодные руки!
Генри подула на его руки, сцепившиеся вместе, и положила их себе под свитер. Я с удивлением обнаружил, что немного ревную.
– Здесь твой брат, Боб, – сказала она. – Хочешь поговорить с ним?
– Боб? Где мы?
– Айова, – сообщил Боб.
– Правда? Так темно!
– Сейчас ночь, – пояснила Генри.
– И ты мертв, – добавил я.
– О нет! – воскликнул он. – Я знал! Не оставляйте меня здесь! Тут… холодно. Его рот закрылся. Глаза открылись. Генри вытащила его руки из-под свитера и закатала Боба обратно в ковер.
– Разве вы не хотели что-нибудь спросить у него? – поинтересовалась она у Боба.
Он покачал головой:
– Просто хотел увидеть, как работает спрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54