А насчет этого щупа…
Я заколебался.
— Ты знаешь, кто его вытащил? — спросила Джет.
— Помнишь, что сказал за завтраком Джордж Лорикрофт?
Джет наморщила лоб.
— Что-то насчет того, что Крис, наверно, оставил щуп на земле в Донкастере, когда закрывал капот.
— Вот именно. Только Крис капот в Донкастере не открывал, так что Джордж этого видеть не мог. Добавим к этому еще несколько фактов. Машина Джорджа стояла на стоянке неподалеку от самолета Криса. Гленда незадолго до того сказала ему, что из-за меня против него могут начать следствие. Он знал, что я был на острове Трокс, но не знал, что именно мне известно. И он мог знать, что масло на ветровом стекле смертельно опасно, потому что год назад был такой случай, и о нем писали во всех газетах.
— Все сходится, — сказала Джет.
— И ничего не докажешь. Он вполне мог приподнять капот самолета и вытащить щуп. А мог и не делать этого.
Немного позже я спросил, почему мы не на том шоссе, которое ведет в Лондон. Мисс ван Эльц спокойно ответила: «Подожди, увидишь», и вскоре после этого она остановилась у тротуара в переулке рядом с широкой и оживленной Мэрилебон-роуд.
— Следуй за мной… в болезни и во здравии, — с усмешкой сказала Джет, и мы очутились в приемной врача, в пристроечке при небольшой частной клинике, которая мне явно была не по карману. Из таблички я узнал, что врача зовут доктор Рави Чанд и он гражданин штата Уттар-Прадеш. Уттар-Прадеш — это в Индии.
— Только ненадолго! — предупредил я. — К половине третьего я должен быть на Вуд-лейн.
Джет ничего не ответила, но, должно быть, сотворила какое-то чудо: не прошло и пятнадцати минут, как меня уже осматривал, ощупывал — короче, выворачивал наизнанку деловитый и высокообразованный врач-индус, непрерывно сверкающий великолепными зубами. Потом врач вызвал Джет — в качестве лица, отвечающего за мое здоровье, — и сообщил ей, тщательно, на индийский манер выговаривая каждое слово:
— Дорогая Джет! У твоего нетерпеливого доктора Стюарта нет никакой лучевой болезни. И к поломанным ребрам его заболевание тоже никакого отношения не имеет. У него развивается сыпь, пока что ее не видно, но через пару дней, а может, и раньше — например, сегодня к вечеру, — на коже появятся вздутия, которые потом превратятся в язвочки. Он заражен инфекцией, которую я пока что распознать не могу. Надо вырастить культуры и сделать анализ крови. На работу ему пока что выходить нельзя. Я могу прописать ему противорвотное. Возможно, эта новость тебя не обрадует, дорогая Джет, — кстати, очень рад тебя видеть, — но я не советовал бы тебе спать с этим молодым человеком, пока мы не выясним, насколько заразно его заболевание.
— Да он мне пока и не предлагал, — сказала моя скромница.
— Это нечестно! — возмутился я. — Кто сказал, чтобы я не спешил? Считай, что предлагал!
Рави Чанд улыбнулся, поразмыслил, разглядывая свои ногти — более светлые, чем кожа смуглых рук, — и порекомендовал мне отдохнуть в постели в его клинике (одному) по крайней мере до завтра или же до тех пор, пока он не выяснит, что со мной стряслось.
— Мне это не по карману, — возразил я, но доктор Чанд немедленно ответил, что здоровье дороже. Он лично позвонил на Би-би-си и всполошил мое начальство. Я провел несколько малоприятных часов: меня тыкали иголками, пичкали таблетками, просвечивали рентгеном, мне сделали компьютерную томографию и довольно унизительные исследования кишечника. Кроме того, меня заставили составить список всех мест, где я побывал за последние два месяца. Дойдя до середины списка, я наконец сообразил, что могло со мной стрястись, и сказал об этом своему индийскому инквизитору. Тот ужасно обрадовался.
— Коровки, значит? Так я и думал! Молочко, значит, некипяченое? Паратуберкулез!
Он нахмурился.
— Однако ни одной из известных форм туберкулеза у вас не обнаружено. Туберкулиновые пробы я сделал с самого начала…
И он умчался — хрупкий, веселый, в твердой решимости раскрыть тайну.
В палате — точнее, спальне, которая сделала бы честь любому отелю, — я включил телевизор. Один из моих коллег вместо меня предсказывал на завтра холодные ливневые дожди и возможное прояснение в Уэльсе во второй половине дня. Я с радостью обнаружил, что тошнота поулеглась. Вечером ненадолго заехала Джет. Она пришла ко мне в антиинфекционной хирургической маске. Джет неосторожно спросила, не нужно ли мне чего-нибудь. Я предоставил ей объемистый список. Она поморщилась.
— В болезни и во здравии! — насмешливо напомнил я.
— В богатстве и в бедности, — кивнула она. — Я обещала Рави оплатить твое пребывание в клинике, так что первый пункт, «привезти кредитки», можешь вычеркнуть. Кредитки тебе не понадобятся.
— Так мы не договаривались, — сказал я. — Привези кредитки, пожалуйста.
— Я оплачу твой счет из тех денег, что получила, когда ухаживала за твоей бабушкой. Ведь эти деньги — из твоей зарплаты на Би-би-си, я правильно понимаю?
Я покачал головой.
— Слушай, Джет, после всех этих жутких анализов могла бы оставить мне хоть капельку самоуважения!
— А-а… — она растерянно заморгала. — Знаешь, я не привыкла к таким людям, как ты. К людям, которые полагаются только на себя. Обычно приходится иметь дело со взрослыми мальчиками, храбрыми, но нуждающимися в поддержке. Им надо, чтобы их утешали, держали за ручку… Почему тебе этого не надо?
«Когда-нибудь, может, и понадобится», — подумал я.
А вслух повторил:
— Пожалуйста, привези мои кредитки.
Наутро (то есть в четверг) зеркало подтвердило прогнозы доктора-индуса. Вокруг губ вылезли три болячки. Еще несколько подобных же бутонов расцвело от лба до подбородка, от подбородка до пояса и кое-где еще. Однако многознающий уроженец Нью-Дели остался весьма доволен и прислал ко мне медсестер с новой партией пилюль, шприцов и тампонов.
Сам доктор снова влетел в мою палату в то время, когда у здоровых людей бывает ленч — мне есть не хотелось совершенно, — и с нескрываемым удовольствием сообщил мне свой, то есть мой, диагноз.
— Ну, самая хорошая новость — это что настоящего туберкулеза у вас нет. Впрочем, это мы уже установили в самом начале. В остальном же могу сообщить, что у вас, дорогой доктор Стюарт, обнаружен какой-то новый штамм и без того редкой разновидности mycobacterium paratuberculosis!
Он остановился, видимо, ожидая от меня какой-то реакции. Но я только тупо подумал, что, видно, на этой неделе мне единственно суждено выслушивать длинные и непонятные медицинские термины и прочую галиматью в том же духе.
— Вся проблема в том, — продолжал доктор Чанд со своим четким индийским выговором, — что выращивание микробной культуры может занять несколько недель: эту бактерию на редкость трудно вырастить в чашке Петри.
— Я не могу сидеть тут несколько недель!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Я заколебался.
— Ты знаешь, кто его вытащил? — спросила Джет.
— Помнишь, что сказал за завтраком Джордж Лорикрофт?
Джет наморщила лоб.
— Что-то насчет того, что Крис, наверно, оставил щуп на земле в Донкастере, когда закрывал капот.
— Вот именно. Только Крис капот в Донкастере не открывал, так что Джордж этого видеть не мог. Добавим к этому еще несколько фактов. Машина Джорджа стояла на стоянке неподалеку от самолета Криса. Гленда незадолго до того сказала ему, что из-за меня против него могут начать следствие. Он знал, что я был на острове Трокс, но не знал, что именно мне известно. И он мог знать, что масло на ветровом стекле смертельно опасно, потому что год назад был такой случай, и о нем писали во всех газетах.
— Все сходится, — сказала Джет.
— И ничего не докажешь. Он вполне мог приподнять капот самолета и вытащить щуп. А мог и не делать этого.
Немного позже я спросил, почему мы не на том шоссе, которое ведет в Лондон. Мисс ван Эльц спокойно ответила: «Подожди, увидишь», и вскоре после этого она остановилась у тротуара в переулке рядом с широкой и оживленной Мэрилебон-роуд.
— Следуй за мной… в болезни и во здравии, — с усмешкой сказала Джет, и мы очутились в приемной врача, в пристроечке при небольшой частной клинике, которая мне явно была не по карману. Из таблички я узнал, что врача зовут доктор Рави Чанд и он гражданин штата Уттар-Прадеш. Уттар-Прадеш — это в Индии.
— Только ненадолго! — предупредил я. — К половине третьего я должен быть на Вуд-лейн.
Джет ничего не ответила, но, должно быть, сотворила какое-то чудо: не прошло и пятнадцати минут, как меня уже осматривал, ощупывал — короче, выворачивал наизнанку деловитый и высокообразованный врач-индус, непрерывно сверкающий великолепными зубами. Потом врач вызвал Джет — в качестве лица, отвечающего за мое здоровье, — и сообщил ей, тщательно, на индийский манер выговаривая каждое слово:
— Дорогая Джет! У твоего нетерпеливого доктора Стюарта нет никакой лучевой болезни. И к поломанным ребрам его заболевание тоже никакого отношения не имеет. У него развивается сыпь, пока что ее не видно, но через пару дней, а может, и раньше — например, сегодня к вечеру, — на коже появятся вздутия, которые потом превратятся в язвочки. Он заражен инфекцией, которую я пока что распознать не могу. Надо вырастить культуры и сделать анализ крови. На работу ему пока что выходить нельзя. Я могу прописать ему противорвотное. Возможно, эта новость тебя не обрадует, дорогая Джет, — кстати, очень рад тебя видеть, — но я не советовал бы тебе спать с этим молодым человеком, пока мы не выясним, насколько заразно его заболевание.
— Да он мне пока и не предлагал, — сказала моя скромница.
— Это нечестно! — возмутился я. — Кто сказал, чтобы я не спешил? Считай, что предлагал!
Рави Чанд улыбнулся, поразмыслил, разглядывая свои ногти — более светлые, чем кожа смуглых рук, — и порекомендовал мне отдохнуть в постели в его клинике (одному) по крайней мере до завтра или же до тех пор, пока он не выяснит, что со мной стряслось.
— Мне это не по карману, — возразил я, но доктор Чанд немедленно ответил, что здоровье дороже. Он лично позвонил на Би-би-си и всполошил мое начальство. Я провел несколько малоприятных часов: меня тыкали иголками, пичкали таблетками, просвечивали рентгеном, мне сделали компьютерную томографию и довольно унизительные исследования кишечника. Кроме того, меня заставили составить список всех мест, где я побывал за последние два месяца. Дойдя до середины списка, я наконец сообразил, что могло со мной стрястись, и сказал об этом своему индийскому инквизитору. Тот ужасно обрадовался.
— Коровки, значит? Так я и думал! Молочко, значит, некипяченое? Паратуберкулез!
Он нахмурился.
— Однако ни одной из известных форм туберкулеза у вас не обнаружено. Туберкулиновые пробы я сделал с самого начала…
И он умчался — хрупкий, веселый, в твердой решимости раскрыть тайну.
В палате — точнее, спальне, которая сделала бы честь любому отелю, — я включил телевизор. Один из моих коллег вместо меня предсказывал на завтра холодные ливневые дожди и возможное прояснение в Уэльсе во второй половине дня. Я с радостью обнаружил, что тошнота поулеглась. Вечером ненадолго заехала Джет. Она пришла ко мне в антиинфекционной хирургической маске. Джет неосторожно спросила, не нужно ли мне чего-нибудь. Я предоставил ей объемистый список. Она поморщилась.
— В болезни и во здравии! — насмешливо напомнил я.
— В богатстве и в бедности, — кивнула она. — Я обещала Рави оплатить твое пребывание в клинике, так что первый пункт, «привезти кредитки», можешь вычеркнуть. Кредитки тебе не понадобятся.
— Так мы не договаривались, — сказал я. — Привези кредитки, пожалуйста.
— Я оплачу твой счет из тех денег, что получила, когда ухаживала за твоей бабушкой. Ведь эти деньги — из твоей зарплаты на Би-би-си, я правильно понимаю?
Я покачал головой.
— Слушай, Джет, после всех этих жутких анализов могла бы оставить мне хоть капельку самоуважения!
— А-а… — она растерянно заморгала. — Знаешь, я не привыкла к таким людям, как ты. К людям, которые полагаются только на себя. Обычно приходится иметь дело со взрослыми мальчиками, храбрыми, но нуждающимися в поддержке. Им надо, чтобы их утешали, держали за ручку… Почему тебе этого не надо?
«Когда-нибудь, может, и понадобится», — подумал я.
А вслух повторил:
— Пожалуйста, привези мои кредитки.
Наутро (то есть в четверг) зеркало подтвердило прогнозы доктора-индуса. Вокруг губ вылезли три болячки. Еще несколько подобных же бутонов расцвело от лба до подбородка, от подбородка до пояса и кое-где еще. Однако многознающий уроженец Нью-Дели остался весьма доволен и прислал ко мне медсестер с новой партией пилюль, шприцов и тампонов.
Сам доктор снова влетел в мою палату в то время, когда у здоровых людей бывает ленч — мне есть не хотелось совершенно, — и с нескрываемым удовольствием сообщил мне свой, то есть мой, диагноз.
— Ну, самая хорошая новость — это что настоящего туберкулеза у вас нет. Впрочем, это мы уже установили в самом начале. В остальном же могу сообщить, что у вас, дорогой доктор Стюарт, обнаружен какой-то новый штамм и без того редкой разновидности mycobacterium paratuberculosis!
Он остановился, видимо, ожидая от меня какой-то реакции. Но я только тупо подумал, что, видно, на этой неделе мне единственно суждено выслушивать длинные и непонятные медицинские термины и прочую галиматью в том же духе.
— Вся проблема в том, — продолжал доктор Чанд со своим четким индийским выговором, — что выращивание микробной культуры может занять несколько недель: эту бактерию на редкость трудно вырастить в чашке Петри.
— Я не могу сидеть тут несколько недель!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68