Он расстегнул замки кейса и открыл его.
— Я принес следующие документы, — он вынимал бумаги и раскладывал их перед редактором. — Свидетельство о моем браке. Свидетельство о рождении сына. Паспорта мой и сына. Фотография моей жены и меня, сделанная на нашей свадьбе. На оборотной стороне, — он перевернул фотографию, — вы видите имя профессионального фотографа, его копирайт и дату. Здесь также свидетельство о смерти моей жены. Она умерла от осложнения после рождения нашего сына. Этот сын, Бенедикт, мой единственный ребенок, был рядом со мной во время избирательной кампании.
Редактор вскользь поглядел на меня, будто до сих пор не замечал моего существования.
— Вы пользуетесь услугами человека по имени Ушер Рудд. По-моему, вам следует быть осторожным, — продолжал отец. — Кажется, он пытается бросить тень на роль моего сына и законность его рождения. Мне передали, что Ушер Рудд высказывал непристойные инсинуации.
Он спросил редактора, каким образом тот услышал о «глупых» избирателях, если отец использовал это слово только однажды — в шутке — в частном разговоре в собственной комнате?
Сэмсон Фрэзер оцепенел, как зачарованный удавом кролик.
— Если понадобится, — между тем говорил отец, — я пошлю образцы волос на экспертизу на ДНК. Свои волосы, сына и жены, которые она дала мне для медальона. Надеюсь, вы внимательно обдумаете то, что я сказал и показал вам. — Он принялся методически укладывать в кейс бумаги. — Потому что, уверяю вас, — почти ласково проговорил отец, — если «Газета Хупуэстерна» будет настолько немудрой, что бросит тень на происхождение моего сына, я подам в суд на газету и на вас лично. И очень похоже, что вы будете кусать локти, зачем вы это сделали. — Он защелкнул замки с таким резким звуком, что и он прозвучал как угроза. — Вы поняли? — спросил отец. Редактор явно понял.
— Хорошо, — закончил отец. — Если вы поймаете меня на разврате, ну что ж, это будет справедливо. Но если вы сфабрикуете обвинение, я повешу вас ногами вверх.
Сэмсон Фрэзер не нашел, что ответить.
— Всего доброго, сэр, — откланялся отец. По дороге в отель он пребывал в прекрасном настроении и, поднимаясь по лестнице, мурлыкал какую-то мелодию.
— Что ты скажешь, — предложил он, — если мы заключим между собой пакт?
— Какого рода пакт?
Он поставил на стол кейс и вынул два листа чистой бумаги.
— Я подумал о том, — начал он, — что надо дать тебе обещание. И я хочу, чтобы ты в ответ тоже дал мне обещание. Мы оба знаем, как уязвим человек перед такими типами, как Ушер Рудд.
— И вполне возможно, — перебил я его, — что в этот момент он подслушивает нас. В особенности, если он знает, где мы были.
Отец с минуту выглядел опешившим, но потом усмехнулся.
— Рыжий навозный жук может слушать все, что ему нравится. Обещание, которое я дам тебе, не обогатит ни его, ни ему подобных материалом для скандальней известности. Я буду смертельно скучным. В моих словах не будет ни тусовок с чуваками, ни незаконных выплат за любезность, ни болтовни о налогах, ни смакования грязного времяпрепровождения, вроде наркотиков и извращений в сексе...
Мне стало весело, и я чуть улыбнулся.
— Да, — продолжал он, — но я хочу, чтобы ты дал такое же обещание мне. Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что, если я буду избран, ты никогда на всем протяжении моей политической карьеры не сделаешь ничего, что может меня дискредитировать, отстранить от места или опозорить в любом смысле.
— Но я и так не буду этого делать, — запротестовал я.
— Легко так говорить, пока ты молодой. Но со временем ты обнаружишь, что жизнь полна соблазнов.
— Обещаю, — согласился я.
— Этого мало, — покачал он головой. — Я хочу, чтобы мы оба написали. Я хочу, чтобы потом ты мог посмотреть и вспомнить, что ты обещал. Конечно, это ни в коей мере не законный документ и речь не идет о претензиях.
Это только подтверждение намерения. — Он помолчал, щелкнул шариковой ручкой, немного подумал и написал быстро и просто, на одном листе бумаги. Потом подписал и подвинул свое обещание мне.
Я прочел: «Я никогда не стану причиной скандала и не совершу постыдный или нарушающий закон поступок».
«Вау», — подумал я. Мне бы не хотелось воспринимать эту историю, скажем, слишком серьезно.
— Довольно исчерпывающее обещание, не находишь?
— Иначе не стоило и затевать. Но ты можешь написать и собственный вариант. Напиши то, что считаешь нужным.
Я не видел смысла в том, чтобы обрекать себя на бесповоротную святость.
Поэтому написал так: «Я не сделаю ничего, что могло бы осложнить политическую карьеру моего отца или бросить на его имя тень. Я сделаю все, что смогу, чтобы уберечь его от всякого рода нападений».
С легким сердцем подписав страницу, я протянул ее отцу.
— Так годится?
— Вполне. — Он прочел и улыбнулся. Потом он сложил оба листа вместе, взял свадебную фотографию и положил лицом вниз на стекло рамки. Обе подписанные страницы пакта он поместил на фотографию в тыльной части рамки и застегнул ее на кнопки.
— Вот так, — проговорил отец, поворачивая рамку лицом к нам. Каждый раз, когда ты будешь смотреть на мать и на меня, ты вспомнишь обещание, которое лежит за фотографией. Ничего нет проще.
Он поставил снимок на стол и без лишних слов протянул мне паспорт и свидетельство о рождении.
— Держи их в безопасном месте.
— Хорошо.
— Ладно. Тогда займемся выборами.
Мы задержались еще на минуту, чтобы положить в конверт мои документы и отдать их управляющему отелем, чтобы тот держал их в сейфе. Потом отправились в новую штаб-квартиру, чтобы забрать Мервина, листовки, Фейт и Лаванду и начать утренний круг хождения от двери к двери в трех районах Хупуэстерна, где, как сказали две ведьмы-активистки, живут рабочие электролампового завода. Мервин очень гордился, что нашел замену мегафона. Принтер его друга продолжал выпускать потоки «ДЖУЛИАРДОВ». И Мервин хоть раз в жизни казался довольным всем миром. Но его день засиял еще ярче, когда появилась Оринда, объявив, что она готова приступить к работе. С Фейт и Лавандой, холодными, и Мервином, разгоряченным, мы вшестером втиснулись в «рейнджровер», оставив в штаб-квартире Кристэл (постоянно озабоченную) и Мардж (вытирать пыль и подметать).
Через восемь дней все будет кончено, размышлял я. Интересно, что я тогда стану делать? Оставалось три или четыре недели до начала занятий в Эксетере. Я мысленно пожал плечами. Мне будет восемнадцать. У меня есть велосипед... можно поехать во Францию...
Я механически вел машину, останавливаясь там, где командовал Мервин.
Оринда надела скромные брюки и жакет оранжево-алого цвета. Как обычно, золотые цепочки. Нежный, безукоризненный макияж. Младенцы получили свои поцелуи. Отец подходил к группкам гуляющих с детьми мужей, свободных от смены рабочих, и узнавал о структуре ламповой нити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63