— Пять лет назад, — будто целая жизнь прошла тех пор, — как об этом сказано в письме, мой отец хотел, чтобы я посмотрел в лицо реальности — мне никогда не быть жокеем высшего класса.
Я рассказал председателю о машине и шофере и об отеле на берегу моря в Брайтоне. Я рассказал, что отец просил меня создать ему семейное окружение, способное помочь на дополнительных выборах.
— Кто, кроме вас и вашего отца, знал, что Вивиан Дэрридж обвинил вас в употреблении наркотиков? — молча выслушав меня, спросил председатель.
— В этом весь вопрос, — медленно протянул я. — Безусловно, я никому не говорил. И не думаю, чтобы отец распространялся на эту тему. Вы не позволите мне поехать и узнать?
Он снова посмотрел на письмо, на характеристику, на статью в журнале, пропитанную злобой и ложью, и принял решение.
— Я дам вам неделю, — сказал он. — Десять дней. Сколько понадобится. До вашего прихода Эван в команде отдела был вторым. А первый — специалист по страхованию — сейчас в нашем совете директоров. Пока вы не вернетесь, он будет выполнять вашу работу.
От щедрости босса я потерял дар речи. Благодарность переполняла меня.
А он просто отпустил меня, жестом показав на дверь, и смотрел мне вслед. Я видел, как он сложил журнал, характеристику и письмо и запер в ящике стола.
У меня в офисе надрывался телефон.
— Какого черта, что происходит? — донесся из трубки голос отца. Вивиан Дэрридж думает, что он делает? По его телефону никто не отвечает.
Три часа спустя я узнал причину, почему отец не мог дозвониться Вивиану Дэрриджу. Он больше не жил в своем доме.
Гравий на подъездной дорожке тщательно разровнен. Портик на фасаде почти помещичьего дома, как всегда, говорил о не требующем усилий богатстве. Но на звонок в дверь никто не ответил.
На конном дворе перед конюшнями не было лошадей. Только бесцельно бродил главный конюх, который жил в примыкающем к конюшням коттедже. Он без колебаний узнал меня, хотя прошло пять лет с тех пор, как я уехал.
— А, Бен, — проговорил он, почесывая голову, — :я понятия не имел, что ты принимаешь наркотики.
Старый, маленький, кривоногий, он любил и был влюбим мощными животными, о которых заботился. Жизнь, которую он посвятил служению им, безжалостно ушла, оставив его без якоря, без цели, подарив ему только расплывающиеся воспоминания былых побед.
— Я никогда не принимал наркотики, — запротестовал я.
— Я бы тоже никогда не подумал, но раз сэр Вивиан говорит...
— А где он? — спросил я. — Ты не знаешь?
— Конечно, знаю, он болен.
— Болен?
— Он сошел с ума, несчастный старик. Как-то раз он делал со мной вечерний обход конюшен, так и всегда, и вдруг хлопнул себя по голове и упал.
Я вызвал к нему ветеринара...
— Ветеринара?
— В сбруйной есть телефон, а я знал на память номер ветеринара. Главный конюх покачал старой головой. — Ну вот, ветеринар приехал и привез собой доктора. И они подумали, что у сэра Вивиана удар или что-то вроде. За ним приехала «Скорая помощь», а его семья... Они не хотели нам говорить, что он того. Но он больше не мог тренировать лошадей, бедный старик. Вот они всем и сказали, что он уходит в отставку.
Вместе с когда-то лучшим главным конюхом я обошел двор, останавливаясь у каждого стойла, чтобы он мог рассказать, какие превосходные победители раньше жили здесь.
Всех владельцев попросили, рассказывал он, забрать лошадей и временно отправить к другим тренерам. Но проходили недели, старик не возвращался. И теперь каждый видит, что по-прежнему уже не будет.
— А где сейчас сэр Вивиан? — мягко спросил я.
— В частном доме для престарелых, — просто ответил он.
Я нашел дом для престарелых. Вывеска на стене гласила «Дом-приют». Сэр Вивиан сидел в кресле-каталке. Гладкая кожа, пустые глаза, на коленях теплый плед.
— Он тронулся умом. Никого не узнает, — предупредила меня сестра.
Но даже если он и не узнал меня, то охотно болтал.
— О боже, да, — выкрикивал он высоким голосом, совсем не похожим на его низкие рокочущие тона. — Конечно, я помню Бенедикта Джулиарда. Он хотел быть жокеем, но, знаете, я не мог держать его! Я никого бы не держал, кто нюхает клей.
В вытаращенных глазах сэра Вивиана светилось простодушие. Я видел, что теперь он сам поверил в свою выдумку, изобретенную, чтобы угодить моему отцу. Я понимал, что теперь он будет повторять эту версию, почему ему пришлось избавиться от меня. Он искренне верил в нее.
— Вы действительно сами видели, что Бенедикт Джулиард нюхает клей, кокаин или что-то в этом роде? — спросил я.
— Я узнал из очень авторитетных источников, — ответил он.
— От кого? — слишком поздно, через пять лет, спросил я.
— А? От кого? От какого авторитета? От моего, конечно.
— Вам кто-то сказал, что Бенедикт Джулиард принимает наркотики? еще раз попытался я. — И кто-то вам сказал, то кто это был?
Разум, который прежде жил в мозгах Дэрриджа, жизненный опыт, который так долго освещал сцену скачек, величие мысли и суждения — все смыло разрушительное кровотечение в каких-то крохотных закоулках великолепной личности. Сэра Вивиана Дэрриджа больше не существовало. Я говорил с оболочкой, под которой находился хаос. Не стоит надеяться, что он когда-нибудь вспомнит в деталях прошлое. Но он словоохотлив и может еще многое наговорить.
Я посидел немного с ним. Похоже, что ему нравилась компания. И даже если он не узнал меня, то не хотел, чтобы я уходил.
— Его успокаивает, когда возле него люди, — сказала сестра. — Знаете, он когда-то был большим человеком. Вы второй за последнее время навещаете его, кроме членов семьи. Он так радуется визитерам.
— Кто еще приезжал? — спросил я.
— Такой симпатичный молодой человек. Рыжий. С веснушками. Такой дружелюбный, как вы. Сказал, что журналист. И попросил сэра Вивиана рассказать о Бенедикте Джулиарде, который когда-то работал с его лошадьми... Ох, боже мой, — воскликнула сестра, всплеснув руками и удивленно открыв рот. — Бенедикт Джулиард... разве вы не так себя назвали?
— Верно. Что сэр Вивиан любит, но ему не дают?
— Шоколадные бисквиты и джин, — захихикав, указала сестра. — Но ему этого не полагается.
— Купите ему и то, и другое.
Я дал сестрам деньги. Вивиан Дэрридж сидел в кресле-каталке и ничего не понимал.
Я позвонил отцу.
— Люди верят тому, чему они хотят верить, — начал я. — Хэдсон Херст захочет поверить, что твой сын наркоман, и начнет убеждать твоих коллег, что по этой причине ты не годишься в премьер-министры. Ведь ты помнишь, что я написал в тот день, когда мы обменялись пактами... что я буду делать все, что в моих силах, чтобы защитить тебя от нападений?
— Конечно, помню.
— Пришло время это сделать.
— Но, Бен, как...
— Я собираюсь предъявить ему иск.
— Кому? Херсту? Ушеру Рудду? Вивиану Дэрриджу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63