– Хорошо, – робко ответила она. – Моего отца зовут Боб Киффи. Может быть, вы его знаете?
– Откуда мне его знать? – осторожно спросила я.
Она в замешательстве посмотрела на меня.
– Но вам известно имя О'Киффи. И вы сказали, что я одна из незаконнорожденных детей Лилли!
Я кивнула и отпила чаю в ожидании услышать продолжение ее рассказа, прежде чем раскрыть ей семейные тайны.
– Это длинная история, – сказала она, глубоко вздохнув, – Но думаю, что будет лучше начать с самого начала.
– Этот дом не самое плохое место для этого, – согласилась я, пока Бриджид придвигала стул. Мы приготовились слушать.
3
– Как мне кажется, все началось три месяца назад, в день, когда мне исполнилось двадцать четыре года, – приступила к своему повествованию Шэннон. – Мой отец давал в тот уик-энд большой прием в нашем загородном доме на Лонг-Айленде по случаю моего дня рождения и помолвки.
На лице Шэннон появилась ироничная полуулыбка, не затронувшая, впрочем, ее красивых серых глаз.
– Это была уже третья моя помолвка за два года. «Хоть на этот-то раз сладится дело?» – спросил меня папа. И я с уверенностью ответила ему утвердительно. Он успокоился, что же касается моей мачехи, то, как я думала, она должна была только радоваться возможности сбыть меня с рук.
– Большого Боба Киффи знали все, – продолжала Шэннон с теперь уже гордой улыбкой. – Его историю расписывали многие журналы, хотя сам он и не любил говорить о себе. Но когда к нему пришел успех, он стал в некотором роде собственностью публики, от которой было трудно иметь секреты. По меньшей мере, именно так думала я.
Боб никогда не рассказывал прессе о своей личной жизни, ограничиваясь лишь бизнесом. Он был человеком, который сделал себя сам, став мультимиллионером, и каждому хотелось узнать, как он этого добился.
Говорили, что он занимался земельной собственностью, но Боб лишь посмеивался над этим. Он называл себя строителем и всегда стремился строить такие большие здания, каких не строил никто. Его небоскребы высились над дюжиной американских городов, и он уже строил небоскреб своей мечты, «стодвадцатиэтажный Киффи-Тауэр» на Парк-авеню, по проекту И.М.Пи.
Людям казалось странным, что Боб никогда не говорил о своем прошлом. Ухмыляясь, они судачили о том, что он стыдился своего сиротства. Но это было не так, ему никогда не бывало стыдно вспоминать свое бедное детство.
Порой, когда он выступал по телевидению с рассказами о своих проектах, я удивлялась тому, как он был красив. Газеты описывали его как дородного, седовласого шестидесятилетнего мужчину, способного каким-то колдовским образом выудить деньги из кармана нищего и заставить раздеться любую хорошенькую женщину. – Шэинон усмехнулась. – И они, возможно, были правы. У него были пронзительные светло-голубые глаза и густые седые волосы, и он всегда был безупречно одет. Но руки его были руками рабочего, крупные и сильные. Он говорил, что это было его наследство и что его предки занимались тяжелым трудом, столетиями обрабатывая каменистые ирландские поля.
Задумавшись, Шэннон вздохнула.
– О нем рассказывали столько всяких историй, ходили такие ужасные слухи об его изменах, но я была уверена в том, что их было немного, и знала, что ради меня он всегда старался быть благоразумным. И знала наверняка, что он никогда не забывал, что значит быть бедным и одиноким. Он тратил много денег на благотворительность, причем всегда анонимно, так как ненавидел рекламную огласку. Но слава – и притом недобрая – его все-таки нашла.
…Все журналы и газеты Соединенных Штатов скрыли от своих читателей, что Роберт О'Киффи вступил в жизнь бедным юношей, сиротой, работавшим на бостонских стройках, чтобы скопить деньги для учебы в Массачусетском технологическом институте. И что, когда инженерный диплом, в конце концов, оказался у него в кармане, он женился на Милле, ирландской девушке из Лимерика. Газеты писали, что она была ловкой рыжеволосой красавицей, любовью его жизни, такой же одинокой в этом мире, каким был и он сам.
Боб нашел себе надежную работу инженера-строителя, и они купили домик в предместье Бостона. Годом позже, когда родилась Шэннон, он понял, что ничего большего жизнь предложить ему не могла. Они были счастливы и довольны, являя собой совершенную супружескую пару.
Потом все развалилось: у Миллы обнаружили рак. Она умерла, когда Шэннон было всего два года. Боб почти не выходил из дому, каждый вечер напивался до бесчувствия, топя в вине свое горе, а заботливые соседи присматривали за девочкой.
Примерно через месяц его горе, как он говорил, превратилось в злость на весь мир за то, что он потерял свою любимую Миллу, а потом эта злость превратилась в ярость против самого себя оттого, что он был бессилен ей помочь. Он перестал пить и ушел с головой в работу. Он оставил девочку на попечение доброй соседки, а сам работал целыми днями напролет, не думая ни о чем, кроме своих честолюбивых планов.
Он говорил, что был удачлив: правильный человек, он всегда оказывался в нужном месте и в нужное время. Успех пришел быстро. Он получил огромные ссуды от банкиров, очарованных его красноречием и увлеченностью, как, впрочем, и знанием дела, и дальновидностью. За четыре года он организовал собственную небольшую компанию. О нем говорили как о человеке, который знает, чего он хочет, полном решимости добиться желаемого. Банки быстро заметили достоинства процветающего предпринимателя. Они давали ему все, что он просил, и никогда, не жалели об этом, так как Большой Боб О'Киффи никогда их не подводил.
Когда Шэннон исполнилось шесть лет, он купил для нее квартиру на нью-йоркской Парк-авеню и нанял лучшего художника по интерьеру, чтобы довести ее до совершенства. Девочка жила там с экономкой и няней; позже он отправил ее в школу монастыря урсулинок. Говорили, что Боб оказывал помощь и финансировал различные благотворительные акты, а потом решил присмотреть себе в городе подходящую партию.
С Барбарой ван Хайтон – Баффи – он познакомился на первой же вечеринке, в первую же неделю. Она была высокой и стройной, в черном бархатном платье, с прекрасно уложенными светлыми волосами до плеч, точеным носом и светло-голубыми глазами. Она была из знатной, но бедной семьи и отвечала его представлению о безукоризненной девушке из высшего общества. Через полгода он на ней женился.
Он передал ей по брачному контракту миллион долларов и, кроме того, обязался в каждую годовщину их свадьбы вносить на ее счет еще по миллиону на протяжении всей супружеской жизни. Она была холодна, а ее супруг, напротив, был пылок, и поговаривали, что уже в первый год супружества он завел себе любовницу. А потом говорили, что она была лишь первой из многих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130