таким видела отца только мама, а я – никогда. Вот почему, Ки, мы называем этот обряд Обрядом Отпущения. Мы отпускаем наших умерших. Мы освобождаем их, а вместо скорби делимся с друзьями мгновениями счастья, которые ушедшие нам когда-то дарили…
Ларс умолк. Ки тоже молчала некоторое время, пристыженно глядя в землю. Потом сипло выговорила:
– Наверное, он мог быть прекрасен, этот ваш… Обряд Отпущения… Вот только мне-то никто не растолковал загодя, что к чему. Ты мне сообщил только, что вы, мол, собираетесь разделить со мной его смерть… Вы, кажется, недоумевали, почему я не навестила вас сразу. Так вот, скажу тебе откровенно: если бы не моя свадебная клятва Свену, я бы вообще нипочем сюда к вам не поехала!
– Я знаю, – негромко ответил Ларс. – И если бы дело тем лишь и ограничивалось, Ки, мы с радостью простили бы тебя.
Он сорвал длинный стебель травы и принялся задумчиво мять его пальцами. Ветерок ласково трогал его волосы, разглаживал на груди рубаху.
– Мать сильнее всех это чувствует, – продолжал он. – Она во всей семье самая благочестивая, крепче всех держится за обычаи старины. Омовения и молитвы, которые большинство из нас то забудет, то пропустит, она блюдет свято. То, что стало для многих из нас суеверием, для нее по-прежнему глас Богов. Вот почему ей пришлось хуже всех, Ки. Ты показала ей ее веру в кривом зеркале, и это было жестокое зеркало. Ты оказалась очень сильна духом, сильнее ее. И когда она попыталась вернуть тебя обратно с того холма смерти, отвлечь твой разум, ты воспротивилась и удержала там всех нас. Кое-кто теперь говорит, будто ты совершила это намеренно, желая, чтобы мы увидели гарпий такими, какими видишь их ты, – сквозь призму ненависти, отвращения и страха. Ибо, разделив обрядовый напиток, мы чувствовали все то же, что и ты. Ты обрушила на нас ужасающий сумбур, выпячивая одно и скрывая другое, да еще густо замешав все это на своих собственных чувствах. Кора отдала все силы, чтобы вернуть нас назад. Все без остатка! Она еще очень слаба и не встает с постели. А Руфус… – Ларс не поднимал глаз от земли. – Руфус воспринимает случившееся не как святотатство, но как страшнейший позор, пятно на чести семьи. Словом, этим двоим пришлось всего больнее. Но и остальным, я думаю, до конца дней как следует не оправиться…
Сказав это, он пошевелился и хотел встать, но Ки удержала его за руку. Ларс озадаченно повернулся к ней.
– Но я как раз и не хотела, чтобы вы все видели! – сказала ему Ки. – Помнишь, когда мы ехали с тобой на фургоне, я соврала, будто они разбились из-за коня. Откуда мне было знать про обрядовый напиток и общность чувств! Будь моя воля, никто из вас не узнал бы, что это гарпии их растерзали…
Ларс покачал головой.
– Если бы ты с самого начала сказала нам правду, мы сумели бы это пережить. Мы даже не попросили бы тебя показать, дабы лишний раз не бередить твои раны. Вся беда, Ки, в твоей гордыне. Ты не желаешь ни на кого опереться и поверить, что другие сумеют тебя понять. Можно подумать, ты сомневаешься в том, что здесь тебя любят…
Ки выслушала его упреки, склонив голову. Да и что она могла ему возразить?.. Она влюбилась в Свена и пожелала его. И, чтобы завоевать его, она употребила все средства, которым научили ее семнадцать лет жизни в кочевой кибитке. Будь жив ее отец, Аэтан, не исключено, что он сумел бы отговорить дочь. Но Аэтана не было, и Ки мечтала заполучить Свена. Однако это значило заполучить вместе с ним и его семью с ее сложными и непонятными (с точки зрения Ки) воззрениями на родство. Вдвойне непонятна для Ки была культура этих людей. Она никогда не знала семьи, кроме Аэтана, и обычаев, кроме обычаев ромни, о которых отец время от времени вспоминал. А когда Свен стал ее мужем, они стали жить отдельно. Она увела Свена прочь от семьи, в свою жизнь. И вот результат. Ее невежество и заносчивость больно ранили их всех…
Ларс истолковал ее молчание и опущенный взгляд как разрешение удалиться. Он снова начал вставать, но Ки схватила его за рукав и заставила посмотреть себе прямо в глаза. Она сама рада была бы все это прекратить, тем более что в голове у нее как будто натянули струну от одного виска до другого и эта струна становилась все туже и беспрестанно звенела.
– Ты еще не все мне объяснил, – сказала она. – Я поняла только, что вчера испакостила вам Обряд. Я очень сожалею о том, что причинила вам боль, хотя бы и ненамеренно. Но скажи, каким образом я могла осквернить вашу веру? Совершить святотатство?.. Ты сам говорил, вы все знаете про гарпий. Как они убивают… чем питаются… Я повторяю – я изо всех сил старалась вам этого НЕ ПОКАЗЫВАТЬ! Поверь, отсюда и путаница в картинах, которые вы видели. Я только и делала, что пыталась отвратить себя и вас от этого воспоминания. Неужели ты думаешь, что я по своей воле стала бы переживать все это заново, обряд там или не обряд?..
Ларс немного подумал и медленно покачал головой.
– Наверное, нет, – проговорил он. – И я могу поверить, что ты действительно ничего не знала. Свен и сам до такой степени пренебрегал нашими верованиями, что был в семье едва ли не чужаком. А когда он уехал с тобой, то, видно, и вовсе от них отказался. Они и дома-то для него мало что значили. Он и гарпиям ни разу жертвы не приносил, даже тогда, когда умер отец. Маму это так огорчало…
При упоминании о жертве в зеленых глазах Ки вспыхнули искры. Тем не менее, она упрямо покачала головой:
– Давай, Ларс. Представь, что рассказываешь о своей вере ребенку. Пойми же: я ощущаю какие-то подводные течения, о которых раньше и не подозревала. И недоброе чувство подсказывает мне, что вчера я совершила нечто неописуемое. Говори же, Ларс! Так, будто имеешь дело с человеком, который вообще обо всем первый раз слышит! Тем более что это недалеко от истины…
– Боги! – простонал Ларс. – Чем дальше, тем хуже. Не удивляюсь, что многим померещился злой умысел: кто мог поверить, что бывает на свете подобное незнание!.. Если бы можно было исправить…
– Нельзя, – перебила Ки. – Ничего исправить нельзя. Так помоги хоть мне в полной мере представить, что я такого натворила!
Ларс поскреб широкой пятерней щеку… Когда он поднял голову, солнце высветило юношеский пушок, которым понемногу обрастало его лицо. Борода у него будет как у Свена – такая же поздняя… и такая же шелковистая на ощупь.
Ларс между тем посмотрел Ки в глаза и начал:
– В давно прошедшие времена это место звалось вовсе не Арфистовым Бродом, как ныне. Годы исказили его настоящее имя: Гарпийский Брод. Тогда еще не строили мостов, и на много миль в обе стороны другой переправы через реку не существовало. Гарпии, как и люди, отлично знали об этом и облегчали себе охоту. Ты видела возвышения, устроенные на каменных насыпях прямо в реке, возле перевоза?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Ларс умолк. Ки тоже молчала некоторое время, пристыженно глядя в землю. Потом сипло выговорила:
– Наверное, он мог быть прекрасен, этот ваш… Обряд Отпущения… Вот только мне-то никто не растолковал загодя, что к чему. Ты мне сообщил только, что вы, мол, собираетесь разделить со мной его смерть… Вы, кажется, недоумевали, почему я не навестила вас сразу. Так вот, скажу тебе откровенно: если бы не моя свадебная клятва Свену, я бы вообще нипочем сюда к вам не поехала!
– Я знаю, – негромко ответил Ларс. – И если бы дело тем лишь и ограничивалось, Ки, мы с радостью простили бы тебя.
Он сорвал длинный стебель травы и принялся задумчиво мять его пальцами. Ветерок ласково трогал его волосы, разглаживал на груди рубаху.
– Мать сильнее всех это чувствует, – продолжал он. – Она во всей семье самая благочестивая, крепче всех держится за обычаи старины. Омовения и молитвы, которые большинство из нас то забудет, то пропустит, она блюдет свято. То, что стало для многих из нас суеверием, для нее по-прежнему глас Богов. Вот почему ей пришлось хуже всех, Ки. Ты показала ей ее веру в кривом зеркале, и это было жестокое зеркало. Ты оказалась очень сильна духом, сильнее ее. И когда она попыталась вернуть тебя обратно с того холма смерти, отвлечь твой разум, ты воспротивилась и удержала там всех нас. Кое-кто теперь говорит, будто ты совершила это намеренно, желая, чтобы мы увидели гарпий такими, какими видишь их ты, – сквозь призму ненависти, отвращения и страха. Ибо, разделив обрядовый напиток, мы чувствовали все то же, что и ты. Ты обрушила на нас ужасающий сумбур, выпячивая одно и скрывая другое, да еще густо замешав все это на своих собственных чувствах. Кора отдала все силы, чтобы вернуть нас назад. Все без остатка! Она еще очень слаба и не встает с постели. А Руфус… – Ларс не поднимал глаз от земли. – Руфус воспринимает случившееся не как святотатство, но как страшнейший позор, пятно на чести семьи. Словом, этим двоим пришлось всего больнее. Но и остальным, я думаю, до конца дней как следует не оправиться…
Сказав это, он пошевелился и хотел встать, но Ки удержала его за руку. Ларс озадаченно повернулся к ней.
– Но я как раз и не хотела, чтобы вы все видели! – сказала ему Ки. – Помнишь, когда мы ехали с тобой на фургоне, я соврала, будто они разбились из-за коня. Откуда мне было знать про обрядовый напиток и общность чувств! Будь моя воля, никто из вас не узнал бы, что это гарпии их растерзали…
Ларс покачал головой.
– Если бы ты с самого начала сказала нам правду, мы сумели бы это пережить. Мы даже не попросили бы тебя показать, дабы лишний раз не бередить твои раны. Вся беда, Ки, в твоей гордыне. Ты не желаешь ни на кого опереться и поверить, что другие сумеют тебя понять. Можно подумать, ты сомневаешься в том, что здесь тебя любят…
Ки выслушала его упреки, склонив голову. Да и что она могла ему возразить?.. Она влюбилась в Свена и пожелала его. И, чтобы завоевать его, она употребила все средства, которым научили ее семнадцать лет жизни в кочевой кибитке. Будь жив ее отец, Аэтан, не исключено, что он сумел бы отговорить дочь. Но Аэтана не было, и Ки мечтала заполучить Свена. Однако это значило заполучить вместе с ним и его семью с ее сложными и непонятными (с точки зрения Ки) воззрениями на родство. Вдвойне непонятна для Ки была культура этих людей. Она никогда не знала семьи, кроме Аэтана, и обычаев, кроме обычаев ромни, о которых отец время от времени вспоминал. А когда Свен стал ее мужем, они стали жить отдельно. Она увела Свена прочь от семьи, в свою жизнь. И вот результат. Ее невежество и заносчивость больно ранили их всех…
Ларс истолковал ее молчание и опущенный взгляд как разрешение удалиться. Он снова начал вставать, но Ки схватила его за рукав и заставила посмотреть себе прямо в глаза. Она сама рада была бы все это прекратить, тем более что в голове у нее как будто натянули струну от одного виска до другого и эта струна становилась все туже и беспрестанно звенела.
– Ты еще не все мне объяснил, – сказала она. – Я поняла только, что вчера испакостила вам Обряд. Я очень сожалею о том, что причинила вам боль, хотя бы и ненамеренно. Но скажи, каким образом я могла осквернить вашу веру? Совершить святотатство?.. Ты сам говорил, вы все знаете про гарпий. Как они убивают… чем питаются… Я повторяю – я изо всех сил старалась вам этого НЕ ПОКАЗЫВАТЬ! Поверь, отсюда и путаница в картинах, которые вы видели. Я только и делала, что пыталась отвратить себя и вас от этого воспоминания. Неужели ты думаешь, что я по своей воле стала бы переживать все это заново, обряд там или не обряд?..
Ларс немного подумал и медленно покачал головой.
– Наверное, нет, – проговорил он. – И я могу поверить, что ты действительно ничего не знала. Свен и сам до такой степени пренебрегал нашими верованиями, что был в семье едва ли не чужаком. А когда он уехал с тобой, то, видно, и вовсе от них отказался. Они и дома-то для него мало что значили. Он и гарпиям ни разу жертвы не приносил, даже тогда, когда умер отец. Маму это так огорчало…
При упоминании о жертве в зеленых глазах Ки вспыхнули искры. Тем не менее, она упрямо покачала головой:
– Давай, Ларс. Представь, что рассказываешь о своей вере ребенку. Пойми же: я ощущаю какие-то подводные течения, о которых раньше и не подозревала. И недоброе чувство подсказывает мне, что вчера я совершила нечто неописуемое. Говори же, Ларс! Так, будто имеешь дело с человеком, который вообще обо всем первый раз слышит! Тем более что это недалеко от истины…
– Боги! – простонал Ларс. – Чем дальше, тем хуже. Не удивляюсь, что многим померещился злой умысел: кто мог поверить, что бывает на свете подобное незнание!.. Если бы можно было исправить…
– Нельзя, – перебила Ки. – Ничего исправить нельзя. Так помоги хоть мне в полной мере представить, что я такого натворила!
Ларс поскреб широкой пятерней щеку… Когда он поднял голову, солнце высветило юношеский пушок, которым понемногу обрастало его лицо. Борода у него будет как у Свена – такая же поздняя… и такая же шелковистая на ощупь.
Ларс между тем посмотрел Ки в глаза и начал:
– В давно прошедшие времена это место звалось вовсе не Арфистовым Бродом, как ныне. Годы исказили его настоящее имя: Гарпийский Брод. Тогда еще не строили мостов, и на много миль в обе стороны другой переправы через реку не существовало. Гарпии, как и люди, отлично знали об этом и облегчали себе охоту. Ты видела возвышения, устроенные на каменных насыпях прямо в реке, возле перевоза?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76