Вандиен, как безумный, осыпал ударами чудовищную птичью голову, крича что-то бессвязное, а тяжелая пряжка знай рассекала синюю кожу, расшвыривая по сугробам ошметки плоти, куски костей и брызги крови, красной, как человеческая…
Гарпия постепенно оседала в снег, точно охваченное пламенем судно, поглощаемое морскими волнами. Вот затрещал под ударами птичий череп самца… Вандиен продолжал с криком хлестать его… потом остановился и замолчал. Ремень с окровавленной пряжкой упал на снег. Вандиен смотрел на него круглыми от ужаса глазами, точно ремень был змеей. Его грудь ходила ходуном, он тяжело дышал, с хрипом вбирая морозный воздух. При каждом движении из раны на лице брызгала кровь.
Ки попятилась прочь… Гарпия не шевелилась. Двигался только Вандиен. Он плакал, содрогаясь всем телом, и бесцельно топтался по снегу. Кровь ручьем текла по его липу. Когти гарпии оставили глубокий рваный след, который начинался у него между глаз, рассекал переносицу и щеку и пропадал в бороде у самого угла челюсти. Лицо было изуродовано непоправимо.
– Ки… – прозвучал чей-то голос, и она увидела Хафтора, умиравшего на снегу. В его темных глазах стояло безумие; он умоляюще протягивал к ней руки, но она так и не отважилась подойти. Облик Хафтора расплылся, а звон в ушах сделался невыносимым. Оказывается, она обозналась: в снегу лежал вовсе не Хафтор, а Рисса, исцарапанная, но живая. Каким-то образом она уцелела – и теперь, и тогда…
– Рисса! – прошептала Ки, падая подле дочери на колени.
– Ты убила меня, мама, – жалобно всхлипнула Рисса.
– Нет!.. – простонала Ки и потянулась к мягонькой детской щечке… но лицо ее ребенка вдруг стало бирюзовым. Золотой глаз гарпии замерцал в последний раз… и погас. Передние лапы, так никого и не схватившие, упали на грудь.
Громадные когтистые ноги гарпии судорожно дернулись, и звон в ушах Ки прекратился навсегда. Словно впервые, увидела она огромное тело, распростертое в кровавом снегу, перепуганных лошадей, убежавших далеко по дороге, и Вандиена, медленно никнущего на колени. От боли и пережитого ужаса он казался ослепшим…
8
Кое-как поднявшись, Ки подошла к Вандиену, прислонила к своему плечу его голову и попыталась сложить вместе клочья кожи на его растерзанном лице. Рана была рваная – ее края никак не желали ровно сходиться. Ки взяла руку Вандиена, заставила разжать кулак и придерживать разъезжающуюся плоть. Оставив его сидеть в снегу и смотреть на труп гарпии, Ки отправилась к сугробу, под которым покоились их припасы. Разыскав коричневую рубашку, которую Вандиен заботливо припас для нее, Ки порвала ее на полосы. Повязка выйдет скверной, но поди-ка забинтуй как следует подобную рану. И на том спасибо, если удастся остановить кровь… Когда Ки кончила возиться, один глаз у Вандиена оказался закрыт наглухо и он едва мог раскрыть рот. Это последнее, впрочем, было не так важно. Говорить было не о чем.
Знакомый свист Ки и, паче того, ее ругань заставили серых вернуться. Кроткий Сигмунд покорно стоял, не мешая Ки заталкивать ему на спину Вандиена. Оказавшись наверху, Вандиен с трудом приподнялся, путаясь пальцами в густой гриве коня. Ки не стала мучиться, навьючивая на тяжеловозов припасы. Они подберут их, когда вернутся с фургоном.
Напоследок она подошла взглянуть на убитую гарпию и постояла над ней, вжигая в свою память видение смятого бирюзового тела. Не было больше гарпии, охотящейся за ней…
Равно как и Свена с детьми, – нашептывал в потемках сознания какой-то голос. Ки не стала к нему прислушиваться.
Потом ее внимание привлек слабый отблеск серебра, и Ки, приглядываясь, опустилась на корточки. Наклонилась вперед… и тихо ахнула.
Он оказался великоват для тощего запястья самца, этот высверк молнии, свитый в кольцо. Ки осторожно стянула его с костенеющей синей лапы. Искусно выкованный браслет был гладок и холоден на ощупь. Узнать его не составляло труда.
Значит, жители Арфистова Брода нашли-таки себе козла отпущения… Серебряное кольцо вспыхнуло на солнце, взлетев над долиной. Потом еще раз ярко сверкнуло, кружась в бесконечном полете вниз, вниз… и растаяло, затерявшись в снежной белизне.
Прощай, Хафтор. Прощай навсегда…
Сгорбившись, Ки поплелась туда, где, не видя и не слыша ничего вокруг, сидел на лошади Вандиен.
– Мы возвращаемся к фургону, – негромко сказала она ему. – Там есть из чего сделать тебе повязку получше.
Вандиен едва заметно кивнул.
– Я никогда прежде не убивал разумное существо… – пробормотал он. Ки кивнула.
Она взобралась на Сигурда, и Сигмунд послушно двинулся следом. Мало-помалу Ки стала замечать трескучий мороз. От него перехватывало дыхание и ощутимо стягивало кожу на лице. Гарпия разорвала теплый плащ, и Ки было холодно. Странно, но ей было почти безразлично. Холод, думала она, это, в конце концов, всего лишь холод. Он мог всего лишь убить. Бывает, оказывается, и так, что не видишь особенной разницы, жить или умереть.
За ночь ветер успел замести следы коней, но удержать Сигурда с Сигмундом на ледяном горбу оказалось нетрудно, благо тот проходил как раз посредине дороги. Ки старалась думать только о том, как добраться по нему до фургона. Вот когда он превратится в препятствие для ее повозки, тогда и будем страдать по этому поводу. Покамест ей надо было позаботиться о Вандиене. Еще Ки старательно гнала прочь образы, которыми утром искушала ее гарпия. Все они мертвы, напоминала она себе. Давным-давно мертвы. И дети, и Свен. И даже Хафтор, безобразный, полубезумный Хафтор. И ничего с этим поделать было нельзя. Ки посмотрела на Вандиена. Кровь насквозь промочила повязку и лениво капала с угла челюсти. Парень был смертельно бледен, глаза ввалились. Чтоб ему!.. И понадобилось же ему красть лошадей именно у нее…
Могучие тяжеловозы попросту не воспринимали Вандиена и Ки как какой-то груз и охотно трусили вперед по снегу. При каждом резком движении голова Ки все еще отзывалась резкой, дергающей болью. Она сдерживала коней, заставляя их идти шагом, – и ради Вандиена, и ради себя самой. Они и так продвигались неплохо, тут Вандиен не ошибся. Ки с горечью улыбнулась. Всадник на лошади в самом деле легко одолел бы перевал…
Еще один поворот дороги – и Ки увидела свой фургон. Пожалуй, еще никогда она не смотрела на него с такого расстояния. Голубая обшивка кабинки переливалась, покрытая инеем. Ночной ветер намел слой пушистого снега куда только возможно, – казалось, фургон бросили уже много столетий назад. Приблизившись, однако, Ки разглядела, что снег возле фургона был кем-то потревожен, причем совсем недавно. Грозное предчувствие снова шевельнулось в душе, Ки стала обдумывать, как бы подобраться к фургону незаметно. Спрятаться было решительно негде;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76