Сделал то, что пытался совершить Вальтер.
– Я-то цел. Вальтер погиб.
Я заплакал.
– Живой? – раздалось из-за фельдшерского плеча. Орд нагнулся ко мне, упираясь руками в колени.
– В полном порядке, сержант. Шок, кровотечение из носа и ушей. Может, барабанная перепонка порвалась. А вот второй пацан… – Фельдшер вдруг обернулся к Орду. – Сержант, этот парень чего-то принял.
Орд побагровел.
– Что?
– Зрачки у него – сами посмотрите.
– Да нет, это он от потрясения.
– Точно говорю, сержант. Может, это только «Прозак-2». Но парень точно на чем-то.
– Мне было страшно, – оправдывался я. – Я боялся, что не справлюсь. Всего-то две давно забытых таблетки.
Орд схватил меня за плечо и сжал. Больно. То ли он был взбешен, то ли давал понять, чтобы я заткнулся. На всякий случай я заткнулся.
– Вы знаете правила, сержант, – настаивал фельдшер. – Это должно войти в рапорт.
Орд скрестил руки на груди. Позади него на носилки грузили мешок.
Вальтер.
У меня остановилось дыхание.
Фельдшер обхватил меня за щеки и повернул лицом к себе.
– Только «Прозак» принял? Где-то в пределах часа, да? Больше ничего?
Я помотал головой.
Он закатал мне рукав, в воздухе запахло спиртом, а в мою руку воткнулась игла.
– Скоро полегчает.
– Спасибо.
– Не спеши благодарить, парень.
Мир расплылся.
Дальше помню уже потолок лазарета. Отбеленные доски, с которых свешивались голые лампочки. Капельница со светлой жидкостью рядом с кроватью и трубка, тянущаяся к моему локтю. Остальное помещение такое же белое, как потолок. Полдюжины пустых кроватей вокруг моей.
Двойные двери в конце палаты, застекленные матовыми стеклами. За ними маячили два серых силуэта.
– От него давно пора было избавиться, Арт, – раздался голос капитана Яковича.
– Он толковый парень, сэр. И вживаться начал потихоньку.
Это Орд.
– У него словно на лбу написано – того и гляди что-нибудь натворит.
– Сэр, у всех это на лбу написано. И наша задача превратить их в солдат, а не избавляться от них.
– А Лоренсен? Какой из него теперь солдат?
Силуэты остановились.
– Вы правы, сэр. Тут моя вина, не курсанта.
– Ерунда, Арт! Чтобы такой солдат, как ты, сломал себе карьеру из-за какого-то наркомана, нарушившего приказ?! Да с твоим послужным списком ты давно должен был стать главным сержантом и получить место при штабе.
– Я предпочитаю полевые задания, сэр.
– Да? Ну а я предпочитаю наказывать тех, кого следует. То есть не на тебя. Хоть, может, ты и сплоховал. Устав тебе известен – ему дано право выбирать между дисциплинарным взысканием и трибуналом. Я человек справедливый: захочет дисциплинарное взыскание, влеплю по полной. Но это все равно лучше трибунала.
– Сэр, чтобы трибунал вынес приговор, нужны доказательства.
– Доказательства? Да он сам признался фельдшеру, что принял таблетки.
Они помолчали.
– Вот уж от кого, а от тебя, сержант, не ожидал малодушия. Ознакомишь его с выбором, когда очухается.
Я смотрел, как мне в вену капает раствор.
– Есть, сэр.
Стук ботинок постепенно затих. За стеклом остался один силуэт – Орда. Он наклонил голову, снял свою неизменную шляпу, какое-то время, казалось, смотрел в нее, а потом вздохнул.
Я почувствовал, что опять проваливаюсь в сон, и улыбнулся. Наверняка мне приснился весь разговор. Я, может, и поверил бы в него, но Якович сказал, что Орд облажался, а это невозможно.
Через два дня меня выписали из лазарета.
В казарме было тихо, как в могиле. На койках лежали скатанные матрасы, на полу валялись собранные рюкзаки. Третий взвод сегодня выпускался. Громыхая ботинками, я протопал мимо коек к сержантской.
Через открытую дверь я увидел Орда: он сидел за столом и что-то писал. Я сглотнул подступивший к горлу комок и постучал.
– Входи.
– Курсант Уондер прибыл, господин инструктор.
Он оторвался от бумаги и положил ручку на стол.
– Здоров?
– Так точно, господин инструктор, доктора говорят, здоров.
Он кивнул.
– Уондер, что непонятного было в приказе о наркотиках?
Я присмотрелся, читая с перевернутого листа. Похоже, это уже входило в привычку. Орд писал письмо, адресованное Лилиан Лоренсен. Оно начиналось так: «Уважаемая миссис Лоренсен! Ваш сын был настоящим мужчиной и храбрым солдатом». Дальше Орд не дошел. В корзине валялись три скомканных листа бумаги. Слезы защипали мне глаза, к горлу подступил комок.
– Все было понятно, господин инструктор. Я совершил ужасную ошибку. Но вина тут моя и ничья больше.
Он снова кивнул.
– Чья тут вина, вопрос спорный, однако к делу это отношения не имеет. Сейчас тебе предстоит сделать выбор. Можешь выбрать расследование и трибунал, а можешь – административное наказание. Первый вариант означает суд присяжных, где тебя будет защищать адвокат из военно-юридической службы. Присяжных по твоему пожеланию собирают либо из офицеров, либо из сержантов. Обычно заседают офицеры. Ведь солдатская мудрость гласит, что сержанты большие засранцы.
– Кто бы мог подумать, господин инструктор!
Он чуть не улыбнулся.
– Второй вариант – дисциплинарное наказание, налагаемое непосредственным командиром. Тут как повезет. Апеллировать не к кому. Однако солдатская мудрость советует выбирать дисциплинарное наказание, так как убеждать приходится только одного человека, который тебя знает, а не кучу незнакомцев.
– Мой непосредственный командир – капитан Якович?
Якович не очень-то симпатизировал мне, стоя за дверью лазарета.
– Капитан Якович неукоснительно следует уставу, это верно…
Моя жизнь была на кону. Не время любезничать.
– Следует? Ребята говорят, он каждое утро себе в задницу новую копию устава запихивает, чтобы ровнее стоять.
Орд опустил глаза, прикрыл рот ладонью, кашлянул и продолжил:
– Капитан Якович следует уставу, но он справедливый человек. Он выходец из славной военной семьи. Я отвоевал вторую Афганскую войну под командованием генерала Яковича.
Помнится, на лекциях капитан Якович говорил, что издевательства над военнопленными – подсудное дело, и это при том, что наши шансы взять противника в плен были примерно сравнимы с моими шансами слетать на Луну. Бросить себя на милость Яковича или пойти под трибунал. Безвыходно, как ни крути.
– Что мне грозит в худшем случае?
– В худшем? Год военной тюрьмы, потом позорное увольнение, без всяких прав и привилегий.
– Тюрьму я переживу. Мне бы на службе остаться.
Орд нахмурился.
– Это вряд ли, Уондер.
У меня защемило в груди. Орд прав – я сам слышал, как Якович грозился вышвырнуть меня из армии.
– Но я же хочу остаться. Должен остаться!
Он прикрыл письмо ладонью.
– Тут я бессилен.
– Кроме Вальтера у меня в этом мире никого не было. Теперь все, что есть – это армия.
Только сейчас я понял, что значили для меня Вальтер и армия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Я-то цел. Вальтер погиб.
Я заплакал.
– Живой? – раздалось из-за фельдшерского плеча. Орд нагнулся ко мне, упираясь руками в колени.
– В полном порядке, сержант. Шок, кровотечение из носа и ушей. Может, барабанная перепонка порвалась. А вот второй пацан… – Фельдшер вдруг обернулся к Орду. – Сержант, этот парень чего-то принял.
Орд побагровел.
– Что?
– Зрачки у него – сами посмотрите.
– Да нет, это он от потрясения.
– Точно говорю, сержант. Может, это только «Прозак-2». Но парень точно на чем-то.
– Мне было страшно, – оправдывался я. – Я боялся, что не справлюсь. Всего-то две давно забытых таблетки.
Орд схватил меня за плечо и сжал. Больно. То ли он был взбешен, то ли давал понять, чтобы я заткнулся. На всякий случай я заткнулся.
– Вы знаете правила, сержант, – настаивал фельдшер. – Это должно войти в рапорт.
Орд скрестил руки на груди. Позади него на носилки грузили мешок.
Вальтер.
У меня остановилось дыхание.
Фельдшер обхватил меня за щеки и повернул лицом к себе.
– Только «Прозак» принял? Где-то в пределах часа, да? Больше ничего?
Я помотал головой.
Он закатал мне рукав, в воздухе запахло спиртом, а в мою руку воткнулась игла.
– Скоро полегчает.
– Спасибо.
– Не спеши благодарить, парень.
Мир расплылся.
Дальше помню уже потолок лазарета. Отбеленные доски, с которых свешивались голые лампочки. Капельница со светлой жидкостью рядом с кроватью и трубка, тянущаяся к моему локтю. Остальное помещение такое же белое, как потолок. Полдюжины пустых кроватей вокруг моей.
Двойные двери в конце палаты, застекленные матовыми стеклами. За ними маячили два серых силуэта.
– От него давно пора было избавиться, Арт, – раздался голос капитана Яковича.
– Он толковый парень, сэр. И вживаться начал потихоньку.
Это Орд.
– У него словно на лбу написано – того и гляди что-нибудь натворит.
– Сэр, у всех это на лбу написано. И наша задача превратить их в солдат, а не избавляться от них.
– А Лоренсен? Какой из него теперь солдат?
Силуэты остановились.
– Вы правы, сэр. Тут моя вина, не курсанта.
– Ерунда, Арт! Чтобы такой солдат, как ты, сломал себе карьеру из-за какого-то наркомана, нарушившего приказ?! Да с твоим послужным списком ты давно должен был стать главным сержантом и получить место при штабе.
– Я предпочитаю полевые задания, сэр.
– Да? Ну а я предпочитаю наказывать тех, кого следует. То есть не на тебя. Хоть, может, ты и сплоховал. Устав тебе известен – ему дано право выбирать между дисциплинарным взысканием и трибуналом. Я человек справедливый: захочет дисциплинарное взыскание, влеплю по полной. Но это все равно лучше трибунала.
– Сэр, чтобы трибунал вынес приговор, нужны доказательства.
– Доказательства? Да он сам признался фельдшеру, что принял таблетки.
Они помолчали.
– Вот уж от кого, а от тебя, сержант, не ожидал малодушия. Ознакомишь его с выбором, когда очухается.
Я смотрел, как мне в вену капает раствор.
– Есть, сэр.
Стук ботинок постепенно затих. За стеклом остался один силуэт – Орда. Он наклонил голову, снял свою неизменную шляпу, какое-то время, казалось, смотрел в нее, а потом вздохнул.
Я почувствовал, что опять проваливаюсь в сон, и улыбнулся. Наверняка мне приснился весь разговор. Я, может, и поверил бы в него, но Якович сказал, что Орд облажался, а это невозможно.
Через два дня меня выписали из лазарета.
В казарме было тихо, как в могиле. На койках лежали скатанные матрасы, на полу валялись собранные рюкзаки. Третий взвод сегодня выпускался. Громыхая ботинками, я протопал мимо коек к сержантской.
Через открытую дверь я увидел Орда: он сидел за столом и что-то писал. Я сглотнул подступивший к горлу комок и постучал.
– Входи.
– Курсант Уондер прибыл, господин инструктор.
Он оторвался от бумаги и положил ручку на стол.
– Здоров?
– Так точно, господин инструктор, доктора говорят, здоров.
Он кивнул.
– Уондер, что непонятного было в приказе о наркотиках?
Я присмотрелся, читая с перевернутого листа. Похоже, это уже входило в привычку. Орд писал письмо, адресованное Лилиан Лоренсен. Оно начиналось так: «Уважаемая миссис Лоренсен! Ваш сын был настоящим мужчиной и храбрым солдатом». Дальше Орд не дошел. В корзине валялись три скомканных листа бумаги. Слезы защипали мне глаза, к горлу подступил комок.
– Все было понятно, господин инструктор. Я совершил ужасную ошибку. Но вина тут моя и ничья больше.
Он снова кивнул.
– Чья тут вина, вопрос спорный, однако к делу это отношения не имеет. Сейчас тебе предстоит сделать выбор. Можешь выбрать расследование и трибунал, а можешь – административное наказание. Первый вариант означает суд присяжных, где тебя будет защищать адвокат из военно-юридической службы. Присяжных по твоему пожеланию собирают либо из офицеров, либо из сержантов. Обычно заседают офицеры. Ведь солдатская мудрость гласит, что сержанты большие засранцы.
– Кто бы мог подумать, господин инструктор!
Он чуть не улыбнулся.
– Второй вариант – дисциплинарное наказание, налагаемое непосредственным командиром. Тут как повезет. Апеллировать не к кому. Однако солдатская мудрость советует выбирать дисциплинарное наказание, так как убеждать приходится только одного человека, который тебя знает, а не кучу незнакомцев.
– Мой непосредственный командир – капитан Якович?
Якович не очень-то симпатизировал мне, стоя за дверью лазарета.
– Капитан Якович неукоснительно следует уставу, это верно…
Моя жизнь была на кону. Не время любезничать.
– Следует? Ребята говорят, он каждое утро себе в задницу новую копию устава запихивает, чтобы ровнее стоять.
Орд опустил глаза, прикрыл рот ладонью, кашлянул и продолжил:
– Капитан Якович следует уставу, но он справедливый человек. Он выходец из славной военной семьи. Я отвоевал вторую Афганскую войну под командованием генерала Яковича.
Помнится, на лекциях капитан Якович говорил, что издевательства над военнопленными – подсудное дело, и это при том, что наши шансы взять противника в плен были примерно сравнимы с моими шансами слетать на Луну. Бросить себя на милость Яковича или пойти под трибунал. Безвыходно, как ни крути.
– Что мне грозит в худшем случае?
– В худшем? Год военной тюрьмы, потом позорное увольнение, без всяких прав и привилегий.
– Тюрьму я переживу. Мне бы на службе остаться.
Орд нахмурился.
– Это вряд ли, Уондер.
У меня защемило в груди. Орд прав – я сам слышал, как Якович грозился вышвырнуть меня из армии.
– Но я же хочу остаться. Должен остаться!
Он прикрыл письмо ладонью.
– Тут я бессилен.
– Кроме Вальтера у меня в этом мире никого не было. Теперь все, что есть – это армия.
Только сейчас я понял, что значили для меня Вальтер и армия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60