Настроение в группе витало отличное, и эмоции даже не пытались сдерживать. Двигались вперед медленно, но скорее не из-за осторожности, а больше от ожидания новой связи с Москвой: вдруг в самом деле придется мекать направление движения? Или вертолет подошлют. Они и появились невдалеке, барражируют, словно тоже ждут команду. Случилось бы прекрасное, приземлись они рядышком и забери с собой. Глядишь, и ботинки бы меньше истоптали.
А Москва принялась спрашивать всякую ерунду – про погоду, настроение, самочувствие, опять про погоду, но вчерашнего дня. И так до тех пор, пока вертолеты и в самом деле не нависли почти над головой. Может, и в самом деле подберут? Не будь операции столь секретной, можно было бы самим выйти на связь с «вертушками» и договориться, а так лучше спрятаться – сверху поди разбери, свой или чужой бродит по чеченским лесам.
– Всем укрыться, – отдал Заремба команду подчиненным.
И вовремя. Потому что в тот же миг «вертушки» двинулись, и Змей Горыныч, засевший в их подкрылках, выплюнул на землю огонь. Листья деревьев не смогли удержать его, и, может быть, счастье их было умереть сразу и без мук. Потому что снаряды принялись так перемалывать внутренности рощи, что даже зубы застонали и задрожали всеми своими оставшимися листочками.
– Уберите «вертушки». Уберите из района вертолеты, – прокричал в эфир Заремба.
– Вас не слышно, повторите, – попросила Москва.
– Уберите из квадрата «вертушки».
Кажется, голос услышала не Москва, а летчики – шквал огня и грохота с очередного захода прошел над самыми головами упавших, зарывающихся в листву, мох, землю спецназовцев.
– Держите связь, – просила Москва над ухом у Зарембы. А он сам, закатившись под поросший мхом, сто лет назад упавший дуб, не смел пошевелиться. Осколки свистели раздраженно и зло, не находя никого живого на пути, срубали ветки, впивались в стволы. Кое-где запылал огонь, и в это месиво и крошево все так же продолжал низвергаться сверху смерч.
– Держите связь.
– Суки, – прошептал то ли абоненту, то ли летчикам Заремба.
– Вас плохо слышно.
Конечно, плохо. Москва, власть с самого начала чеченской войны наверняка не слышала ее грохота, воя и визга. Она не нюхала копоть, гарь, гной, пот, теплую кровь. Она не видела или не желала видеть обрубленные тела своих солдат и черные платки чеченских матерей. Она наводила конституционный порядок, сама тысячекратно нарушая Конституцию и человеческую мораль. Более гибкого, умного, хитрого в конце концов придумать не сподобилась. Не захотела или не смогла, что, впрочем, две стороны одной медали, известной как «Недальновидность». Далеко власть, очень далеко от чеченской войны. И не только географически. Плевать ей на страдания людей. Ее заботит только мнение о себе самой…
– Раненые есть? – прокричал по сторонам Заремба перед очередным заходом вертолетов.
– Вроде нет, – по очереди откликнулись подчиненные из разных концов,
– Никому не шевелиться. Замереть.
Последний удар с воздуха получился послабее, скорее всего, вышли боеприпасы, и «вертушки», ушли в сторону. Но группа получила лишь небольшой глоток передышки перед очередным ударом. Теперь уже артиллерии. И детской трещоткой показался спецназовцам предыдущий обстрел. Снаряды тоже шли со свистом, но тяжелым, уверенным в себе. Им не требовалось осколками искать цель – они полагались на свой объем и массу. Артиллерия не убивает, она крушит, вгоняет в землю, рассеивает по ветру, накрывает и хоронит. Один недостаток – слышен звук самого выстрела. И вскоре после первого, казалось, нескончаемого грохочущего обвала Заремба определил, что от момента выстрела до разрыва снаряда проходит около двадцати секунд. Обозначились и промежутки – совершенно мирные, спокойные, тихие мгновения, когда ничего не летит.
– Будем уходить, – прокричал он. – Строго на запад.
Он не знал, просчитаны ли секундные затишья подчиненными, и взял инициативу полностью на себя.
– По моей команде, все вместе и сразу.
Нашел промежуток в стрельбе, подхватился:
– Рывок!
Выбегать под снаряды хоть и из убогого, но все же прикрытия – занятие не из приятных. Но подполковник по прошедшим войнам знал и другое: если накрывают площадь, да еще так плотно и согласованно с земли и воздуха – значит, федералам нужен результат. Любой ценой. Не исключено, что через несколько минут сюда подтянутся самолеты, и тогда уже артиллерийская канонада покажется трещоткой. От авиабомб не спастись. Они ставят точку…
Но что за точку наметили здесь федеральные войска? Может, Одинокого Волка пытаются накрыть после нападения на поезд? Но тогда, братцы, недолет. И существенный.
– Рывок.
Еще бежишь, а уже смотришь, куда зарываться. Правда, с каждым таким подъемом все больше разрывов оставалось за спиной, и теперь главное – не нарваться на какого-нибудь обалдуя-артиллериста, который стреляет не в цель, а в белый свет как в копеечку и может запустить снаряд куда угодно вне всякой логики.
А на запад бежали потому, что в памяти Зарембы остался изгиб тех самых топографических коричневых линий, которые на местности образуют овраги. Скатишься в них – и наполовину больше шансов уцелеть.
– Самолеты, – Чачух, как бывший летчик, сумел различить то, чего пока только опасался Заремба.
Да, артиллерия постепенно заканчивала свою черновую работу, а в вышине рос и надвигался гул бомбардировщиков. Треск сучьев под ногами бегущего спецназа пока заглушал его, прерывистое дыхание каждого отталкивало приближение смерти, но кто справится с часовой стрелкой? Или даже секундной? Неизбежность всесильна.
Кто сам горохом, кого взрывной волной как куль – но с первым разрывом авиабомбы спецназ уложился по оврагу. Какая там точка – восклицательный знак, множество восклицательных знаков воткнулось в землю и, обессиленную предыдущими терзаниями, ее все равно заставили. вздрогнуть так, что она не смогла удержать и уронила несколько деревьев.
Там же, откуда только что вырвался спецназ, началось невообразимое: взрывными волнами и взметнувшейся землей гасились старые пожары и тут же раздувались новые, падающие деревья пытались цепляться кронами за воздух, но небо оказалось враждебным и не дано опоры и поддержки. И тогда дубы, уже убитые и не имеющие сил увернуться, падали и подминали под себя маленьких и молодых своих собратьев, столько лет лелеянных, прикрываемых от лишних дождей и лишнего солнца. Несколько пригоршней камней и осколков взрывы бросили и вдогонку исчезающей за обрывом группе, но не успели, не хватило им каких-то секунд, чтобы исполнить предназначенную им роль.
– Живы? – переждав гул, принялся собирать на голос подчиненных подполковник.
Вместо ответов спецназовцы стали подтягиваться к нему сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55