ей противно было всё, что напоминало официальную охоту, она определённо заявляла, что больше всего она любит водяную дичь. Вскоре деревца становились всё реже и реже, и мы вышли в открытое болотистое поле; бледно-серое, зеленоватое, оно тянулось до горизонта.
Двое слуг ждали нас в маленьком шале. Мы отдали им лошадей. Марсе взял с собой своего Дика, крупную овернскую, иссиня-чёрную короткошерстную лягавую собаку; у неё было неважное чутьё, на охоте она немного заносилась, но стойку делала хорошо. Длинношерстный спаниель великой герцогини, чёрный с огненными подпалинами, довольно-таки уродливый, казался собачьей роднёй Тараса Бульбы.
С каким наслаждением, бросив поводья, Аврора спрыгнула на землю. Я ещё теперь вижу перед собой движение, которым она открыла свою безкурковку и вложила в неё два лилово-розовых патрона. Я ещё и теперь слышу этот звук — удар медной головки патрона о сталь ствола.
…Когда мне было пятнадцать лет, у меня было старое шомпольное ружьё; я уже тогда испытал необычайное удовольствие, доставляемое охотой в бесконечных болотах. Впоследствии в полку стрельба по исчезающим фигурам казалась мне детской забавой в сравнении с добрыми дуплетами по разлетающимся в сторону бекасам; тогда эти дуплеты мне удавались.
На севере Ланд, в Даксе, есть огромное болото, по окраинам которого расположены жалкие деревушки Эрм и Гурбера. Туда можно пробраться через котловину, прозванную «Мишенью», так как в прежнее время там упражнялись в стрельбе в цель императорские стрелки.
Такая же бесконечная туманная равнина была и здесь. О, этот жалобный звук отсыревшего мягкого песка, земли, пропитанной влагой; высокая жёлтая трава, острая как сабля, которая режет руки при неосторожном к ней прикосновении. Я знал всё разнообразие этого пейзажа, с виду однообразного: здесь лужица, там предательский, скатертью стелющийся зелёный мох, а дальше трясина, окружённая камышом. Я знал весь этот болотный мир, всю его флору и фауну. Как и прекрасная охотница с волжских болот, я знал всех птиц, населяющих эти бледно-серые пространства: дергача чёрного и дергача водяного, вприпрыжку бегающего по обнажённому кустарнику; дергача дрокового или коростеля, который прежде чем решится взлететь, с бешеной скоростью бежит в высокой траве, сбивает со следа лучших собак и вконец замучивает охотника, который думает, что это заяц. А взлетев, эта бедная птица, вследствие своей неловкости, легко делается добычей охотника.
Там живут многие виды уток, по которым дробь скользит и которые с головокружительной быстротой несутся в косом направлении; широконосые свистуны; чернети, каголки с красивыми красными головками; пронзительные чирки, плавающие парочками и имеющие на своих рыжеватых грудках три пёрышка в виде чёрного трилистника.
Там водятся пиголицы, чёрные с белым, как сороки, и как сороки же, с карканьем взлетающие на воздух и тотчас же стремительно падающие на землю, чтобы ускользнуть от выстрела.
Там встречаются зуйки, столь прелестные по весне в своём золотом, в виде шлейфа, оперении.
Там попадается, наконец, самая красивая, самая трудная для ружейного выстрела дичь, царица болот — семья бекасов: маленькая птичка, потоньше жаворонка, которую у нас зовут глушанкой, с синими и золотыми полосками; обыкновенный бекас величиной с перепела, сплошной комочек нервов, и самый редкий гость болот — вальдшнеп, величиной с куропатку.
Издавая крики грустные и хриплые, они летят с ослепительной скоростью, описывая при этом зигзаги, приводящие охотника в замешательство. Он целится вправо, и когда ветер унесёт дым, видит слева от себя, далеко-далеко, серенькую птичку, исчезающую в пространстве.
Среди этих ганноверских болот, до неузнаваемости похожих на наши ландские болота, Аврора фон Лаутенбург была ещё прекраснее, чем во дворце в парадном туалете. В норковой шапочке, в очень высоких изящных сапогах, она шла с лёгкостью трясогузки, прыгая по осыпавшимся под её ногами кочкам. Желтоватые испарения, носившиеся в этой туманной атмосфере, бросали лилово-розовый отблеск на её профиль.
Марсе стрелял хладнокровно и хорошо. Маленький Гаген нервничал и каждый раз стрелял слишком рано. Я обнаруживал гораздо больше уменья, чем они, но какую жалкую фигуру представлял я рядом с великой герцогиней!
Предоставив нам дергачей и уток, она себе брала только бекасовую дичь. Мало-помалу над водным пространством стала опускаться ночь. Над самым горизонтом небо загорелось последним медно-красным заревом. Лужицы блестели тем зелёным блеском, который сейчас же темнеет и переходит в чёрный. При каждом выстреле из ружей показывался бледный огонёк, который по мере того, как опускалась тьма, становился всё краснее.
Теперь настал час великой герцогини. Её спаниель вошёл в раж, бегая то туда, то сюда. Слышно было, как при каждой его стойке взлетают бекасы, ни Марсе, ни Гаген, ни я не улавливали уже их глазом. Но Аврора видела их и с каждым её выстрелом маленькая серенькая птичка падала наземь.
Через какую-нибудь секунду в темноте раздался шум раздвигаемой травы. С фосфорическим блеском в глазах, весь мокрый, лоснящийся, показывался чёрный спаниель с только что убитой дичью в зубах, и подносил её своей госпоже.
Наступила ночь. Невысоко на небе, хрипло курлыкая, пронеслась невидимая вдали стая журавлей. Великая герцогиня взяла у своей собаки убитую птицу. Мы подошли. Я видел, как она ощупывала ещё тёплое тоненькое тельце, на котором не было видно ни малейшей ранки, ничего, что обнаруживало бы дробинку, незаметное маленькое отверстие, через которое вылетела жизнь этой маленькой птички.
И с непоследовательностью, столь свойственной многим охотникам, Аврора фон Лаутенбург поднесла к своим губам маленькую безжизненную головку и запечатлела на ней поцелуй.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Это было в субботу вечером, 16 мая 1914 года.
Великая герцогиня Лаутенбургская удостоила меня чести рассказать мне свою биографию. Позвольте мне передать вам её рассказ. Я должен это сделать не столько потому, что некоторые подробности его безусловно полезны для понимания драмы, которая сейчас развернётся перед вами, сколько для того, чтобы доставить себе счастье ещё раз вскрыть этот сундучок, переполненный самоцветными каменьями, лишний раз погрузить руки в эти дорогие моему сердцу варварские блестки, которые всегда будут освещать мне мою ночь, как бы черна она ни была.
Гаген обязан был в этот день присутствовать на обеде 7 — го гусарского полка, поэтому его с нами не было. Я был бесконечно счастлив, когда убедился, что как бы фамильярно ни обращалась она с этим молчаливым и упорным влюбленным, со мной она чувствовала себя свободнее, чем с ним.
В этот вечер она была одета в просторную и очень лёгкую тунику из жёлтого турецкого шёлка, отделанную вышивкой цвета «мов», с серебром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Двое слуг ждали нас в маленьком шале. Мы отдали им лошадей. Марсе взял с собой своего Дика, крупную овернскую, иссиня-чёрную короткошерстную лягавую собаку; у неё было неважное чутьё, на охоте она немного заносилась, но стойку делала хорошо. Длинношерстный спаниель великой герцогини, чёрный с огненными подпалинами, довольно-таки уродливый, казался собачьей роднёй Тараса Бульбы.
С каким наслаждением, бросив поводья, Аврора спрыгнула на землю. Я ещё теперь вижу перед собой движение, которым она открыла свою безкурковку и вложила в неё два лилово-розовых патрона. Я ещё и теперь слышу этот звук — удар медной головки патрона о сталь ствола.
…Когда мне было пятнадцать лет, у меня было старое шомпольное ружьё; я уже тогда испытал необычайное удовольствие, доставляемое охотой в бесконечных болотах. Впоследствии в полку стрельба по исчезающим фигурам казалась мне детской забавой в сравнении с добрыми дуплетами по разлетающимся в сторону бекасам; тогда эти дуплеты мне удавались.
На севере Ланд, в Даксе, есть огромное болото, по окраинам которого расположены жалкие деревушки Эрм и Гурбера. Туда можно пробраться через котловину, прозванную «Мишенью», так как в прежнее время там упражнялись в стрельбе в цель императорские стрелки.
Такая же бесконечная туманная равнина была и здесь. О, этот жалобный звук отсыревшего мягкого песка, земли, пропитанной влагой; высокая жёлтая трава, острая как сабля, которая режет руки при неосторожном к ней прикосновении. Я знал всё разнообразие этого пейзажа, с виду однообразного: здесь лужица, там предательский, скатертью стелющийся зелёный мох, а дальше трясина, окружённая камышом. Я знал весь этот болотный мир, всю его флору и фауну. Как и прекрасная охотница с волжских болот, я знал всех птиц, населяющих эти бледно-серые пространства: дергача чёрного и дергача водяного, вприпрыжку бегающего по обнажённому кустарнику; дергача дрокового или коростеля, который прежде чем решится взлететь, с бешеной скоростью бежит в высокой траве, сбивает со следа лучших собак и вконец замучивает охотника, который думает, что это заяц. А взлетев, эта бедная птица, вследствие своей неловкости, легко делается добычей охотника.
Там живут многие виды уток, по которым дробь скользит и которые с головокружительной быстротой несутся в косом направлении; широконосые свистуны; чернети, каголки с красивыми красными головками; пронзительные чирки, плавающие парочками и имеющие на своих рыжеватых грудках три пёрышка в виде чёрного трилистника.
Там водятся пиголицы, чёрные с белым, как сороки, и как сороки же, с карканьем взлетающие на воздух и тотчас же стремительно падающие на землю, чтобы ускользнуть от выстрела.
Там встречаются зуйки, столь прелестные по весне в своём золотом, в виде шлейфа, оперении.
Там попадается, наконец, самая красивая, самая трудная для ружейного выстрела дичь, царица болот — семья бекасов: маленькая птичка, потоньше жаворонка, которую у нас зовут глушанкой, с синими и золотыми полосками; обыкновенный бекас величиной с перепела, сплошной комочек нервов, и самый редкий гость болот — вальдшнеп, величиной с куропатку.
Издавая крики грустные и хриплые, они летят с ослепительной скоростью, описывая при этом зигзаги, приводящие охотника в замешательство. Он целится вправо, и когда ветер унесёт дым, видит слева от себя, далеко-далеко, серенькую птичку, исчезающую в пространстве.
Среди этих ганноверских болот, до неузнаваемости похожих на наши ландские болота, Аврора фон Лаутенбург была ещё прекраснее, чем во дворце в парадном туалете. В норковой шапочке, в очень высоких изящных сапогах, она шла с лёгкостью трясогузки, прыгая по осыпавшимся под её ногами кочкам. Желтоватые испарения, носившиеся в этой туманной атмосфере, бросали лилово-розовый отблеск на её профиль.
Марсе стрелял хладнокровно и хорошо. Маленький Гаген нервничал и каждый раз стрелял слишком рано. Я обнаруживал гораздо больше уменья, чем они, но какую жалкую фигуру представлял я рядом с великой герцогиней!
Предоставив нам дергачей и уток, она себе брала только бекасовую дичь. Мало-помалу над водным пространством стала опускаться ночь. Над самым горизонтом небо загорелось последним медно-красным заревом. Лужицы блестели тем зелёным блеском, который сейчас же темнеет и переходит в чёрный. При каждом выстреле из ружей показывался бледный огонёк, который по мере того, как опускалась тьма, становился всё краснее.
Теперь настал час великой герцогини. Её спаниель вошёл в раж, бегая то туда, то сюда. Слышно было, как при каждой его стойке взлетают бекасы, ни Марсе, ни Гаген, ни я не улавливали уже их глазом. Но Аврора видела их и с каждым её выстрелом маленькая серенькая птичка падала наземь.
Через какую-нибудь секунду в темноте раздался шум раздвигаемой травы. С фосфорическим блеском в глазах, весь мокрый, лоснящийся, показывался чёрный спаниель с только что убитой дичью в зубах, и подносил её своей госпоже.
Наступила ночь. Невысоко на небе, хрипло курлыкая, пронеслась невидимая вдали стая журавлей. Великая герцогиня взяла у своей собаки убитую птицу. Мы подошли. Я видел, как она ощупывала ещё тёплое тоненькое тельце, на котором не было видно ни малейшей ранки, ничего, что обнаруживало бы дробинку, незаметное маленькое отверстие, через которое вылетела жизнь этой маленькой птички.
И с непоследовательностью, столь свойственной многим охотникам, Аврора фон Лаутенбург поднесла к своим губам маленькую безжизненную головку и запечатлела на ней поцелуй.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Это было в субботу вечером, 16 мая 1914 года.
Великая герцогиня Лаутенбургская удостоила меня чести рассказать мне свою биографию. Позвольте мне передать вам её рассказ. Я должен это сделать не столько потому, что некоторые подробности его безусловно полезны для понимания драмы, которая сейчас развернётся перед вами, сколько для того, чтобы доставить себе счастье ещё раз вскрыть этот сундучок, переполненный самоцветными каменьями, лишний раз погрузить руки в эти дорогие моему сердцу варварские блестки, которые всегда будут освещать мне мою ночь, как бы черна она ни была.
Гаген обязан был в этот день присутствовать на обеде 7 — го гусарского полка, поэтому его с нами не было. Я был бесконечно счастлив, когда убедился, что как бы фамильярно ни обращалась она с этим молчаливым и упорным влюбленным, со мной она чувствовала себя свободнее, чем с ним.
В этот вечер она была одета в просторную и очень лёгкую тунику из жёлтого турецкого шёлка, отделанную вышивкой цвета «мов», с серебром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56