Ведь он как-никак сын принца.
– Тебе не о чем беспокоиться, – сказал старый мастер, который и сам был тронут чуть ли не до слез.
– А еще я сильно опасаюсь, что мой дед задаст мне трепку, если я вернусь и скажу ему, что вы не взяли меня на работу.
– Вот как? – удивился Током. – Ну и ну. Твой дед – влиятельный человек. С ним нельзя не считаться. Лучше не злить его без нужды. Если хочешь, можешь приходить сюда, и мы поговорим о том о сем. Ты мог бы приносить немного еды, и мы вместе обедали бы.
– Еды? – боязливо переспросил Тигхи.
– Если твой дед не против. У меня есть кое-какие припасы, но мне бы не хотелось израсходовать их слишком быстро, и потому я голодаю вот уже много дней.
Однако Тигхи уже успел все просчитать в уме. Он будет воровать пищу у деда и отдавать ее этому человеку. Своего рода мена. Он сменит гнев на ласку, ярость на нежность. Да, в этом был определенный смысл.
– Хорошо, я сделаю это, – сказал юноша.
Остаток дня прошел превосходно. Током провел Тигхи по своей лавке. Он развязал и развернул несколько рулонов самой лучшей ткани. Такого мягкого и эластичного полотна юноша еще не видел и потому пришел в неподдельный восторг. Затем Током отвел его в комнату, которую он вырыл в задней части дома. Там у стены стоял ткацкий станок с челноками из пластика и несколькими настоящими кордами. Большая часть первоначальных кордов вышла из строя, и взамен них использовались корды из кишок животных. Позднее, проголодавшись, Тигхи пробрался в дом деда и вынес оттуда немного хлеба и одно сморщенное, засохшее яблоко, оставшееся еще с лета. Дед любил такие яблоки. Выскользнув из пустого дома с провизией, спрятанной под одеждой, Тигхи испытал приятное возбуждение, от которого холодило в висках и покалывало в сосудах. Тигхи быстрым шагом, чуть ли не бегом пересек рыночный выступ и поднялся к дому Токома.
Разделив принесенное поровну, Током и Тигхи в два приема умяли его, после чего старый мастер воспрял духом и опять заключил юношу в дружеские объятия. Тигхи испытал приятное чувство и оставшееся время провел на верхнем пастбище, гуляя и наблюдая за пастухами и пастушками с их небольшими стадами коз.
Домой он возвратился поздно, когда солнце уже перевалило за верхушку стены. Скитальцы на рыночном выступе начали сбиваться в плотную кучу. Они проводили ночь таким образом, согревая друг друга теплом своих тел. Их крайне ослабленные организмы с трудом могли противостоять свирепым ветрам, налетавшим на рассвете. Один из них – от него остались лишь кожа и кости – недавно умер от голода, и его тело сожгли на небольшом погребальном костре. Не успел потухнуть огонь, как разгорелся жаркий спор за право на золу. Среди претендентов было двое деревенских фермеров. Один выращивал фрукты, а другой – бобы. Дело шло к весне, и такое ценное удобрение могло способствовать раннему урожаю, что имело особое значение.
Тигхи прошел мимо, лишь мельком взглянув на спорящих. Его мысли были заняты очень важным делом. Юношу вдруг осенило, что он может обратиться к дожу с прошением позволить Токому усыновить его в качестве законного наследника. Может, дед с радостью отпустит его, если Тигхи согласится отдать ему всех коз и дом.
Сквозь щели в рассветной двери пробивался свет от свечи, которая горела в главном пространстве деда – неслыханная роскошь. Старик сидел в своем кресле с посохом между ног. Тигхи понял, не успев закрыть за собой рассветную дверь, что рассчитывать на спокойный вечер не стоит. Запах свежеиспеченного хлеба напомнил ему о доме, и воспоминание острой болью пронзило сердце.
– Как прошел твой рабочий день, мое дитя? – осведомился дед.
– Хо-хорошо, – ответил Тигхи, подвигаясь поближе к стене. – Он п-п-прошел х-х-хорошо.
– Не заикайся, – сердито приказал старик, стукнув посохом в пол. – А теперь я буду говорить о том, как моим врагам удалось досадить мне.
Последовала пауза.
– Воровство является прегрешением перед Богом на Верхушке стены, – назидательно произнес дед. – Ты это понимаешь?
Тигхи кивнул, ожидая удара посохом.
– Сегодня один из твоих друзей – один из тех скитальцев, к которым ты питаешь такое участие, – тайно проник в мой дом, в мой дом и украл у меня пищу. Он взял зимние яблоки и почти целую буханку хлеба.
Тигхи ничего не сказал, но про себя подумал: «Ах ты, старый лгун. У тебя пропало всего-навсего одно яблоко». Однако вслух унылым голосом произнес:
– Да.
– Скитальцы сами по себе ничто. Мои враги подговорили одного из них сделать это. Мы с дожем обсудили этот возмутительный случай и пришли к единому мнению. Завтра их вышлют из деревни. Мы терпели слишком долго. Они как язва, которая разъедает деревню. Скоро ко мне придут помощники, и мы обдумаем план действий на утро. Скитальцы ослабели от голода, но все же их достаточно много. Ты – сильный парень и тоже можешь пригодиться.
– Да, дед, – сказал Тигхи.
Ту ночь помощники провели в доме священника. Они расположились в главном пространстве, а когда наступило утро, сгрудились вокруг старика. Тигхи нарочно замешкался с уходом, но дед бесцеремонно выставил его из дому:
– У тебя теперь есть работа, так что нечего засиживаться здесь.
Проходя мимо скитальцев на рыночном выступе, Тигхи замедлил шаг и остановился. Ему хотелось предупредить их о нависшей опасности. Однако как это сделать, да и будет ли прок от его предупреждения? Тигхи попытался высмотреть в гуще этих несчастных человека, с которым разговаривал позавчера, однако изможденные, костлявые лица все выглядели одинаково.
Понурив голову, Тигхи поплелся к дому Токома, но ткача там не оказалось. Юноша решил пока побродить немного по верхним уступам. Солнце поднялось еще выше и теперь пронизывало воздух своими лучами.
Сев на землю, юноша прислонился спиной к стене, задрал голову и стал смотреть в небо.
Небо, воздух, свет. Птицы, воркующие и падающие в пространстве. Вдруг послышалось фырчанье и хрюканье. На уступе показался заблудившийся поросенок с клеймом Липши, принадлежавший состоятельной семье, которая жила чуть выше. Поросенок водил рылом по короткой траве в поисках каких-нибудь съедобных корешков и вскоре подошел к Тигхи. Обнюхав положенные друг на друга ноги юноши, поросенок потерся о его левую ногу и двинулся дальше. В голову Тигхи явилась мысль. Ему вдруг отчаянно захотелось ударить поросенка ногой так, чтобы тот свалился с утеса. Пусть он свалится с мира так, как свалилась коза его па, – так, как (и от этой мысли у Тигхи перехватило горло) поступили его собственные па и ма. Как смеет этот безобразный поросенок жить, когда па и ма Тигхи ушли в никуда? Однако к тому времени, когда Тигхи поднялся на ноги, его отделяло от поросенка расстояние в несколько дюжин рук, и первоначальный порыв угас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
– Тебе не о чем беспокоиться, – сказал старый мастер, который и сам был тронут чуть ли не до слез.
– А еще я сильно опасаюсь, что мой дед задаст мне трепку, если я вернусь и скажу ему, что вы не взяли меня на работу.
– Вот как? – удивился Током. – Ну и ну. Твой дед – влиятельный человек. С ним нельзя не считаться. Лучше не злить его без нужды. Если хочешь, можешь приходить сюда, и мы поговорим о том о сем. Ты мог бы приносить немного еды, и мы вместе обедали бы.
– Еды? – боязливо переспросил Тигхи.
– Если твой дед не против. У меня есть кое-какие припасы, но мне бы не хотелось израсходовать их слишком быстро, и потому я голодаю вот уже много дней.
Однако Тигхи уже успел все просчитать в уме. Он будет воровать пищу у деда и отдавать ее этому человеку. Своего рода мена. Он сменит гнев на ласку, ярость на нежность. Да, в этом был определенный смысл.
– Хорошо, я сделаю это, – сказал юноша.
Остаток дня прошел превосходно. Током провел Тигхи по своей лавке. Он развязал и развернул несколько рулонов самой лучшей ткани. Такого мягкого и эластичного полотна юноша еще не видел и потому пришел в неподдельный восторг. Затем Током отвел его в комнату, которую он вырыл в задней части дома. Там у стены стоял ткацкий станок с челноками из пластика и несколькими настоящими кордами. Большая часть первоначальных кордов вышла из строя, и взамен них использовались корды из кишок животных. Позднее, проголодавшись, Тигхи пробрался в дом деда и вынес оттуда немного хлеба и одно сморщенное, засохшее яблоко, оставшееся еще с лета. Дед любил такие яблоки. Выскользнув из пустого дома с провизией, спрятанной под одеждой, Тигхи испытал приятное возбуждение, от которого холодило в висках и покалывало в сосудах. Тигхи быстрым шагом, чуть ли не бегом пересек рыночный выступ и поднялся к дому Токома.
Разделив принесенное поровну, Током и Тигхи в два приема умяли его, после чего старый мастер воспрял духом и опять заключил юношу в дружеские объятия. Тигхи испытал приятное чувство и оставшееся время провел на верхнем пастбище, гуляя и наблюдая за пастухами и пастушками с их небольшими стадами коз.
Домой он возвратился поздно, когда солнце уже перевалило за верхушку стены. Скитальцы на рыночном выступе начали сбиваться в плотную кучу. Они проводили ночь таким образом, согревая друг друга теплом своих тел. Их крайне ослабленные организмы с трудом могли противостоять свирепым ветрам, налетавшим на рассвете. Один из них – от него остались лишь кожа и кости – недавно умер от голода, и его тело сожгли на небольшом погребальном костре. Не успел потухнуть огонь, как разгорелся жаркий спор за право на золу. Среди претендентов было двое деревенских фермеров. Один выращивал фрукты, а другой – бобы. Дело шло к весне, и такое ценное удобрение могло способствовать раннему урожаю, что имело особое значение.
Тигхи прошел мимо, лишь мельком взглянув на спорящих. Его мысли были заняты очень важным делом. Юношу вдруг осенило, что он может обратиться к дожу с прошением позволить Токому усыновить его в качестве законного наследника. Может, дед с радостью отпустит его, если Тигхи согласится отдать ему всех коз и дом.
Сквозь щели в рассветной двери пробивался свет от свечи, которая горела в главном пространстве деда – неслыханная роскошь. Старик сидел в своем кресле с посохом между ног. Тигхи понял, не успев закрыть за собой рассветную дверь, что рассчитывать на спокойный вечер не стоит. Запах свежеиспеченного хлеба напомнил ему о доме, и воспоминание острой болью пронзило сердце.
– Как прошел твой рабочий день, мое дитя? – осведомился дед.
– Хо-хорошо, – ответил Тигхи, подвигаясь поближе к стене. – Он п-п-прошел х-х-хорошо.
– Не заикайся, – сердито приказал старик, стукнув посохом в пол. – А теперь я буду говорить о том, как моим врагам удалось досадить мне.
Последовала пауза.
– Воровство является прегрешением перед Богом на Верхушке стены, – назидательно произнес дед. – Ты это понимаешь?
Тигхи кивнул, ожидая удара посохом.
– Сегодня один из твоих друзей – один из тех скитальцев, к которым ты питаешь такое участие, – тайно проник в мой дом, в мой дом и украл у меня пищу. Он взял зимние яблоки и почти целую буханку хлеба.
Тигхи ничего не сказал, но про себя подумал: «Ах ты, старый лгун. У тебя пропало всего-навсего одно яблоко». Однако вслух унылым голосом произнес:
– Да.
– Скитальцы сами по себе ничто. Мои враги подговорили одного из них сделать это. Мы с дожем обсудили этот возмутительный случай и пришли к единому мнению. Завтра их вышлют из деревни. Мы терпели слишком долго. Они как язва, которая разъедает деревню. Скоро ко мне придут помощники, и мы обдумаем план действий на утро. Скитальцы ослабели от голода, но все же их достаточно много. Ты – сильный парень и тоже можешь пригодиться.
– Да, дед, – сказал Тигхи.
Ту ночь помощники провели в доме священника. Они расположились в главном пространстве, а когда наступило утро, сгрудились вокруг старика. Тигхи нарочно замешкался с уходом, но дед бесцеремонно выставил его из дому:
– У тебя теперь есть работа, так что нечего засиживаться здесь.
Проходя мимо скитальцев на рыночном выступе, Тигхи замедлил шаг и остановился. Ему хотелось предупредить их о нависшей опасности. Однако как это сделать, да и будет ли прок от его предупреждения? Тигхи попытался высмотреть в гуще этих несчастных человека, с которым разговаривал позавчера, однако изможденные, костлявые лица все выглядели одинаково.
Понурив голову, Тигхи поплелся к дому Токома, но ткача там не оказалось. Юноша решил пока побродить немного по верхним уступам. Солнце поднялось еще выше и теперь пронизывало воздух своими лучами.
Сев на землю, юноша прислонился спиной к стене, задрал голову и стал смотреть в небо.
Небо, воздух, свет. Птицы, воркующие и падающие в пространстве. Вдруг послышалось фырчанье и хрюканье. На уступе показался заблудившийся поросенок с клеймом Липши, принадлежавший состоятельной семье, которая жила чуть выше. Поросенок водил рылом по короткой траве в поисках каких-нибудь съедобных корешков и вскоре подошел к Тигхи. Обнюхав положенные друг на друга ноги юноши, поросенок потерся о его левую ногу и двинулся дальше. В голову Тигхи явилась мысль. Ему вдруг отчаянно захотелось ударить поросенка ногой так, чтобы тот свалился с утеса. Пусть он свалится с мира так, как свалилась коза его па, – так, как (и от этой мысли у Тигхи перехватило горло) поступили его собственные па и ма. Как смеет этот безобразный поросенок жить, когда па и ма Тигхи ушли в никуда? Однако к тому времени, когда Тигхи поднялся на ноги, его отделяло от поросенка расстояние в несколько дюжин рук, и первоначальный порыв угас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147