Илюха работал как заведенный, стараясь заглушить боль утраты. Вдруг оказалось, что ему катастрофически не хватает вредного, неугомонного, пакостного типа по имени Изя.
Черт, вечно влезающий со своими шуточками и хохмами во все дырки, неустанно перебивая и поучая его, не давал жизни стать пресной и обыденной.
Соловейка с Мотей чувствовали примерно то же самое, но боролись с грустью по-разному. Любава, как и Илюха, старалась плотнее занять все свободное время. Для этого все средства были хороши, тут были и изматывающие тренировки и не менее трудоемкая домашняя работа. В результате Соловейка достигла в греко-римской борьбе поразительных результатов, а палаты засияли какой-то пугающей чистотой и порядком.
Мотя, не имеющий конкретных обязанностей по хозяйству, впал в глухую серую депрессию и целые дни проводил в доме, тупо уставившись в одну точку. Самое жуткое то, что Змей практически перестал есть и, несмотря на все усилия Соловейки и Солнцевского, сильно похудел и осунулся. И только поздно вечером, когда со двора уходили последние поклонники тяжелой атлетики, он выползал на свежий воздух. Там он просто лежал на крыльце и смотрел на звезды.
Именно за этим занятием, как правило, его и заставал Илюха. Богатырь садился рядом и гладил переживающего Змея по головам. Позже к ним присоединялась Любава. Так и сидели они до тех пор, пока ворчливый Феофан не прогонял их спать. Эти вечерние молчаливые посиделки, к сожалению, стали уже традицией.
В один из таких похожих друг на друга как две капли воды теплых августовских вечеров на крыльцо вышел Илюха. Мотя, взглянув на хозяина, вяло замахал хвостом.
– Чудовище чешуйчатое, что же ты не ел опять? – поинтересовался богатырь и, усевшись рядом, потрепал Мотю по холке.
Змей только пожал плечами.
– Надо есть, а то так исхудал, что над тобой уже соседские собаки смеяться начали.
Гореныш не знал, что ответить хозяину, и только тихонько лизнул его руку.
– Эх, Мотище, Мотище, – добавила появившаяся Любава, усаживаясь рядом. – Все переживают, но не голодом же себя морить.
Мотя, конечно, хотел объяснить людям, что у него первый раз в жизни исчез аппетит и он просто не знает, что делать с такой напастью, но тут...
Змей поднял головы и осторожно втянул ноздрями прохладный ночной воздух. Что-то до глубины души знакомое ловилось в легком ветерке. Спустя несколько мгновений Мотя понял, что он учуял, тем более что носитель этого духа уже открыл ворота и осторожно вошел во двор.
– Изя... – только успел сказать Солнцевский, и все трое (хотя, если считать по головам, то пятеро) бросились к одиноко стоящему у ворот черту.
Радости друзей не было предела. Солнцевский вообще чуть не задушил своего компаньона, Мотя, от полноты нахлынувших чувств, любя цапнул его за ногу (небольно, конечно), а Соловейка, не способная прорваться сквозь могучие объятия богатыря, даже свистнула от восторга.
Как выжил несчастный Изя после такой встречи, уму непостижимо! Но ведь выжил же! Причем смог не только уцелеть, но даже успокоить своих чересчур буйных друзей.
– Ша, ребята, вы небось без меня тут ни одной сделки путевой не провернули, так, чтобы не дать вам погибнуть от голода и холода, я таки решил вернуться.
– Изя, братан, ну ты даешь!
– Конечно, даю, – с присущей ему скромностью согласился черт. – Вы же без меня пропадете.
– Болтун, – только и смогла выговорить Соловейка, все еще не веря своим глазам и на всякий случай крепко держа черта за руку.
Кстати, Мотя, видимо, тоже этого опасался и осторожно придерживал его силами правой головы за штанину.
– Что там новенького? Мой «паджеро» цел? Как же ты решился вернуться? – засыпал друга вопросами Илюха.
– Отвечаю по пунктам, – хмыкнул Изя. – Стабильности в мире как не было, так и нет, джип твой сперли. А что касается возвращения... Представляете, весь мой чудо-антиквариат оказался никому не нужным.
– Как это? – не понял Илюха.
– Да так, эти хмыри заявили, что вещи новые.
– Так они действительно новые!
– Они были новыми в одиннадцатом веке, а я их толкал в двадцать первом, чуешь разницу? А мне за такой раритет пытались заплатить как за новомодные подделки. В общем, я на них обиделся и решил вернуться к вам. Кстати, спасибо за дом, жаль только, не пришлось в нем пожить.
– Да ерунда, – махнул рукой Илюха, и тут его осенило. – Слушай, Изя, а как, собственно, ты смог вернуться? Ты же говорил, что «октябрятская звездочка» одноразовая?
Черт замялся, было видно, что этой темы касаться ему не хочется.
– Изя, колись, – насел Солнцевский.
– Чего ты ломаешься, как красна девица? – подлила масла в огонь Любава. – Здесь же все свои.
Изя еще немного посомневался, а потом, видимо решившись, махнул рукой.
– Как, как... Как в прошлый раз.
До Солнцевского начал медленно доходить смысл сказанного.
– Изюшка, а скинь-ка морок.
– Зачем, я и так хорош, – огрызнулся Изя.
– Скинь, кому говорят.
Черт немного замялся, крякнул и скинул морок.
– Изя, черт ты безрогий! – только и смог высказать оцепеневший Илюха.
– А вот внешности моей попрошу не касаться! – заявил Изя и гордо вскинул голову, на которой был обломан и второй рог.
– Бедненький, – промурлыкала Любава.
– Как же ты... – начал было Солнцевский.
– Руками, как же еще? – не очень довольный таким вниманием к своей персоне, буркнул черт, а немного погодя добавил: – Ну да, соскучился я по вам, а другого способа вернуться не знал.
Солнцевский, Любава и все три пасти Моти расплылись в блаженной улыбке.
– Ведь мы же дружина? – с некоторой опаской поинтересовался Изя.
Все переглянулись и уже хором продолжили:
– ДРУЖИНА СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ!
Москва
Октябрь 2004

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75