вот помню, когда я еще работал с Ози, так девочка хотела, чтобы я
делал то-се, и я - таки делал, и Ози хоть сейчас скажет, что Аркаша ей
друг, хотя теперь она уже даже и не Аркашин уровень.
Но как, скажите, ради бога, я мог его узнать, если все они одинаково
запакованы? Какие-то пятнистые балахоны, какие-то значки, почти без
багажа, зато строем. Нет, вы представьте себе: по трапу - строем, с
песней! - это было уже зрелище, и его никто, кроме меня не видел. И я
узнал его, потому что у меня опыт, а еще потому что на нем не было ничего
пятнистого, а все, как на буклете: белые шаровары с красной вышивкой и
красное с белым пончо. Стюард шел за ним и помогал нести рюкзак. Извините,
я сказал: "Рюкзак?" Не слушайте, я ошибся, это был слон, может, даже два!
Мы втроем едва загрузили этот мешочек в мой флаер... Всю дорогу мальчик
молчал, я подумал сначала, что он вообще не умеет разговаривать, но когда
приземлились, он сделал-таки одолжение и сказал: "Лон Сарджо". Спасибо, я
должен был догадываться, что это его так зовут.
В офисе перед ним положили контракт. Можете поверить, что половина
моей жизни ушла на эти контракты, и половина моих болячек тоже от них,
потому что очень трудно уговаривать дебютантов, какие это прекрасные
условия. А этот подписал не глядя, и я пожалел, что не понизил сумму
гонорара еще процентов на тридцать. У парнишки с собой была программа
выступлений, на хорошей бумаге, с цветными иллюстрациями, и с первого
взгляда я понял: это то, что нужно.
Он отдохнул и поел. Потом я предложил прогуляться по городу. Мы шли
по улицам, и я думал: "Люди, люди, вы сегодня не смотрите на меня, и это
ваше дело, но зря вы не смотрите на этого мальчика, потому что завтра это
бесплатно уже не получится". Пусть я повторюсь, но я-таки очень сильно
люблю свой город. Эти краски, эта суета с шумом - это все для меня, как
вода для рыбы. Мы шли но Ришельевской. Я не знаю, кто такой этот
Ришельевский, но, кажется, он кто-то когда-то был и был хорошо, потому что
до сих пор такая улица названа его именем. Малыш просто очумел: я не мог
оторвать его ни от одной витрины. Не подумайте, что он все хотел купить,
нет, он просто смотрел, но как смотрел! - мы так смотреть уже не умеем.
Потом он все-таки успокоился и впервые поглядел на меня.
- У вас большие пункты равенства.
Вы себе представить не можете, как он это сказал. Как будто там у
него магазины еще лучше! Тут же он добавил:
- Но роскошь - это плохо! - и больше на витрины не оглядывался.
Мальчик был шустрый и совсем не жалел мои больные ноги, он почти что
тянул меня за руку. Когда мы дошли до спуска, знаете, около музея Леандра
Верлу, я встал, как статуя, и сказал:
- Нет, дитя мое, Аркаша дальше не пойдет.
И мы зашли в "Ротонду". Ой, что там начало твориться, когда богемка
увидела Аркашу... Содом и Гоморра! Топтунов между ними - это ж, может
быть, контракт, а контракт Топтунова - уже не какая-нибудь путевка в
жизнь, а вагон-экстра.
Когда бармен отогнал их от меня, я сказал:
- Здравствуйте, дети. Аркаша хочет тишины и кофе.
Первый концерт - большое дело, и никакое сердце тут не помеха. Стало
тихо, и две чашечки кофе. Лончик сидел, как скушав аршин, и пил кофе
маленькими глотками. Да, я же забыл: пару слов о нем. Что вам сказать,
мальчик-красавчик, совсем как этот, что стоит на бульваре. Девки не
сводили с него глаз, прямо как когда-то с меня. Но тут оказалась выдержка,
совсем не та, что была у Аркаши; он даже глазом не повел. То есть повел,
но не по ним, а по стенам. Потом повернулся ко мне и спросил:
- А где же Вождь?
- Кто? - удивился я.
- Вождь один. Вождь, несущий благо.
- А-а, бармен! Тебе что-то принести, Лончик?
Какой это был взгляд! Меня хотели съесть. Но все же не съели, и Лон
снова спросил:
- Почему эти сестры на меня так смотрят?
Я сказал ему - он ведь уже взрослый, сам зарабатывает, и должен все
знать, если еще не знает. Мальчик брезгливо сощурился ("Какая прелесть, -
подумал я, - он еще ничего и не нюхал"):
- Это нельзя. Придет день, и я войду в Дом Возмужания. Сегодня -
труд.
Ну и мальчик, ну и планета, ну и вождь! - этого я, конечно, не
сказал, но хорошо подумал. Когда мы вышли на улицу, он сказал только одно
слово:
- Гниль!
Надеюсь, не про меня.
Кто был в Одессе, знает, что от "Ротонды" до "Одеона" недалеко. В
Малом Зеркальном нас уже ждали смотреть: раз Аркаша привез, значит, это -
вещь. Но Лончик махнул рукой - и все ушли, кроме меня, конечно. И рюкзачок
тоже оставили.
Сначала появились мечи, потом еще что-то, и вот - много мальчиков уже
вооружены, готовы и смотрят на меня с зеркал. Кто видел это, тот не
забудет никогда, как не забуду этого я. Представляете: статуэтка, глаза
прищурены, лицо окаменело, плечи откинуты. Все не двигается, только губы
шевелятся: "Дай. Дан. Дао. Ду". Я понял, что перебивать не надо.
И тут же - вы знаете, что такое смерч? - так мальчик в него
превратился. Ой, как сверкали эти железяки, как они свистели! Никто не
сунул бы туда палец, и я первый. Потом они снова оказались за спиной, я не
видел, как, и начались игры с ножиками. Это были совсем не детские игры.
Он немного покидал копье, попрыгал и достал большой арбалет и стрелы.
Полный фурор! Мне было так интересно, что даже не страшно. Двадцать два
неописуемых номера! Это говорит вам Аркаша Топтунов, а Аркаша Топтунов
знает, что говорит...
2
Укрепи, Господи, и направь, и благослови
тех отважных, кто по мере слабых сил своих
противу стоит козням Диавольским, не всегда
и видя истинную их суть, но сердцем своим
ощущая, где есть зло, а где добро. И даже в
противных милосердию Твоему делах, о Господи,
узри светлое пламя правды своей и высокую
доброту чистоты своей, и за это, снизойдя, не
впадай в гнев, но прости им заблуждения их...
Рассказывает Аллан Холмс, старший инспектор "Мегапола".
35 лет. Гражданин Демократической Конфедерации Галактики.
5 июля 2115 года по Галактическому исчислению.
Я бегу по коридорам коей родной школы. Пусто и холодно. Нет, это
коридор училища, знакомые обшарпанные двери. Или это мой первый участок на
Панджшере? - тот же зеленый линолеум, те же разводы на стенах. Двери
закрыты. Темно. Нет! - сверху холодный свет плафонов... это уже "Мегапол".
Переходы. Коридоры. Лестницы. Двери закрыты. Учительская! - откуда? Это
опять школа. Свистит ветер, скрипят проржавевшие петли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
делал то-се, и я - таки делал, и Ози хоть сейчас скажет, что Аркаша ей
друг, хотя теперь она уже даже и не Аркашин уровень.
Но как, скажите, ради бога, я мог его узнать, если все они одинаково
запакованы? Какие-то пятнистые балахоны, какие-то значки, почти без
багажа, зато строем. Нет, вы представьте себе: по трапу - строем, с
песней! - это было уже зрелище, и его никто, кроме меня не видел. И я
узнал его, потому что у меня опыт, а еще потому что на нем не было ничего
пятнистого, а все, как на буклете: белые шаровары с красной вышивкой и
красное с белым пончо. Стюард шел за ним и помогал нести рюкзак. Извините,
я сказал: "Рюкзак?" Не слушайте, я ошибся, это был слон, может, даже два!
Мы втроем едва загрузили этот мешочек в мой флаер... Всю дорогу мальчик
молчал, я подумал сначала, что он вообще не умеет разговаривать, но когда
приземлились, он сделал-таки одолжение и сказал: "Лон Сарджо". Спасибо, я
должен был догадываться, что это его так зовут.
В офисе перед ним положили контракт. Можете поверить, что половина
моей жизни ушла на эти контракты, и половина моих болячек тоже от них,
потому что очень трудно уговаривать дебютантов, какие это прекрасные
условия. А этот подписал не глядя, и я пожалел, что не понизил сумму
гонорара еще процентов на тридцать. У парнишки с собой была программа
выступлений, на хорошей бумаге, с цветными иллюстрациями, и с первого
взгляда я понял: это то, что нужно.
Он отдохнул и поел. Потом я предложил прогуляться по городу. Мы шли
по улицам, и я думал: "Люди, люди, вы сегодня не смотрите на меня, и это
ваше дело, но зря вы не смотрите на этого мальчика, потому что завтра это
бесплатно уже не получится". Пусть я повторюсь, но я-таки очень сильно
люблю свой город. Эти краски, эта суета с шумом - это все для меня, как
вода для рыбы. Мы шли но Ришельевской. Я не знаю, кто такой этот
Ришельевский, но, кажется, он кто-то когда-то был и был хорошо, потому что
до сих пор такая улица названа его именем. Малыш просто очумел: я не мог
оторвать его ни от одной витрины. Не подумайте, что он все хотел купить,
нет, он просто смотрел, но как смотрел! - мы так смотреть уже не умеем.
Потом он все-таки успокоился и впервые поглядел на меня.
- У вас большие пункты равенства.
Вы себе представить не можете, как он это сказал. Как будто там у
него магазины еще лучше! Тут же он добавил:
- Но роскошь - это плохо! - и больше на витрины не оглядывался.
Мальчик был шустрый и совсем не жалел мои больные ноги, он почти что
тянул меня за руку. Когда мы дошли до спуска, знаете, около музея Леандра
Верлу, я встал, как статуя, и сказал:
- Нет, дитя мое, Аркаша дальше не пойдет.
И мы зашли в "Ротонду". Ой, что там начало твориться, когда богемка
увидела Аркашу... Содом и Гоморра! Топтунов между ними - это ж, может
быть, контракт, а контракт Топтунова - уже не какая-нибудь путевка в
жизнь, а вагон-экстра.
Когда бармен отогнал их от меня, я сказал:
- Здравствуйте, дети. Аркаша хочет тишины и кофе.
Первый концерт - большое дело, и никакое сердце тут не помеха. Стало
тихо, и две чашечки кофе. Лончик сидел, как скушав аршин, и пил кофе
маленькими глотками. Да, я же забыл: пару слов о нем. Что вам сказать,
мальчик-красавчик, совсем как этот, что стоит на бульваре. Девки не
сводили с него глаз, прямо как когда-то с меня. Но тут оказалась выдержка,
совсем не та, что была у Аркаши; он даже глазом не повел. То есть повел,
но не по ним, а по стенам. Потом повернулся ко мне и спросил:
- А где же Вождь?
- Кто? - удивился я.
- Вождь один. Вождь, несущий благо.
- А-а, бармен! Тебе что-то принести, Лончик?
Какой это был взгляд! Меня хотели съесть. Но все же не съели, и Лон
снова спросил:
- Почему эти сестры на меня так смотрят?
Я сказал ему - он ведь уже взрослый, сам зарабатывает, и должен все
знать, если еще не знает. Мальчик брезгливо сощурился ("Какая прелесть, -
подумал я, - он еще ничего и не нюхал"):
- Это нельзя. Придет день, и я войду в Дом Возмужания. Сегодня -
труд.
Ну и мальчик, ну и планета, ну и вождь! - этого я, конечно, не
сказал, но хорошо подумал. Когда мы вышли на улицу, он сказал только одно
слово:
- Гниль!
Надеюсь, не про меня.
Кто был в Одессе, знает, что от "Ротонды" до "Одеона" недалеко. В
Малом Зеркальном нас уже ждали смотреть: раз Аркаша привез, значит, это -
вещь. Но Лончик махнул рукой - и все ушли, кроме меня, конечно. И рюкзачок
тоже оставили.
Сначала появились мечи, потом еще что-то, и вот - много мальчиков уже
вооружены, готовы и смотрят на меня с зеркал. Кто видел это, тот не
забудет никогда, как не забуду этого я. Представляете: статуэтка, глаза
прищурены, лицо окаменело, плечи откинуты. Все не двигается, только губы
шевелятся: "Дай. Дан. Дао. Ду". Я понял, что перебивать не надо.
И тут же - вы знаете, что такое смерч? - так мальчик в него
превратился. Ой, как сверкали эти железяки, как они свистели! Никто не
сунул бы туда палец, и я первый. Потом они снова оказались за спиной, я не
видел, как, и начались игры с ножиками. Это были совсем не детские игры.
Он немного покидал копье, попрыгал и достал большой арбалет и стрелы.
Полный фурор! Мне было так интересно, что даже не страшно. Двадцать два
неописуемых номера! Это говорит вам Аркаша Топтунов, а Аркаша Топтунов
знает, что говорит...
2
Укрепи, Господи, и направь, и благослови
тех отважных, кто по мере слабых сил своих
противу стоит козням Диавольским, не всегда
и видя истинную их суть, но сердцем своим
ощущая, где есть зло, а где добро. И даже в
противных милосердию Твоему делах, о Господи,
узри светлое пламя правды своей и высокую
доброту чистоты своей, и за это, снизойдя, не
впадай в гнев, но прости им заблуждения их...
Рассказывает Аллан Холмс, старший инспектор "Мегапола".
35 лет. Гражданин Демократической Конфедерации Галактики.
5 июля 2115 года по Галактическому исчислению.
Я бегу по коридорам коей родной школы. Пусто и холодно. Нет, это
коридор училища, знакомые обшарпанные двери. Или это мой первый участок на
Панджшере? - тот же зеленый линолеум, те же разводы на стенах. Двери
закрыты. Темно. Нет! - сверху холодный свет плафонов... это уже "Мегапол".
Переходы. Коридоры. Лестницы. Двери закрыты. Учительская! - откуда? Это
опять школа. Свистит ветер, скрипят проржавевшие петли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31