"Ты не должен давать ложного обещания, чтобы не лишиться доверия,
если это откроется"; такого рода поступки должны рассматриваться как зло
само по себе, и, следовательно, императив запрета категорический. В этом
случае ни на каком примере нельзя с уверенностью показать, что воля
определяется здесь без каких-либо посторонних мотивов только законом, хотя
бы это так и казалось; ведь всегда возможно, что на волю втайне оказали
влияние боязнь стыда, а может быть, и смутный страх перед другими
опасностями. Кто может на опыте доказать отсутствие причины, когда опыт
учит нас только тому, что мы ее не воспринимаем? Но в таком случае так
называемый моральный императив, который, как таковой, кажется
категорическим и безусловным, на самом деле был бы только прагматическим
предписанием, которое обращает наше внимание на нашу выгоду и учит нас
просто принимать ее в расчет.
Таким образом, нам придется исследовать возможность категорического
императива всецело a priori: если бы действительность этого императива была
дана нам в опыте, то возможность была бы нам нужна не для установления
[его], а только для объяснения; но в таком выгодном положении мы не
находимся. Тем не менее пока ясно следующее: что один лишь категорический
императив гласит как практический закон, все же остальные могут, правда,
быть названы принципами воли, но их никак нельзя назвать законами; ибо то,
что необходимо сделать для достижения той или иной цели, само по себе может
рассматриваться как случайное и мы всякий раз можем не быть связаны с
предписаниями, если только откажемся от этой цели; безусловное же веление
не оставляет воле никакой свободы в отношении противоположного [решения],
стало быть, лишь оно и содержит в себе ту необходимость, которой мы требуем
от закона.
Во-вторых, у этого категорического императива, или закона нравственности,
основание трудности (убедиться в его возможности) также очень велико. Он -
априорное синтетически-практическое положение, и так как понимание
возможности положений такого рода наталкивается на большие трудности в
теоретическом познании, то легко догадаться, что и в практическом их будет
не меньше.
Поставив эту задачу, мы сперва попытаемся узнать, не подскажет ли нам, быть
может, понятие категорического императива также и его формулу, содержащую в
себе положение, которое одно только и способно быть категорическим
императивом; ведь решение вопроса о возможности такого абсолютного веления,
хотя бы мы и знали, как оно гласит, потребует еще особых и больших усилий,
но мы откладываем их до последнего раздела.
Если я мыслю себе гипотетический императив вообще, то я не знаю заранее,
что он будет содержать в себе, пока мне не дано условие. Но если я мыслю
себе категорический императив, то я тотчас же знаю, что он в себе содержит.
В самом деле, так как императив кроме закона содержит в себе только
необходимость максимы - быть сообразным с этим законом, закон же не
содержит в себе никакого условия, которым он был бы ограничен, то не
остается ничего, кроме всеобщности закона вообще, с которым должна быть
сообразна максима поступка, и, собственно, одну только эту сообразность
императив и представляет необходимой.
Таким образом, существует только один категорический императив, а именно:
поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же
время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом.
Если же все императивы долга могут быть выведены из этого единственного
императива как из их принципа, то мы, хотя и оставляем нерешенным вопрос,
не пустое ли понятие то, что называют долгом, можем по крайней мере
показать, что мы мыслим посредством этого понятия и что мы хотим им
выразить.
Так как всеобщность закона, по которому происходят действия, составляет то,
что, собственно, называется природой в самом общем смысле- (по форме), т.
е. существованием вещей, поскольку оно определено по всеобщим законам, то
всеобщий императив долга мог бы гласить также и следующим образом: поступай
так, как если бы максима твоего поступка посредством твоей воли должна была
стать всеобщим законом природы.
Теперь перечислим некоторые обязанности согласно обычному их делению на
обязанности по отношению к нам самим и по отношению к другим людям, на
совершенные и несовершенные .
1. Кому-то из-за многих несчастий, поставивших его; в отчаянное положение,
надоела жизнь, но он еще настолько разумен, чтобы спросить себя, не будет
ли противно долгу по отношению к самому себе лишать себя Жизни. И вот он
пытается разобраться, может ли максима его поступка стать всеобщим законом
природы. Но его максима гласит: из себялюбия я возвожу в принцип лишение
себя жизни, если дальнейшее сохранение ее больше грозит мне несчастьями,
чем обещает удовольствия. Спрашивается, может ли этот принцип себялюбия
стать всеобщим законом природы. Однако ясно, что природа, если бы ее
законом было уничтожать жизнь посредством того же ощущения, назначение
которого - побуждать к поддержанию жизни, противоречила бы самой себе и,
следовательно, не могла бы существовать как природа; стало быть, указанная
максима не может быть всеобщим законом природы и, следовательно, совершенно
противоречит высшему принципу всякого долга.
2. Кого-то другого нужда заставляет брать деньги взаймы. Он хорошо знает,
что не будет в состоянии их уплатить, но понимает также, что ничего не
получит взаймы, если твердо не обещает уплатить к определенному сроку. У
него большое желание дать такое обещание; но у него хватает совести, чтобы
поставить себе вопрос: не противоречит ли долгу и позволительно ли выручать
себя из беды таким способом? Доложим, он все же решился бы на это; тогда
максима его поступка гласила бы: нуждаясь в деньгах, я буду занимать деньги
и обещать их уплатить, хотя я знаю, что никогда не уплачу. Очень может
быть, что этот принцип себялюбия или собственной выгоды легко согласовать
со всем моим будущим благополучием; однако теперь возникает вопрос:
правильно ли это? Я превращаю, следовательно, требование себялюбия во
всеобщий закон и ставлю вопрос так: как бы обстояло дело в том случае, если
бы моя максима была всеобщим законом? Тут мне сразу становится ясно, что
она никогда не может иметь силу всеобщего закона природы и быть в согласии
с самой собой, а необходимо должна себе противоречить. В самом деле,
всеобщность закона, гласящего, что каждый, считая себя нуждающимся, может
обещать, что ему придет в голову, с намерением не сдержать обещания,
сделала бы просто невозможными и это обещание, и цель, которой хотят с
помощью его достигнуть, так как никто не стал бы верить, что ему что-то
обещано, а смеялся бы над всеми подобными высказываниями, как над пустой
отговоркой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
если это откроется"; такого рода поступки должны рассматриваться как зло
само по себе, и, следовательно, императив запрета категорический. В этом
случае ни на каком примере нельзя с уверенностью показать, что воля
определяется здесь без каких-либо посторонних мотивов только законом, хотя
бы это так и казалось; ведь всегда возможно, что на волю втайне оказали
влияние боязнь стыда, а может быть, и смутный страх перед другими
опасностями. Кто может на опыте доказать отсутствие причины, когда опыт
учит нас только тому, что мы ее не воспринимаем? Но в таком случае так
называемый моральный императив, который, как таковой, кажется
категорическим и безусловным, на самом деле был бы только прагматическим
предписанием, которое обращает наше внимание на нашу выгоду и учит нас
просто принимать ее в расчет.
Таким образом, нам придется исследовать возможность категорического
императива всецело a priori: если бы действительность этого императива была
дана нам в опыте, то возможность была бы нам нужна не для установления
[его], а только для объяснения; но в таком выгодном положении мы не
находимся. Тем не менее пока ясно следующее: что один лишь категорический
императив гласит как практический закон, все же остальные могут, правда,
быть названы принципами воли, но их никак нельзя назвать законами; ибо то,
что необходимо сделать для достижения той или иной цели, само по себе может
рассматриваться как случайное и мы всякий раз можем не быть связаны с
предписаниями, если только откажемся от этой цели; безусловное же веление
не оставляет воле никакой свободы в отношении противоположного [решения],
стало быть, лишь оно и содержит в себе ту необходимость, которой мы требуем
от закона.
Во-вторых, у этого категорического императива, или закона нравственности,
основание трудности (убедиться в его возможности) также очень велико. Он -
априорное синтетически-практическое положение, и так как понимание
возможности положений такого рода наталкивается на большие трудности в
теоретическом познании, то легко догадаться, что и в практическом их будет
не меньше.
Поставив эту задачу, мы сперва попытаемся узнать, не подскажет ли нам, быть
может, понятие категорического императива также и его формулу, содержащую в
себе положение, которое одно только и способно быть категорическим
императивом; ведь решение вопроса о возможности такого абсолютного веления,
хотя бы мы и знали, как оно гласит, потребует еще особых и больших усилий,
но мы откладываем их до последнего раздела.
Если я мыслю себе гипотетический императив вообще, то я не знаю заранее,
что он будет содержать в себе, пока мне не дано условие. Но если я мыслю
себе категорический императив, то я тотчас же знаю, что он в себе содержит.
В самом деле, так как императив кроме закона содержит в себе только
необходимость максимы - быть сообразным с этим законом, закон же не
содержит в себе никакого условия, которым он был бы ограничен, то не
остается ничего, кроме всеобщности закона вообще, с которым должна быть
сообразна максима поступка, и, собственно, одну только эту сообразность
императив и представляет необходимой.
Таким образом, существует только один категорический императив, а именно:
поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же
время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом.
Если же все императивы долга могут быть выведены из этого единственного
императива как из их принципа, то мы, хотя и оставляем нерешенным вопрос,
не пустое ли понятие то, что называют долгом, можем по крайней мере
показать, что мы мыслим посредством этого понятия и что мы хотим им
выразить.
Так как всеобщность закона, по которому происходят действия, составляет то,
что, собственно, называется природой в самом общем смысле- (по форме), т.
е. существованием вещей, поскольку оно определено по всеобщим законам, то
всеобщий императив долга мог бы гласить также и следующим образом: поступай
так, как если бы максима твоего поступка посредством твоей воли должна была
стать всеобщим законом природы.
Теперь перечислим некоторые обязанности согласно обычному их делению на
обязанности по отношению к нам самим и по отношению к другим людям, на
совершенные и несовершенные .
1. Кому-то из-за многих несчастий, поставивших его; в отчаянное положение,
надоела жизнь, но он еще настолько разумен, чтобы спросить себя, не будет
ли противно долгу по отношению к самому себе лишать себя Жизни. И вот он
пытается разобраться, может ли максима его поступка стать всеобщим законом
природы. Но его максима гласит: из себялюбия я возвожу в принцип лишение
себя жизни, если дальнейшее сохранение ее больше грозит мне несчастьями,
чем обещает удовольствия. Спрашивается, может ли этот принцип себялюбия
стать всеобщим законом природы. Однако ясно, что природа, если бы ее
законом было уничтожать жизнь посредством того же ощущения, назначение
которого - побуждать к поддержанию жизни, противоречила бы самой себе и,
следовательно, не могла бы существовать как природа; стало быть, указанная
максима не может быть всеобщим законом природы и, следовательно, совершенно
противоречит высшему принципу всякого долга.
2. Кого-то другого нужда заставляет брать деньги взаймы. Он хорошо знает,
что не будет в состоянии их уплатить, но понимает также, что ничего не
получит взаймы, если твердо не обещает уплатить к определенному сроку. У
него большое желание дать такое обещание; но у него хватает совести, чтобы
поставить себе вопрос: не противоречит ли долгу и позволительно ли выручать
себя из беды таким способом? Доложим, он все же решился бы на это; тогда
максима его поступка гласила бы: нуждаясь в деньгах, я буду занимать деньги
и обещать их уплатить, хотя я знаю, что никогда не уплачу. Очень может
быть, что этот принцип себялюбия или собственной выгоды легко согласовать
со всем моим будущим благополучием; однако теперь возникает вопрос:
правильно ли это? Я превращаю, следовательно, требование себялюбия во
всеобщий закон и ставлю вопрос так: как бы обстояло дело в том случае, если
бы моя максима была всеобщим законом? Тут мне сразу становится ясно, что
она никогда не может иметь силу всеобщего закона природы и быть в согласии
с самой собой, а необходимо должна себе противоречить. В самом деле,
всеобщность закона, гласящего, что каждый, считая себя нуждающимся, может
обещать, что ему придет в голову, с намерением не сдержать обещания,
сделала бы просто невозможными и это обещание, и цель, которой хотят с
помощью его достигнуть, так как никто не стал бы верить, что ему что-то
обещано, а смеялся бы над всеми подобными высказываниями, как над пустой
отговоркой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27