в самом деле, только в таком случае
практический принцип и императив, которому воля повинуется, безусловен,
потому что он не может иметь в основе никакого интереса.
Нас не удивит теперь, почему должны были оказаться неудачными решительно
все предпринимавшиеся до сих пор попытки найти принцип нравственности. Все
понимали, что человек своим долгом связан с законом, но не догадывались,
что он подчинен только своему собственному и тем не менее всеобщему
законодательству и что он обязан поступать, лишь сообразуясь со своей
собственной волей, устанавливающей, однако, всеобщие законы согласно цели
природы. В самом деле, если его представляли себе только подчиненным закону
(каков бы он ни был), то закон должен был заключать в себе какой-нибудь
интерес как приманку или принуждение, так как он не возникал как закон из
его воли, а что-то другое заставляло его волю поступать определенным
образом согласно закону. Но из-за такого совершенно необходимого вывода все
усилия, направленные к тому, чтобы найти высшее основание долга, были
тщетны. В самом деле, таким путем находили не долг, а только необходимость
поступка из какого-нибудь интереса. Последний мог быть собственным или
чужим интересом. Но тогда императив должен был всегда быть обусловленным и
не мог годиться в качестве морального веления. Я буду называть это
основоположение принципом автономии воли в противоположность каждому
другому принципу, который я причисляю поэтому к гетерономии.
Понятие каждого разумного существа, обязанного смотреть на себя как на
устанавливающее через все максимы своей воли всеобщие законы, чтобы с этой
точки зрения судить о самом себе и о своих поступках, приводит к другому
связанному с ним очень плодотворному понятию, а именно к понятию царства
целей.
Под царством же я понимаю систематическую связь между различными разумными
существами через общие им законы. А так как законы определяют цели согласно
своей общезначимости, то, если отвлечься от индивидуальных различий между
разумными существами, равно как и от всего содержания их частных целей,
можно мыслить целое всех целей (и разумных существ как целей самих по себе,
и собственных целей, которые каждое из них может ставить самому себе) в
систематической связи, т. е. царство целей, которое возможно согласно
вышеуказанным принципам.
В самом деле, все разумные существа подчинены закону, по которому каждое из
них должно обращаться с самим собой и со всеми другими не только как со
средством, но также как с целью самой по себе. Но отсюда и возникает
систематическая связь разумных существ через общие им объективные законы,
т. е. царство, которое, благодаря тому что эти законы имеют ввиду как раз
отношение этих существ друг к другу как целей и средств, может быть названо
царством целей (которое, конечно, есть лишь идеал). Но разумное существо
принадлежит к царству целей как член, если оно хотя и устанавливает в этом
} царстве всеобщие законы, но и само подчинено этим законам. Оно
принадлежит к нему как глава, если как законодательствующее оно не
подчинено воле другого. Разумное существо всегда должно рассматривать себя
как законодательствующее в возможном благодаря свободе воли царстве целей,
чем бы оно ни было - членом или главой. Однако место главы оно может
удержать за собой не просто благодаря максиме своей воли, а только в том
случае, если оно совершенно независимое существо без потребностей и без
ограничения своей способности, адекватной воле.
Моральность состоит, таким образом, в отношении всякого поступка к
законодательству, благодаря чему только и возможно царство целей. Но
необходимо, чтобы это законодательство всегда было налицо в самом разумном
существе и могло возникать из его воли, принцип которой, следовательно,
таков: совершать каждый поступок не иначе как по такой максиме, которая
могла бы служить всеобщим законом, и, следовательно, только так, чтобы воля
благодаря своей максиме могла рассматривать самое себя также как
устанавливающую всеобщие законы. Если же максимы уже не по своей природе
необходимо согласны с этим объективным принципом разумных существ как
устанавливающих всеобщие законы, то необходимость действования по этому
принципу называется практическим принуждением, т. е. долгом. Долг
принадлежит не главе в царстве целей, а каждому члену, и притом всем в
одинаковой мере.
Практическая необходимость поступать согласно этому принципу, т. е. долг,
покоится вовсе не на чувствах, побуждениях и склонностях, а только на
отношении разумных существ друг к другу, когда воля разумного существа
должна рассматриваться также как законодательствующая, так как иначе
разумное существо не могло бы мыслить долг в качестве цели самой по себе.
Таким образом, разум относит каждую максиму воли как устанавливающей
всеобщее законодательство ко всякой другой воле и также ко всякому поступку
по отношению к самому себе, и притом не в силу какой-нибудь другой
практической побудительной причины и не ради будущей выгоды, а исходя из
идеи достоинства разумного существа, повинующегося только тому закону,
какой оно в то же время само себе дает.
В царстве целей все имеет или цену, или достоинство. То, что имеет цену,
может быть заменено также в чем-то другим как эквивалентом; чтоб выше
всякой цены, стало быть не допускает никакого эквивалента, то обладает
достоинством.
То, что имеет отношение к общим человеческим склонностям и потребностям,
имеет рыночную цену; то, что и без наличия потребности соответствует
определенному вкусу, т. е. удовольствию от одной лишь бесцельной игры наших
душевных сил, имеет определяемую аффектом цену (Affectionspreis); а то, что
составляет условие, при котором только и возможно, чтобы нечто было целью
самой по себе, имеет не только относительную ценность, т. е. цену, но и
внутреннюю ценность, т. е. достоинство.
Моральность же есть условие, при котором только и возможно, чтобы разумное
существо было целью самой по себе, так как только благодаря ей можно быть
законодательствующим членом в царстве целей. Таким образом, только
нравственность и человечество, поскольку оно к ней способно, обладают
достоинством. Умение (Geschicklichkeit) и прилежание в труде имеют рыночную
цену; остроумие, живое воображение и веселость - определяемую аффектом
цену; верность же обещанию, благоволение из принципов (не из инстинкта)
имеют внутреннюю ценность. Природа, так же как умение (Kunst), не содержит
ничего, что при отсутствии их могло бы их заменить; ведь их ценность
состоит не в результатах, которые из них возникают, не в выгоде и пользе,
которую они создают, а в убеждениях, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
практический принцип и императив, которому воля повинуется, безусловен,
потому что он не может иметь в основе никакого интереса.
Нас не удивит теперь, почему должны были оказаться неудачными решительно
все предпринимавшиеся до сих пор попытки найти принцип нравственности. Все
понимали, что человек своим долгом связан с законом, но не догадывались,
что он подчинен только своему собственному и тем не менее всеобщему
законодательству и что он обязан поступать, лишь сообразуясь со своей
собственной волей, устанавливающей, однако, всеобщие законы согласно цели
природы. В самом деле, если его представляли себе только подчиненным закону
(каков бы он ни был), то закон должен был заключать в себе какой-нибудь
интерес как приманку или принуждение, так как он не возникал как закон из
его воли, а что-то другое заставляло его волю поступать определенным
образом согласно закону. Но из-за такого совершенно необходимого вывода все
усилия, направленные к тому, чтобы найти высшее основание долга, были
тщетны. В самом деле, таким путем находили не долг, а только необходимость
поступка из какого-нибудь интереса. Последний мог быть собственным или
чужим интересом. Но тогда императив должен был всегда быть обусловленным и
не мог годиться в качестве морального веления. Я буду называть это
основоположение принципом автономии воли в противоположность каждому
другому принципу, который я причисляю поэтому к гетерономии.
Понятие каждого разумного существа, обязанного смотреть на себя как на
устанавливающее через все максимы своей воли всеобщие законы, чтобы с этой
точки зрения судить о самом себе и о своих поступках, приводит к другому
связанному с ним очень плодотворному понятию, а именно к понятию царства
целей.
Под царством же я понимаю систематическую связь между различными разумными
существами через общие им законы. А так как законы определяют цели согласно
своей общезначимости, то, если отвлечься от индивидуальных различий между
разумными существами, равно как и от всего содержания их частных целей,
можно мыслить целое всех целей (и разумных существ как целей самих по себе,
и собственных целей, которые каждое из них может ставить самому себе) в
систематической связи, т. е. царство целей, которое возможно согласно
вышеуказанным принципам.
В самом деле, все разумные существа подчинены закону, по которому каждое из
них должно обращаться с самим собой и со всеми другими не только как со
средством, но также как с целью самой по себе. Но отсюда и возникает
систематическая связь разумных существ через общие им объективные законы,
т. е. царство, которое, благодаря тому что эти законы имеют ввиду как раз
отношение этих существ друг к другу как целей и средств, может быть названо
царством целей (которое, конечно, есть лишь идеал). Но разумное существо
принадлежит к царству целей как член, если оно хотя и устанавливает в этом
} царстве всеобщие законы, но и само подчинено этим законам. Оно
принадлежит к нему как глава, если как законодательствующее оно не
подчинено воле другого. Разумное существо всегда должно рассматривать себя
как законодательствующее в возможном благодаря свободе воли царстве целей,
чем бы оно ни было - членом или главой. Однако место главы оно может
удержать за собой не просто благодаря максиме своей воли, а только в том
случае, если оно совершенно независимое существо без потребностей и без
ограничения своей способности, адекватной воле.
Моральность состоит, таким образом, в отношении всякого поступка к
законодательству, благодаря чему только и возможно царство целей. Но
необходимо, чтобы это законодательство всегда было налицо в самом разумном
существе и могло возникать из его воли, принцип которой, следовательно,
таков: совершать каждый поступок не иначе как по такой максиме, которая
могла бы служить всеобщим законом, и, следовательно, только так, чтобы воля
благодаря своей максиме могла рассматривать самое себя также как
устанавливающую всеобщие законы. Если же максимы уже не по своей природе
необходимо согласны с этим объективным принципом разумных существ как
устанавливающих всеобщие законы, то необходимость действования по этому
принципу называется практическим принуждением, т. е. долгом. Долг
принадлежит не главе в царстве целей, а каждому члену, и притом всем в
одинаковой мере.
Практическая необходимость поступать согласно этому принципу, т. е. долг,
покоится вовсе не на чувствах, побуждениях и склонностях, а только на
отношении разумных существ друг к другу, когда воля разумного существа
должна рассматриваться также как законодательствующая, так как иначе
разумное существо не могло бы мыслить долг в качестве цели самой по себе.
Таким образом, разум относит каждую максиму воли как устанавливающей
всеобщее законодательство ко всякой другой воле и также ко всякому поступку
по отношению к самому себе, и притом не в силу какой-нибудь другой
практической побудительной причины и не ради будущей выгоды, а исходя из
идеи достоинства разумного существа, повинующегося только тому закону,
какой оно в то же время само себе дает.
В царстве целей все имеет или цену, или достоинство. То, что имеет цену,
может быть заменено также в чем-то другим как эквивалентом; чтоб выше
всякой цены, стало быть не допускает никакого эквивалента, то обладает
достоинством.
То, что имеет отношение к общим человеческим склонностям и потребностям,
имеет рыночную цену; то, что и без наличия потребности соответствует
определенному вкусу, т. е. удовольствию от одной лишь бесцельной игры наших
душевных сил, имеет определяемую аффектом цену (Affectionspreis); а то, что
составляет условие, при котором только и возможно, чтобы нечто было целью
самой по себе, имеет не только относительную ценность, т. е. цену, но и
внутреннюю ценность, т. е. достоинство.
Моральность же есть условие, при котором только и возможно, чтобы разумное
существо было целью самой по себе, так как только благодаря ей можно быть
законодательствующим членом в царстве целей. Таким образом, только
нравственность и человечество, поскольку оно к ней способно, обладают
достоинством. Умение (Geschicklichkeit) и прилежание в труде имеют рыночную
цену; остроумие, живое воображение и веселость - определяемую аффектом
цену; верность же обещанию, благоволение из принципов (не из инстинкта)
имеют внутреннюю ценность. Природа, так же как умение (Kunst), не содержит
ничего, что при отсутствии их могло бы их заменить; ведь их ценность
состоит не в результатах, которые из них возникают, не в выгоде и пользе,
которую они создают, а в убеждениях, т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27