Хотел я этого или нет, я обладал Даром, и что бы со мной теперь ни случилось, он всегда будет со мной, хотя поначалу это сложно и я не в силах полностью контролировать свои способности. Я был еще слишком слаб, а груз неведомого несравнимо тяжелее — как если бы хвост махал котом. Но день ото дня мне становилось легче и легче.
Джули объяснила, откуда я слышу музыку: моя комната располагалась прямо над баром — чуть не единственным местом развлечения на Синдере. Я не был в состоянии спроецировать туда свой телепатический луч и довольствовался тем, что наблюдал за посетителями внутренним зрением. Чувствовалась их усталость, разочарованность, тоска по дому и страх. Я ощущал подъем, спад или неопределенность их эмоций, образы в сознании часто менялись и скрадывались, точно размытая акварель, когда они пытались утопить свои печали и сомнения в алкоголе и наркотиках. Иногда я мысленно следовал за ними в мир забвения, приближаясь к удовольствию, какое испытывал когда-то сам. Сейчас я легко мог отличить псиона от твердолобых. Обычный мозг посылает рассеянные импульсы, тогда как мои были остронаправленными, я мог забраться во внутренний мир любого человека, как воришка, и никто об этом даже не догадывался.
Большинство твердолобых посетителей составляли приехавшие отдохнуть охранники с шахт, технические специалисты, руководители. Они даже не подозревали, что часто с ними за столом сидел псион, цель которого — отнять у них тот мир, который им принадлежит. Многие жители предпортового городка мастерски владели телепатией. Джули говорила мне, что Рубай успешно заменил добрую половину жителей псионами, работавшими на него. Джули и Зибелинг прибыли сюда вместе после короткого «исчезновения» (они провели его где-то в колониях Туманности Рака); он работал здесь в портовом госпитале, она — клерком в управлении порта. Воспоминания Джули о времени, проведенном с Зибелингом, были теплыми и слишком личными, и, однако, в них сквозил явный страх, как будто она опасалась думать о том, что значит для нее эта встреча. Я увидел часть картины, принадлежащей чужой, а не ее памяти. Это был образ родины Зибелинга, появившийся в ее сознании. Увидев его, я разозлился и снова остро ощутил свое одиночество.
Со следующим рейсом на Синдер прибыл Дир Кортелью.
С самого начала текучесть работающего на Синдере персонала была очень высокой из-за жесткого уровня радиации (даже с учетом того, что вокруг планеты создали энергетический щит, который отражал большую часть ядерного излучения пульсара), а также из-за трудной жизни на планете в изоляции и в замкнутом пространстве. Люди Рубая подстегивали этот процесс, используя свою способность внушать, играя на негативных эмоциях твердолобых.
Я наблюдал, как это происходило, проникая в умы агентов Рубая. Некоторые из них были наглухо закрыты, и, чтобы получить представление об их истинных способностях, мне приходилось использовать практически все, чему меня обучали.
Некоторые были такими же запутанными и беспорядочными, как обычные люди.
Большинство псионов отнюдь не были похожи на уголовников или, по крайней мере, на тех людей, которые всерьез планируют захват мирового господства. Они были просто обделены, обозлены и готовы воспользоваться любой возможностью, чтобы взять у Федерации то, что она, по их мнению, им задолжала.
Но никто из них и понятия не имел, что испытал я при соединении с гидранами. Никогда контакт двух псионов-людей не мог достичь такой глубины и полноты. Никто из опробованных мной псионов не мог сравниться со мной в телепатических возможностях. Ни один из них не попытался прощупать мою защиту — теперь бы я сразу определил любую подобную попытку. Единственный, с кем бы я не чувствовал себя так уверенно, это Рубай; я помнил тот ужас, который он навел на меня при нашей встрече. Джули призналась, что Рубай исчез сразу после того, как меня обнаружили, — куда-то за пределы Синдера, и неизвестно, когда собирался вернуться. Она была рада этому обстоятельству, и я тоже.
Я мог установить контакт с Джули, где бы она ни находилась, в любое время; часть ее сознания всегда была открыта для меня на тот случай, если мне срочно понадобится помощь. Это внушало мне спокойствие и уверенность в том, что она всегда со мной, даже когда мои глаза не видели ее, в том, что кто-то тихо и заботливо наблюдает за мной, а не ждет, пока я окончательно обессилею, чтобы схватить неожиданно, как смерть. Я много раз читал ее мысли, делая это так, чтобы она не почувствовала, и это не было контактом с чужаком, скорее напоминая соприкосновение с другой частью меня самого. Но я ни разу не шел глубже ее поверхностных мыслей, не пытаясь забрать то, что не принадлежало мне по праву.
Мысленного контакта было для меня достаточно.
Шло время, силы мои восстанавливались. Но пребывание в одиночной палате, в четырех белых стенах способно наводить лишь скуку. Часами лежать, уставившись в единственное окно с одним и тем же недосягаемым видом. Джули — вот кого я ждал и желал видеть; ожидание делалось нетерпеливым, когда я представлял ее, слышал ее голос, ощущал ее нежное прикосновение и легкое дуновение воздуха, когда она появлялась передо мной.
Теперь, обладая абсолютной телепатией, я пытался представить, что она чувствовала бы, занимаясь любовью с другим, когда я разделяю с ней каждую мысль, желание, радость и секрет, скрытые в наших душах…
Глава 10
Я сидел за столом у окна с деревянной рамой.
— (Кот?)
Обернувшись, я увидел Джули, возникшую на привычном месте — у кровати, где я должен был лежать.
— Я здесь.
Тусклый солнечный свет, проходя сквозь оконное стекло, едва грел мой затылок. Внезапная растерянность и напряжение Джули сменились облегчением, когда она увидела меня.
— Что ты там делаешь?
— Смотрю на мир. — Я пожал плечами, как будто в этом не было ничего удивительного. Однако у меня ушло пять минут на то, чтобы встать с постели и добраться до окна, а мой больничный халат намок от пота. В ее мыслях явно обозначился протест, она и возмутилась, и отказывалась понимать, но ничего не сказала вслух, да это было и не нужно. Я поднялся, чувствуя, что мои ноги дрожат. Они прослужили мне целых два шага перед тем, как подписали полную капитуляцию. Джули подхватила меня и помогла добраться до постели. Я вцепился в нее несколько сильнее, чем требовалось.
— Ты болен, — произнесла она, словно мне надо было об этом напоминать. Она усадила меня на кровать, поддерживая сильными и нежными руками. Между прочим, я обратил внимание, что она оставила свою привычку кусать ногти.
— Я не могу больше валяться здесь, как труп. — Сердцебиение, казалось, заглушало то, что я говорил.
Ее губы слегка напряглись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Джули объяснила, откуда я слышу музыку: моя комната располагалась прямо над баром — чуть не единственным местом развлечения на Синдере. Я не был в состоянии спроецировать туда свой телепатический луч и довольствовался тем, что наблюдал за посетителями внутренним зрением. Чувствовалась их усталость, разочарованность, тоска по дому и страх. Я ощущал подъем, спад или неопределенность их эмоций, образы в сознании часто менялись и скрадывались, точно размытая акварель, когда они пытались утопить свои печали и сомнения в алкоголе и наркотиках. Иногда я мысленно следовал за ними в мир забвения, приближаясь к удовольствию, какое испытывал когда-то сам. Сейчас я легко мог отличить псиона от твердолобых. Обычный мозг посылает рассеянные импульсы, тогда как мои были остронаправленными, я мог забраться во внутренний мир любого человека, как воришка, и никто об этом даже не догадывался.
Большинство твердолобых посетителей составляли приехавшие отдохнуть охранники с шахт, технические специалисты, руководители. Они даже не подозревали, что часто с ними за столом сидел псион, цель которого — отнять у них тот мир, который им принадлежит. Многие жители предпортового городка мастерски владели телепатией. Джули говорила мне, что Рубай успешно заменил добрую половину жителей псионами, работавшими на него. Джули и Зибелинг прибыли сюда вместе после короткого «исчезновения» (они провели его где-то в колониях Туманности Рака); он работал здесь в портовом госпитале, она — клерком в управлении порта. Воспоминания Джули о времени, проведенном с Зибелингом, были теплыми и слишком личными, и, однако, в них сквозил явный страх, как будто она опасалась думать о том, что значит для нее эта встреча. Я увидел часть картины, принадлежащей чужой, а не ее памяти. Это был образ родины Зибелинга, появившийся в ее сознании. Увидев его, я разозлился и снова остро ощутил свое одиночество.
Со следующим рейсом на Синдер прибыл Дир Кортелью.
С самого начала текучесть работающего на Синдере персонала была очень высокой из-за жесткого уровня радиации (даже с учетом того, что вокруг планеты создали энергетический щит, который отражал большую часть ядерного излучения пульсара), а также из-за трудной жизни на планете в изоляции и в замкнутом пространстве. Люди Рубая подстегивали этот процесс, используя свою способность внушать, играя на негативных эмоциях твердолобых.
Я наблюдал, как это происходило, проникая в умы агентов Рубая. Некоторые из них были наглухо закрыты, и, чтобы получить представление об их истинных способностях, мне приходилось использовать практически все, чему меня обучали.
Некоторые были такими же запутанными и беспорядочными, как обычные люди.
Большинство псионов отнюдь не были похожи на уголовников или, по крайней мере, на тех людей, которые всерьез планируют захват мирового господства. Они были просто обделены, обозлены и готовы воспользоваться любой возможностью, чтобы взять у Федерации то, что она, по их мнению, им задолжала.
Но никто из них и понятия не имел, что испытал я при соединении с гидранами. Никогда контакт двух псионов-людей не мог достичь такой глубины и полноты. Никто из опробованных мной псионов не мог сравниться со мной в телепатических возможностях. Ни один из них не попытался прощупать мою защиту — теперь бы я сразу определил любую подобную попытку. Единственный, с кем бы я не чувствовал себя так уверенно, это Рубай; я помнил тот ужас, который он навел на меня при нашей встрече. Джули призналась, что Рубай исчез сразу после того, как меня обнаружили, — куда-то за пределы Синдера, и неизвестно, когда собирался вернуться. Она была рада этому обстоятельству, и я тоже.
Я мог установить контакт с Джули, где бы она ни находилась, в любое время; часть ее сознания всегда была открыта для меня на тот случай, если мне срочно понадобится помощь. Это внушало мне спокойствие и уверенность в том, что она всегда со мной, даже когда мои глаза не видели ее, в том, что кто-то тихо и заботливо наблюдает за мной, а не ждет, пока я окончательно обессилею, чтобы схватить неожиданно, как смерть. Я много раз читал ее мысли, делая это так, чтобы она не почувствовала, и это не было контактом с чужаком, скорее напоминая соприкосновение с другой частью меня самого. Но я ни разу не шел глубже ее поверхностных мыслей, не пытаясь забрать то, что не принадлежало мне по праву.
Мысленного контакта было для меня достаточно.
Шло время, силы мои восстанавливались. Но пребывание в одиночной палате, в четырех белых стенах способно наводить лишь скуку. Часами лежать, уставившись в единственное окно с одним и тем же недосягаемым видом. Джули — вот кого я ждал и желал видеть; ожидание делалось нетерпеливым, когда я представлял ее, слышал ее голос, ощущал ее нежное прикосновение и легкое дуновение воздуха, когда она появлялась передо мной.
Теперь, обладая абсолютной телепатией, я пытался представить, что она чувствовала бы, занимаясь любовью с другим, когда я разделяю с ней каждую мысль, желание, радость и секрет, скрытые в наших душах…
Глава 10
Я сидел за столом у окна с деревянной рамой.
— (Кот?)
Обернувшись, я увидел Джули, возникшую на привычном месте — у кровати, где я должен был лежать.
— Я здесь.
Тусклый солнечный свет, проходя сквозь оконное стекло, едва грел мой затылок. Внезапная растерянность и напряжение Джули сменились облегчением, когда она увидела меня.
— Что ты там делаешь?
— Смотрю на мир. — Я пожал плечами, как будто в этом не было ничего удивительного. Однако у меня ушло пять минут на то, чтобы встать с постели и добраться до окна, а мой больничный халат намок от пота. В ее мыслях явно обозначился протест, она и возмутилась, и отказывалась понимать, но ничего не сказала вслух, да это было и не нужно. Я поднялся, чувствуя, что мои ноги дрожат. Они прослужили мне целых два шага перед тем, как подписали полную капитуляцию. Джули подхватила меня и помогла добраться до постели. Я вцепился в нее несколько сильнее, чем требовалось.
— Ты болен, — произнесла она, словно мне надо было об этом напоминать. Она усадила меня на кровать, поддерживая сильными и нежными руками. Между прочим, я обратил внимание, что она оставила свою привычку кусать ногти.
— Я не могу больше валяться здесь, как труп. — Сердцебиение, казалось, заглушало то, что я говорил.
Ее губы слегка напряглись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75