Даже в душе плюгавца никогда не умирает любовник. Гортензия тонко пользовалась этой слабостью сильного пола. В каждом, с кем она заговаривала, пробуждалась надежда, что именно он выделен ею из сонмища фавнов и шансы не такие уж незначительные, чтобы пренебречь ими. Короче, мужчины наперебой обхаживали Гортензию, и что самое странное, у наиболее робких, не допускавших даже мысли о соперничестве, чувства зарождались более пылкие, чем у настырных, самоуверенных мужланов. Я говорю об этом, потому что испытал чары Гортензии на себе и слышал от других, что они испытывали в обществе этой истомляющей ведьмы.
Гортензия сидела справа от Кордовы — тот краснел и запинался, если ему случалось говорить, а то и вовсе терял нить разговора. Позднее я узнал, что под столом Гортензия вела с миллионером далеко не детскую игру в «случайные» прикосновения.
Подушкой в кружевах торчала между своим мужем и епископом Ламбрини пухловатая, рослая Шарлотта. Густо надушенная, она потела, утиралась пестрым платком и без умолку восхищалась Гортензией.
На фоне шумной Шарлотты жена Ван Пин-Ченга, молчаливая, с застывшей на розовом фаянсовом личике улыбкой, выглядела куклой. Она была миловидна, эта малайка, но мужчины не интересовались ею: знали, что она шпионит для мужа.
Что касается двадцатилетней, беременной Оолеле, жены детектива, она тотчас же объявила, что участия в общей вылазке не примет и к вечеру уедет на катере, — так обещал ей дядя, председатель государственного совета Атенаиты Оренго, «второй после Такибае человек».
Клонили к тому, чтобы послать катер Атанги «за женским обществом». Сам полковник, которого развезло от вина, скалил белые зубы, икал и согласно кивал головою. Наконец нашелся смельчак, готовый возглавить экспедицию, — поляк Верлядски.
— Как кого, меня не оскорбляют дамы полусвета. В век великих освободительных идей недостойно проявлять пренебрежение к тем, интересы которых сужены обстоятельствами!
— Запретных тем среди истинно возлюбивших господа нет, — заметил на это Ламбрини, о сане которого напоминал только небольшой крест поверх сетчатой майки густого малинового цвета. — Это легко доказать…
Око-Омо при этих словах резко выпрямился, уронив вилку.
— Господа, — сказал Герасто, — на случай, если вам захочется поплясать «банано», я договорился с деревенскими девушками, что работают у меня на плантации. Они будут ждать нас сегодня и приготовят ужин по-меланезийски — в земляных печах. Гигиена гарантирована…
Атанга и Верлядски зааплодировали.
— Если бы не женщины, — сказала Гортензия, — идеалы были бы уже давно достигнуты: мужчинам не было бы причин поступаться своей совестью.
— Но кто захотел бы такой жизни — с идеалами, но без женщин? — прохрипел полковник Атанга.
— Идеалы, в которых нет достойного места женщине, — опасный мираж, — кивнул ему д-р Мэлс.
— А дело наверняка к ночи примет хорошенький оборот, — шепнул мне капитан «Санта Барбары» Грей. Я не понял, одобрял он или осуждал такую перспективу. — Эта публика не столь благочинна, как выглядит. Это все, пожалуй, ссыльные джентльмены, разрази меня молния, — добавил он, смакуя неразбавленный виски.
Взглянув на часы, Герасто, во всем соблюдавший строгий порядок, объявил об отплытии. На сборы было отведено пять минут.
Катер покачивался недалеко от берега. С шутками и смехом компания погрузилась в шлюпку. Макилви и Дутеншизер пожелали добраться до катера вплавь — там их приняли расторопные матросы-меланезийцы, несмотря на жару облаченные в куртки и белые береты с эмблемой республики.
Обнаружилось, что нет Герасто, Кордовы и Гортензии. Послали за ними, но прошло полчаса, прежде чем они показались на тропинке, ведущей от виллы к океану.
У Дутеншизера сразу испортилось настроение. «Неужели ревнует? Пора было бы развестись или привыкнуть». В том, что Гортензия и в грош не ставит художника, теперь я уже не сомневался…
Катер описал дугу, обходя песчаную банку, и ловко проскользнул в узкий проход между рифами. Недалеко от яхты развернулся на север и пошел довольно ходко, легко перебираясь с волны на волну.
Облачность смирила жару, но даже брызги из-под форштевня не освежали. Берег медленно уползал назад, светлая песчаная кромка то появлялась, то пропадала, зелень слилась в сплошной ковер, мягко поднимавшийся на холмы, которые где-то там, в дымке, переходили в неприступные горы. Все казалось диким и безлюдным.
Дутеншизер и Гортензия сели на скамью, где пристроился и я, так что — невольно — я стал свидетелем размолвки. Боковым зрением, которое у меня развито почти как у лошади, я заметил, что Гортензия гневно сбросила со своих колен руку супруга. Вероятно, Дутеншизер обнаружил какую-то погрешность в туалете жены, потому что разъяренным гусем зашипел оскорбительные слова…
Я отвернулся в другую сторону… Макилви, обняв шефа полиции, поглаживал его по голове, Ван Пин-ченг вместе с епископом пробовал на ходу ловить летучую рыбу.
Уютнее всех чувствовал себя, по-видимому, капитан Грей. Его храп временами заглушал шум гребных винтов. Все отпускали шуточки по этому поводу, но вот что я заприметил: стоило Кордове подняться на узкую верхнюю палубу к рубке, как там же оказался Грей с запасным пробковым жилетом в руке.
Катер закрепили в лагуне на два якоря, ожидая то ли прилива, то ли отлива. На шлюпке перебрались на берег, где почти у воды светлели стволы пальм, перистые зонтики которых поднимались высоко в небо.
В этом месте горы вплотную подступали к океану. Нас встретил сплошной жалобный гул. Над отвесными скалами кружили птицы — величиной с альбатроса. Это и были чайки масиго, которых мы собирались ограбить.
— Кто не собирал яиц на скалах, не почувствует их вкуса, — предупредил Герасто. — Главная задача — отличить свежее яйцо от насиженного. Обычный способ сбора: люди идут по четыре в ряд и топчут кладки, скажем, на площади в четверть акра. Затем спускаются вниз, отдыхают и развлекаются, через два часа поднимаются на свой участок и собирают абсолютно свежее яйцо — тысячи штук…
— Тысячи раздавленных птенцов и еще тысячи, какие никогда не родятся, — покачал головой Верлядски. — Не кажется ли вам, что мы чуточку не джентльмены?
— О нет, — Герасто едва коснулся взглядом поляка, явившегося на пикник, как я узнал, вовсе без приглашения. — Мы более защищаем природу, чем губим ее. Знаете ли вы, сколько рыбы пожирает эта зловредная птица? При больших отливах она склевывает в лагунах все живое…
Первая партия мужчин быстро взобралась на скалы и сбросила веревку, пользуясь которой наверх поднялись остальные. У подножия остался один Верлядски, сокрушенно повторяя: «Нет-нет, друзья, это зрелище не для меня…»
Скалы покрывал толстый слой помета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109