По крайней мере, островитяне не знали пьянства, разврата и отчуждающего, наемного труда…
К вечеру мы добрались до поселка Кура-Кура. Нас встретила настороженность. Оказалось, поблизости занял позиции «отряд прочеса».
Близились сумерки. Нас проводили к хижине старейшины. Оповещенный своими людьми, он вышел навстречу, седой и сутулый. Его сопровождал шаман. Оба старика натужно улыбались — я видел пустые гнезда в нездоровых, воспаленных деснах.
Когда мы уселись на циновках под керосиновым фонарем и пригубили по ритуалу какого-то дрянного напитка, я спросил:
— Чем объяснить прибытие отряда?
— Волей неба, — убежденно сказал старейшина. — Эти вооруженные люди грабят и обижают кого хотят. От них можно откупиться, они охотно берут серебро, но у нас нет серебра. Духи не милостивы к нам, мы страдаем от болезней и неурожая…
Подали вареный батат с наперченными бананами.
— В лучшие времена мы потчевали гостей свининой, — сказал старейшина, — но теперь в поселке нет ни одного поросенка…
Я попросил Игнасио принести банку бекона и бутылку виски. Око-Омо обратился к старейшине с просьбой принять ответное угощение, зная, что обычай не позволяет гостям пополнять стол. Старейшина однако одобрил нашу инициативу и попросил добавить еще виски, «учитывая, что пошел дождь, навевающий сон на людей, беседа которых не клеится».
Я рассчитывал на обстоятельный разговор, но когда ужин был окончен, осовевший старейшина распорядился, чтобы всем нам приготовили постели, а сам, нимало не смущаясь, улегся на циновке и тотчас же уснул.
Стрекотали сверчки, зудели комары, по телу ползали волосатые насекомые, из глубины леса порою доносились зловещие звуки.
— Я потрясен приемом, — признался Око-Омо. — Неладно в поселке. Прежде, еще лет пять назад, в этих местах пели и танцевали до полуночи…
Беседа опять свернула на тропку о пагубных последствиях современной цивилизации.
— У меланезийцев есть такая легенда: ребенок, увидев в лагуне отражение луны, потребовал, чтобы «это» дали ему в руки. Вождь сказал: «Важнейшее в воспитании — научить, чтобы каждый просил только то, что может получить». Увы, человечество напоминает то же дитя: его волнует отражение и не заботит сущность…
Служанка Ненуа теперь уже слышала хрипы и стоны в моей спальне. У меня подозрение, что в спальне кто-то убит. Причем убит недавно, в мое отсутствие…
Всю неделю я пробыл на острове Вококо, где вспыхнул непонятный мор. Поселок Угимба в северо-восточной части острова вымер полностью — 47 взрослых и 13 детей. Местность мы обработали специальным составом, а жилища и утварь сожгли. Сожгли и трупы, предварительно обследовав двух умерших. Мой ассистент Маи Тао, вьетнамец, специалист, которого не упрекнуть в нерадивости, утверждает, что люди погибли от воздействия отравляющих веществ. Вскрытие показало нарывы на дыхательных путях. Наступление смерти сопровождалось, вероятно, конвульсиями, носоглотка несчастных была полностью заполнена пеной.
Происшествие может отрицательно повлиять на мою карьеру. Перед пенсией это особенно нежелательно…
Ненуа, видимо, придется рассчитать: у нее психическое расстройство. Работать она не может, целый день прячется где-либо и плачет. Только что я нашел ее в подвале. Вытаращив глаза, она повторяла: «Разве я виновата, что меня родили в пасти крокодила?..»
Я допросил Шарлотту. Она клянется, что в продолжение недели, пока я отсутствовал, не замечала ничего подозрительного. Собственно, она не ночевала дома, гостила у Гортензии.
У меня нет оснований думать, что Шарлотта лжет. Однако мне кажется, в спальне заменены обои. То есть, они в точности такие же, как прежде, только новые.
Неужели у меня от переутомления галлюцинации? Эта нервная обстановка, проклятая жизнь, где человеку нельзя спокойно уйти даже на пенсию!
Как я завидую Ришару, благоденствующему сейчас среди вахин Туамоту!
Усталость, усталость, всеобщая усталость — вот заболевание века! И оно неизлечимо. Мы все переживаем манию неуверенности, и когда-нибудь это окончится плачевно…
Выстрелы разбудили меня. Я выскочил из хижины, переступив через старейшину. Задрав подбородок, он неподвижно лежал на спине у самого выхода, так что я даже подумал, что стреляли именно в него и он убит.
В фиолетовых сумерках чернела плотная стена тропического леса.
— Облава, — услыхал я голос Игнасио. — «Белогубые» оцепили поселок…
Встреча с наемниками не сулила ничего хорошего. Это были опасные люди. Верлядски утверждал, что Такибае вербует их, используя посреднические услуги банка. Транснациональный капитал в тесных связях с транснациональной бандой убийц — эта тема могла в добрые старые времена стать газетной сенсацией. Но добрые старые времена миновали, так и не наступив…
Со всех сторон сухо щелкали выстрелы. Визгливо пролаяла собака. Игнасио сказал, что жителей поселка сгоняют на площадку перед мужской хижиной, — они уже сгрудились там покорной, беззащитной толпой — улитки, вытряхнутые из своих ракушек…
Очередь дошла до старейшины. Топоча тяжелыми ботинками, два солдата в пятнистых куртках потащили старика из хижины, заломив ему руки.
— Поосторожнее там, — крикнул по-английски Око-Омо. — Это вам не ящик с кока-колой!
Наемник ребром ладони полоснул меланезийца по шее. Не ожидавший удара, Око-Омо упал на землю. Я бросился к нему.
— Как вы смеете? Как смеете?..
Удар в лицо ошеломил меня. Насилие действует безотказно. Чем беспричинней, тем оно страшнее. Я зажал ладонью окровавленный рот.
Желая уберечь меня от нового удара, Игнасио схватил наемника за плечи. Оба они, наемник и Игнасио, покатились по земле. И вдруг, будто пружиной поднятые, встали друг против друга. Безоружный Игнасио, конечно же, не собирался преподавать бандиту уроки чести, и в то же время чувство достоинства не позволяло ему просить прощения, тем более что это было наверняка бесполезно.
— Ха! — пугая, выкрикнул наемник и неожиданно, шагнув широко, ударил Игнасио ногой в пах. Вернее, намеревался ударить, нисколько не задумываясь о последствиях. Игнасио отпрянул назад, поймал ногу наемника и дернул ее на себя и вверх. Наемник еще раз кулем свалился на землю, не выпуская, впрочем, из рук автомата.
Но прежде чем наемник упал, другой наемник нанес Игнасио сильный удар в живот…
Все мы, сломленные жестокостью, потрусили к ошалевшей толпе. Следом за нами «белогубые» проволокли за ноги потерявшего сознание Игнасио…
Все совершилось в считанные секунды. Это был ураган, вырывавший с корнем и тех, кто торопился согнуться.
Наемники приказали мужчинам и женщинам поднять руки и выстроиться гуськом, а затем повели их мимо старейшины, который обязан был называть имя каждого человека и показывать его хижину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
К вечеру мы добрались до поселка Кура-Кура. Нас встретила настороженность. Оказалось, поблизости занял позиции «отряд прочеса».
Близились сумерки. Нас проводили к хижине старейшины. Оповещенный своими людьми, он вышел навстречу, седой и сутулый. Его сопровождал шаман. Оба старика натужно улыбались — я видел пустые гнезда в нездоровых, воспаленных деснах.
Когда мы уселись на циновках под керосиновым фонарем и пригубили по ритуалу какого-то дрянного напитка, я спросил:
— Чем объяснить прибытие отряда?
— Волей неба, — убежденно сказал старейшина. — Эти вооруженные люди грабят и обижают кого хотят. От них можно откупиться, они охотно берут серебро, но у нас нет серебра. Духи не милостивы к нам, мы страдаем от болезней и неурожая…
Подали вареный батат с наперченными бананами.
— В лучшие времена мы потчевали гостей свининой, — сказал старейшина, — но теперь в поселке нет ни одного поросенка…
Я попросил Игнасио принести банку бекона и бутылку виски. Око-Омо обратился к старейшине с просьбой принять ответное угощение, зная, что обычай не позволяет гостям пополнять стол. Старейшина однако одобрил нашу инициативу и попросил добавить еще виски, «учитывая, что пошел дождь, навевающий сон на людей, беседа которых не клеится».
Я рассчитывал на обстоятельный разговор, но когда ужин был окончен, осовевший старейшина распорядился, чтобы всем нам приготовили постели, а сам, нимало не смущаясь, улегся на циновке и тотчас же уснул.
Стрекотали сверчки, зудели комары, по телу ползали волосатые насекомые, из глубины леса порою доносились зловещие звуки.
— Я потрясен приемом, — признался Око-Омо. — Неладно в поселке. Прежде, еще лет пять назад, в этих местах пели и танцевали до полуночи…
Беседа опять свернула на тропку о пагубных последствиях современной цивилизации.
— У меланезийцев есть такая легенда: ребенок, увидев в лагуне отражение луны, потребовал, чтобы «это» дали ему в руки. Вождь сказал: «Важнейшее в воспитании — научить, чтобы каждый просил только то, что может получить». Увы, человечество напоминает то же дитя: его волнует отражение и не заботит сущность…
Служанка Ненуа теперь уже слышала хрипы и стоны в моей спальне. У меня подозрение, что в спальне кто-то убит. Причем убит недавно, в мое отсутствие…
Всю неделю я пробыл на острове Вококо, где вспыхнул непонятный мор. Поселок Угимба в северо-восточной части острова вымер полностью — 47 взрослых и 13 детей. Местность мы обработали специальным составом, а жилища и утварь сожгли. Сожгли и трупы, предварительно обследовав двух умерших. Мой ассистент Маи Тао, вьетнамец, специалист, которого не упрекнуть в нерадивости, утверждает, что люди погибли от воздействия отравляющих веществ. Вскрытие показало нарывы на дыхательных путях. Наступление смерти сопровождалось, вероятно, конвульсиями, носоглотка несчастных была полностью заполнена пеной.
Происшествие может отрицательно повлиять на мою карьеру. Перед пенсией это особенно нежелательно…
Ненуа, видимо, придется рассчитать: у нее психическое расстройство. Работать она не может, целый день прячется где-либо и плачет. Только что я нашел ее в подвале. Вытаращив глаза, она повторяла: «Разве я виновата, что меня родили в пасти крокодила?..»
Я допросил Шарлотту. Она клянется, что в продолжение недели, пока я отсутствовал, не замечала ничего подозрительного. Собственно, она не ночевала дома, гостила у Гортензии.
У меня нет оснований думать, что Шарлотта лжет. Однако мне кажется, в спальне заменены обои. То есть, они в точности такие же, как прежде, только новые.
Неужели у меня от переутомления галлюцинации? Эта нервная обстановка, проклятая жизнь, где человеку нельзя спокойно уйти даже на пенсию!
Как я завидую Ришару, благоденствующему сейчас среди вахин Туамоту!
Усталость, усталость, всеобщая усталость — вот заболевание века! И оно неизлечимо. Мы все переживаем манию неуверенности, и когда-нибудь это окончится плачевно…
Выстрелы разбудили меня. Я выскочил из хижины, переступив через старейшину. Задрав подбородок, он неподвижно лежал на спине у самого выхода, так что я даже подумал, что стреляли именно в него и он убит.
В фиолетовых сумерках чернела плотная стена тропического леса.
— Облава, — услыхал я голос Игнасио. — «Белогубые» оцепили поселок…
Встреча с наемниками не сулила ничего хорошего. Это были опасные люди. Верлядски утверждал, что Такибае вербует их, используя посреднические услуги банка. Транснациональный капитал в тесных связях с транснациональной бандой убийц — эта тема могла в добрые старые времена стать газетной сенсацией. Но добрые старые времена миновали, так и не наступив…
Со всех сторон сухо щелкали выстрелы. Визгливо пролаяла собака. Игнасио сказал, что жителей поселка сгоняют на площадку перед мужской хижиной, — они уже сгрудились там покорной, беззащитной толпой — улитки, вытряхнутые из своих ракушек…
Очередь дошла до старейшины. Топоча тяжелыми ботинками, два солдата в пятнистых куртках потащили старика из хижины, заломив ему руки.
— Поосторожнее там, — крикнул по-английски Око-Омо. — Это вам не ящик с кока-колой!
Наемник ребром ладони полоснул меланезийца по шее. Не ожидавший удара, Око-Омо упал на землю. Я бросился к нему.
— Как вы смеете? Как смеете?..
Удар в лицо ошеломил меня. Насилие действует безотказно. Чем беспричинней, тем оно страшнее. Я зажал ладонью окровавленный рот.
Желая уберечь меня от нового удара, Игнасио схватил наемника за плечи. Оба они, наемник и Игнасио, покатились по земле. И вдруг, будто пружиной поднятые, встали друг против друга. Безоружный Игнасио, конечно же, не собирался преподавать бандиту уроки чести, и в то же время чувство достоинства не позволяло ему просить прощения, тем более что это было наверняка бесполезно.
— Ха! — пугая, выкрикнул наемник и неожиданно, шагнув широко, ударил Игнасио ногой в пах. Вернее, намеревался ударить, нисколько не задумываясь о последствиях. Игнасио отпрянул назад, поймал ногу наемника и дернул ее на себя и вверх. Наемник еще раз кулем свалился на землю, не выпуская, впрочем, из рук автомата.
Но прежде чем наемник упал, другой наемник нанес Игнасио сильный удар в живот…
Все мы, сломленные жестокостью, потрусили к ошалевшей толпе. Следом за нами «белогубые» проволокли за ноги потерявшего сознание Игнасио…
Все совершилось в считанные секунды. Это был ураган, вырывавший с корнем и тех, кто торопился согнуться.
Наемники приказали мужчинам и женщинам поднять руки и выстроиться гуськом, а затем повели их мимо старейшины, который обязан был называть имя каждого человека и показывать его хижину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109