— Он просто не верит в прогресс, — сказал обо мне Атанга. — Он пацифист сомнительного толка. А между тем прогресс неостановим. В нашем распоряжении, например, есть препараты, какие выворачивают наизнанку. Укол, и у человека не остается ни единой задней мысли…
Атанга и Сэлмон покатились со смеху. Чтобы не выглядеть дураком, я засмеялся вместе с ними. Дорого дался мне этот смех: в животе тотчас появились рези. Я осознавал, что все было реальным, — эти люди и их слова, — но все противоречило реальности, зачеркивало ее, делало излишней.
— Сила террористов в том, что они убивают наших солдат, — продолжал Атанга, раздувая ноздри. — Но завтра или послезавтра ситуация изменится. Нам обещают чудодейственные препараты. Приняв его, солдат теряет болевые ощущения, становится бесстрашным. Можно отрубить ему руку и оторвать челюсть, он будет сражаться. Тот же робот, только из мяса. Более дешевый и более ловкий.
— Вы опробовали препарат в действии?
— Пока нет, — ответил Атанга. — Это утверждает концерн, который его производит. Солидные люди, у них миллиардные прибыли, им можно верить. Правда, у препарата есть некоторые неудобства, так сказать, побочные действия, но с этим уже приходится мириться… Позднее люди переживают депрессию с позывами к самоубийству. Недельку-полторы их нужно продержать в наручниках, но потом они вновь пригодны для ловли тигров, — полковник Атанга отхлебнул вина и, забывшись, звучно прополоскал им рот. Кожа его лоснящегося лица, на которую падал свет через цветные витражи, отливала то зеленоватым, то синим.
— Изобретение, подобное названному, поощряет агрессию, — сказал я. — И еще более сокращает шансы на разоружение.
Сэлмон укоризненно покачал головой. Его переполняла веселая ирония.
— «Тотальная ядерная война — высшая степень сумасшествия». Так сказано в заключении экспертов ООН. И это правильно. Разве можно обывателю говорить что-либо иное? Да он, не дай бог, переполошится, вообразив, что правительства не очень-то и пекутся о его безопасности!.. Общественность должна чувствовать себя хотя бы в минимальных комфортных условиях. Их и создают с помощью подобных формул. А правда нечто иное: война — самая реальная перспектива. Ее готовят умные люди. Умирать не хочет никто, но, помилуйте, смерть — самое справедливое начало в жизни. Смерть приходит и к богатому, и к бедному, и к больному, и к здоровому, — абсолютное равенство!..
«Да, смерть приходит ко всем, но от этого тираны не становятся на одну доску с узниками концлагерей, больной бедняк не уравнивается с цветущим ростовщиком!..»
— Народ — травка на газоне, — уверенно развивал свою мысль Сэлмон. — Народ нужно время от времени постригать, истреблять, чтобы он не старел и не дурел от сытости. Каждый организм знает предельный срок службы. Государство, народ — тоже организмы, и нет ничего удивительного в том, что одни народы и государства гибнут, а другие нарождаются. Это — история…
— Я слышал, — заговорил Такибае, ни на кого не глядя, — что ваши соотечественники, мистер Сэлмон, будто бы уже построили несколько космических кораблей, каждый из которых берет на борт 60 пассажиров. В случае ядерной войны корабли взлетят в космос, где переждут время интенсивных облучений, пожаров и разрушений.
Мне показалось, что Сэлмон пришел в ярость.
— Не знаю. Технически это довольно просто.
— Практически, однако, чепуха, — сказал Такибае. — В случае войны атакам подвергнутся прежде всего космические объекты… Наш писатель, возможно, и прав, говоря о разоружении.
— Иллюзия, — бесцеремонно оборвал его Сэлмон. — Главный вопрос, который я вижу на повестке дня ООН, — сохранение сексуального потенциала мужчин. Именно тут подрывается интерес к подлинной жизни и стимулируются ее заменители — псевдоинтеллектуальная болтовня и прожектерство. Мы должны преодолеть узкий взгляд на сущность политической жизни. Нет классов, нет социальных групп, заинтересованных в войне, есть неполноценные, которые осознают свою неполноценность и, теряя один смысл жизни, ищут другой…
Передо мною сидели люди, облеченные властью, влиявшие на судьбы тысяч других людей. Временами казалось, что Сэлмон и Атанга грубо шутят, потому что слишком пьяны… Но нет, они не были слишком пьяны… Вслушиваясь в их речи, я все более убеждался, что они гораздо глупее толпы, какая поневоле утвердила их власть, надеясь, что ответственность даже в ничтожном человеке пробудит его высшие возможности. Эти типы не знали ответственности. Их демагогия таила в себе зло, какое неминуемо должно было опрокинуть вселенную…
Атанга жевал, задрав вверх лоснящееся лицо.
— У каждого человека должна быть своя щель, через которую он мог бы сноситься с потусторонним миром. И эта щель не должна закрываться!
— Утехою должен быть наполнен каждый миг жизни, — одобрительно кивал Сэлмон, — мы все протухли политикой и мыслим вывесками: голлизм, алкоголизм, колониализм… Да подайте мне что-либо из этого на блюде!
— Вот именно, — подхватил Атанга, — чтобы учесть реальность, нужно отказаться от старого наследства… Вы уже не обижайтесь, ваше превосходительство, — обратился он к Такибае, с застывшей улыбкой на лице следившему за попугаем, — вы уже не обижайтесь, но мы многое переменим!.. Что такое самостоятельность? Это когда мы, правительство, можем расходовать средства по своему усмотрению… Веселиться, веселиться — все прочее протухшая политика!.. Знаете, мистер Сэлмон, у нас на острове некогда жило племя такуа. Они поклонялись солнцу. У них были сплошные табу. Они жили вяло, ни с кем не враждовали и однажды перестали плодиться!
— Именно, именно, — улыбался Сэлмон, — человека не нужно обременять больше, чем требует простая радость жизни! Секс и алкоголь — величайшие изобретения человечества!.. Может быть, еще сортир, кино и газета.
Атанга смахивал слезы восторга.
— Мужчина должен быть мужчиной, все остальное чепуха!
— О, вы, полковник, настоящий породистый хряк!
— Нет, теперь не то, теперь уже совсем не то…
— Уверяю вас, когда вы замените адмирала…
— Что это значит? — перебил их Такибае. — Я вовсе не собираюсь, господа, подавать в отставку!
В голосе его, однако, было более каприза, чем возмущения.
— Право, никто не собирается этого требовать, — сказал Сэлмон, — но вы политик, вы знаете, когда приходит срок, с горизонта скатывается даже солнце. Мы не должны доводить дела до новой Гренады…
— Тост за его превосходительство, — вскричал Атанга. — За то, чтобы он никогда не сошел с палубы миноносца!..
Тост был залит вином. Атанга и Сэлмон разом поднялись и в обнимку ушли, говоря, что через пару часов непременно пожалуют на вечеринку.
— Это не вечеринка, — пробормотал Такибае, когда мы остались вдвоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109