Негр увлекся игрой, горячился, проигрывал и удвоивал ставки, и когда пробило восемь склянок (12 часов), Чезаре имел на Саме сто долларов.
— Ну, теперь пойдем другую игру играть! — проговорил Чезаре и тихо прибавил: — Остер ли нож у тебя? Возьми лучше мой!
И Чезаре подал негру хорошо отточенный нож.
— А ты с чем, Чезаре?
— Вот с этой игрушкой! — ответил с жестокой усмешкой испанец, вынимая из кармана штанов другой нож, длиннее и уже того, который дал Саму.
— Хорошенькая игрушка! — почтительно прошептал негр.
— Особенно если после удара повернуть ее в чужом сердце! — сказал Чезаре, опуская игрушку в карман. — Ну, идем!
3
Капитан Блэк спал тем тревожным сном, каким нередко спят моряки в море, особенно когда есть какая-нибудь опасность для судна. А для «Диноры» опасностей было немало, и они казались еще страшнее ввиду близости порта назначения.
Вероятно, капитану «Диноры» снились американские военные крейсеры, потому что по временам он вскрикивал, ругался и командовал к поворотам. Однако он не проснулся, когда в первом часу ночи раздался тихий и осторожный стук в двери его каюты. Зато Тигр, лежавший у порога, поднял уши и тихо заворчал.
Стук повторился, а капитан Блэк громко храпел на диване в своем желтом халате.
Тогда собака поднялась, подошла к дивану и осторожно коснулась лапой ноги своего хозяина.
Блэк мгновенно проснулся и, нащупывая в кармане револьвер, вскочил с дивана.
В двери постучали снова три раза.
Капитан, оторванный от сна, был раздражен. «Чего этому мерзавцу надо?» — подумал он и, прежде чем отворить двери, отдернул занавеску с одного окна, выходившего на палубу, и прислушался. На бриге все, казалось, было благополучно. Царила тишина. Только раздавались шаги Гаука над каютой.
Блэк задернул занавеску и, подойдя к двери, повернул ключ и тихо сказал:
— Входи, Сам!
И с этими словами быстро отскочил к дивану и, обращаясь к Тигру, прошептал:
— Смотри хорошенько, Тигр!
Негр вошел и, поклонившись, стал у дверей, испуганный и растерянный.
Тигр продолжал глухо ворчать.
— Запри двери, скотина, и говори, зачем пришел!
Едва капитан произнес эти слова, как из-за громадной фигуры негра нырнула маленькая, приземистая фигура Чезаре с ножом в руке и бросилась на Блэка.
Блэк едва успел отскочить в сторону и, не теряя хладнокровия, выстрелил в испанца.
Тот с проклятием упал, пораженный в голову.
Сам между тем старался избавиться от Тигра, который вцепился зубами в ногу негра и не пускал его.
— Простите, капитан! Это Чезаре… заставил меня… Он уговорил…
— Я тебя прощу! — промолвил капитан.
И с этими словами в упор выстрелил в негра. Сам, шатаясь, опустился на пол.
Тогда капитан отворил двери и крикнул:
— Эй! На вахте! Выбросить этих двух мерзавцев за борт!
— Я… жив… я не хочу за борт! — прохрипел Чезаре.
— И я… жив… я поправлюсь… Пощадите, капитан! — простонал негр.
Боцман и два матроса стояли в нерешительности.
— Боцман! Слышали приказание? — холодно проговорил Блэк. — Или вам жаль этих двух негодяев, которые хотели убить меня и не сумели?
Боцман и матрос подняли Чезаре. Он уже был мертв.
Через минуту труп его был за бортом.
Сам продолжал молить не бросать его в воду. Он лучше умрет на бриге, где-нибудь в трюме… Он никому не будет мешать…
— Берите этого предателя и в море его!..
— О капитан… сжальтесь… Ради миссис Диноры сжальтесь! — вдруг сказал негр.
— Бросить его в трюм! Пусть околевает на бриге! — вдруг переменил решение Блэк, услышав имя невесты.
Негра унесли в трюм.
Блэк поднялся на ют и несколько минут ходил взад и вперед, не роняя слова. По временам он всматривался в мрак ночи и взглядывал на белевшуюся за кормой ленту воды. Бриг шел хорошо при свежем ветре.
«Завтра придем!» — подумал Блэк.
И в голове Блэка роились радостные мысли о благополучном окончании плавания и о хорошем дельце, которое даст ему немало денег. И тогда он уедет немедленно в Сан-Франциско… И там он снова увидит свою невесту…
«Знал, чем тронуть меня!» — пронеслось в голове у капитана, когда он вспомнил о негре.
И, вспомнивши о нем, он сказал Гауку:
— Мне очень жаль, что я не прикончил сразу Сама. Это животное стоило того.
— Я думаю, капитан, все это дело — штука Чезаре.
— Разумеется. Он захотел меня отправить на тот свет. А затем отправил бы вас и Чайка…
— Без сомнения! — ответил штурман.
— Но только Чезаре плохо рассчитал. Все дело в хорошем расчете, не правда ли? Завтра будем, Гаук, в Нью-Орлеане и убедимся, хорошо ли я рассчитал! Крейсеров что-то не видно…
— До завтра еще часть ночи, капитан.
— И штормы здесь разыгрываются быстро. Вы это хотите сказать, Гаук?
— Именно. И «Динора» перегружена, капитан.
— Верно. Но зато и ваши карманы, Гаук, я перегружу долларами… Только бы завтра скорей наступило!
— И не было неожиданностей, капитан.
В эту минуту на ют поднялся боцман и доложил:
— Молодец в трюме, капитан.
— Жив?
— Живехонек. Зубы скалит от радости. Рана оказалась у плеча…
Когда боцман ушел, капитан сказал Гауку:
— Ужасно трусливое животное этот Сам и ужасно любит жить.
— У него жена и дети в Потомаке, и он их любит, капитан.
— Любит? Разве он может любить?
Блэк помолчал и после паузы проговорил:
— Я думаю, можно перевязать рану этому скоту…
— Не мешает, капитан. Я аболюционист.
— И дать, пожалуй, по этому случаю подушку?
— С подушкой удобнее спать, капитан.
— Так велите перевязать ему рану и дать подушку.
— И, быть может, одеяло, капитан?
— Это ваше дело, Гаук.
— Так я все это сам сделаю, если вы постоите вместо меня наверху.
— Идите, Гаук… И знаете ли что?
— Что, капитан?
— Покажите, что вы не только добрый человек, но и хороший хирург! — с необычной ласковостью в тоне голоса промолвил капитан.
— Человека-то я немножко пропил! — шутливо ответил Гаук и спустился вниз, чтобы перевязать негра и устроить его получше в трюме.
Его зачерствелое сердце еще доступно было состраданию.
Потрясенный всем только что виденным, стоял наш беглый матросик Чайкин на руле и думал о том близком дне, когда он оставит «Динору». Что будет он делать потом, Чайкин еще не решил, но, во всяком случае, он постарается найти себе другую работу вместо матросской службы. Очень уж страшно было ему снова попасть в такую же компанию товарищей, в какой он очутился благодаря еврею в Сан-Франциско. И он снова вспомнил с благодарностью о доброй Ревекке.
Без нее закабалили бы его на три года и дали бы пять долларов жалованья, а теперь он вольная птица и у него уже скоплено сто долларов жалованья благодаря тому, что ему дали прибавку: вместо десяти — двадцать пять. Есть, значит, запас на черный день, и можно будет выбрать работу по душе. А душе его ближе всего была земля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103