ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Дунаев, кажется?
— Точно так, ваше превосходительство. Очень нравится!..
— А по какой причине ты оставил судно?
— Претензию подавал адмиралу на капитана «Люрика», ваше превосходительство.
Адмирал не сомневался, что Дунаев говорит правду: командир «Рюрика» даже и в те отдаленные времена считался жестоким командиром и был уволен от службы.
— И не скучаешь по России?
— Прежде скучал, а теперь мало скучаю, ваше превосходительство.
— Совсем американцем стал! — улыбаясь, проговорил адмирал, оглядывая с ног до головы Дунаева, и направился к креслу, где сидел похудалый, побледневший и испуганный Чайкин.
Когда адмирал подошел к Чайкину, тот стоял у кресла.
— Здравствуй, Чайкин!
— Здравия желаю, ваше превосходительство! — отвечал тихим, утомленным голосом Чайкин.
От стояния на ногах он чувствовал, что у него кружится голова.
— Садись, садись скорей! Тебе нельзя стоять! — участливо проговорил адмирал, увидавший побледневшее лицо Чайкина.
— Трудно еще, ваше превосходительство… Первый раз встал с постели.
И словно бы виновато улыбаясь, что не может стоять перед адмиралом, Чайкин опустился в кресло. Адмирал сел в другое.
— Я давно собирался навестить тебя, да боялся потревожить! — проговорил он.
— Чувствительно благодарен, ваше превосходительство.
— А я пришел к тебе, чтобы сказать, как я рад был узнать о подвиге русского матроса.
Чайкин застенчиво молчал.
— Но мне, признаюсь, очень жаль было узнать, что ты русский человек и принужден оставаться на чужбине… Я знаю, что тебя вынудило остаться здесь… Страх перед наказанием? Да?
— Точно так, ваше превосходительство… Я опоздал на шлюпку и боялся, что меня накажут… и остался…
— Слушай, Чайкин, что я тебе скажу. Ты, конечно, волен остаться здесь, и никто тебя не может отсюда вытребовать… Но если ты хочешь вернуться, даю тебе слово, что ты никакому наказанию не подвергнешься. Я буду за тебя просить начальство. Оно уважит мою просьбу.
— Премного благодарен на добром слове, ваше превосходительство! — с чувством произнес Чайкин.
— И знай, что милостью нашего государя телесные наказания отменены… На клипере новое начальство, и того, что было прежде, не будет… Тебя сделают унтер-офицером.
Чайкин молчал.
— Так хочешь вернуться? Даю тебе слово, что тебе ничего не будет! — еще раз ласково повторил адмирал, объяснявший молчание матроса недоверием к его словам.
— Никак нет, ваше превосходительство! — тихо, но твердо ответил Чайкин.
— И ты не боишься, Чайкин, что стоскуешься на чужбине?
— И теперь иной раз тоска берет, ваше превосходительство.
— Что ж ты думаешь здесь делать? Опять матросом будешь, как был, на купеческом бриге?
— Никак нет, ваше превосходительство, — при земле буду. Как поправлюсь, поеду работником на ферму. У меня уж и место есть.
— Ну, дай бог тебе успеха, Чайкин… Будь счастлив! — сказал адмирал, поднимаясь.
— Счастливо оставаться, ваше превосходительство!
— Не нужно ли тебе чего?..
— Покорно благодарю. Ничего не нужно, ваше превосходительство!
— Может, деньги нужны… Ты скажи. Я ведь русский, а не американец!
— Дай вам бог за ласковое слово, ваше превосходительство, что не погнушались зайти к беглому матросу! — взволнованно проговорил Чайкин. — Но только не извольте беспокоиться: я ни в чем не нуждаюсь, у меня и деньги есть.
— Прощай, братец… Кирюшкин тебя навещает?
— Навещает, ваше превосходительство!
Адмирал ласково кивнул головой и вышел из комнаты. Сейчас же явился Дунаев.
— Ну, что он с тобой говорил?
— По-хорошему говорил, словно и не адмирал. Прост. И так он ласково обошелся, что у меня и страх прошел… И я ему все обсказал без всякой опаски… С ним не страшно говорить.
— Добер. Сразу видно! — подтвердил и Дунаев.
— Кабы таких адмиралов да побольше было! — промолвил Чайкин.
— Зачем же он к тебе приходил?
— Проведать приходил… А еще звал на клипер. Обнадеживал, что ничего мне не будет. Унтерцером сулил сделать… Да я не согласился…
— А он осерчал? уговаривал?
— И не осерчал и не уговаривал. «Живи, говорит, счастливо!»
Чайкин примолк и задумался.
— Да, брат Дунаев, если бы побольше таких начальников, то и нашему брату легче было бы жить! — наконец промолвил он.
— Редки только такие. С таким легко, а как заместо его да другой поступит, других понятиев, — еще тяжелей станет жить флотскому человеку… То ли дело здесь…
— Зато здесь бедному плохо… Богачи утесняют… Везде, братец ты мой, какая-нибудь неправда да живет!..

ГЛАВА VII
1
— О господин Чайк!.. Не подумайте обо мне дурно, господин Чайк, ежели я до сих пор не заходил к вам, не скажите: «Какая неблагодарная скотина Абрамсон!.. Какая свинья Абрамсон!..» О, если б вы знали, отчего я до сих пор не приходил к вам…
И Абрамсон, в обтрепанном платье, похожем на лохмотья, ставший, казалось, совсем немощным стариком, бледный, осунувшийся, с лицом, полным скорби и отчаяния, крепко пожал своими костлявыми пальцами руку Чайкина и, беспомощно опустившись на кресло, примолк.
Чайкин в первую минуту подумал, что Абрамсон потерпел полную неудачу со своей ваксой, и, желая подбодрить его, проговорил:
— Нечего падать духом, господин Абрамсон. Бог даст, дела поправятся… Ежели вакса не пошла…
— Какая вакса, господин Чайк?!. О, если б вакса!..
— Что же такое?..
— Ривка… Я только вчера мою Ривку закопал в землю… Дитю свою единственную, Чайк!
И старик опустил голову и вытирал слезы своей грязной рукой.
— И вольный воздух не помог, — заговорил он через минуту, едва сдерживая рыдания, — и доктор не помог… Каждый день ездил… по три доллара платил ему из тех денег, что вы дали на ваксу… лекарство прописывал, а не спас Ривку… «Ежели бы, говорит, раньше схватили… А то, говорит, у нее запущенная болезнь… повреждение легких…» Я в ноги ему кланялся, просил спасти Ривку, по пять долларов обещал давать, — он не согласился. «Я, говорит, не бог…» А она-то, дитю мое, все думала, что поправится… Меня успокаивала. «Не плачьте, говорит, папенька… Я здорова буду…» И все вас, Чайк, вспоминала… жалела вас, что вы за свое геройство пострадали… Газеты читала, где о вас было писано… «Вот, говорит, какой он»… И все собиралась идти к вам… Все надеялась… А сама что ни день, то худела и ровно свечка таяла… И я около нее безотлучно находился… Баловал ее на ваши деньги… И как она радовалась, что я больше не приводил матросов с тех пор, как вы помогли, Чайк… Как вас благодарила!.. «Вот, говорит, поправлюсь, беспременно сама поблагодарю»… И все требовала газеты о вас читать… Сама уж не могла… Вовсе ослабела. И какая она умница была, если б вы знали!.. И какое чувствительное у нее было сердце! И как наказал меня бог, Чайк, о, как наказал за мои грехи, за то, что я дурным гешефтом занимался… Ривочка часто плакала об этом… И тогда, когда я привел вас, Чайк, и велел приготовить вам нехороший пунш, она не согласилась, и жена не согласилась… И Ривка грозилась, что уйдет от меня, если с вами, Чайк, я нехорошо поступлю…
Чайкин сочувственно слушал горестные излияния старого еврея и жалел его и хотел как-нибудь смягчить его горе, но понимал, что это невозможно, что никакими словами не поможешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103