– Я служила своему господину и помогала ему красть медведей. Но не переставала чувствовать, что работаю убийцей. И тут пришел этот великий чародей и спас меня. – Девушка придвинулась поближе к Каспару, преданно глядя ему в лицо. – Он забрал меня с собою, и теперь он – мой господин.
Сердце Каспара разрывалось от боли за нее. Горовики тоже сочувствовали Урсуле – они роняли слезы, тяжело вздыхали и бормотали, что никогда еще не слышали такой хорошей истории. Никогда, никогда… Под это бормотание горовики один за другим начали отходить ко сну.
Пленники сидели, тревожно глядя на серокожие создания, спавшие в неестественных позах, cjiobho большие уродливые куклы. Каменные великаны вошли в воду и теперь созерцали своих малорослых собратьев, вполголоса приговаривая, какие они хорошенькие, когда спят – других таких очаровательных малышей никогда на свете не было, и разве же это не умилительная картина? Великаны-горовики растроганно вздыхали и хлопали друг друга по плечам, донельзя довольные собой.
Каспар, зверски голодный и промерзший до костей, пребывал в полном замешательстве. Он сидел между Трогом и Папоротником, пытаясь согреться, и переводил подозрительный взгляд с Нейта на горовиков.
– Почему бы вам тоже не рассказать свою историю? – наконец вопросил он причитающих великанов.
Серый горовик, казавшийся вылепленным из какой-то рыхлой породы, поразился вопросу.
– Свою историю? Нам? Но тут нечего рассказывать! Мы просто есть. Мы всегда были в этих пещерах, с самого начала сотворения гор. Мы знаем только то, что рассказывает вода.
– Ох!
Каспар, решив, что это очень примечательно, сунул руку в озеро. На ощупь это была обычная холодная вода, но юноша не решался ее отпить из-за множества трупов, сокрытых в глубине.
Один из маленьких горовиков нахмурился.
– Хочешь сказать, что ничего в этом не понимаешь? Великан засопел, словно извиняясь за Каспара.
– У них такая краткая жизнь! Им просто не хватает времени познать основы мира, некогда обрести истинное понимание.
Несколько спавших горовиков пробудились и смотрели на Каспара с таким любопытством, что он ощутил себя едва ли не уродцем. Один из них подался вперед, опустил руку в воду и крепко стиснул пальцы Каспара. Взгляд серых глаз горовика изменился, став внимательным и в то же время отсутствующим. Тот словно вглядывался во что-то очень далекое.
– Я вижу темницу в Фароне. Король говорит с твоим отцом, но не верит ему.
Сердце Каспара едва не остановилось. Неожиданно вместо своего собственного отражения он увидел в воде колеблющийся образ отца и матери, лицо Керидвэн искажено тревогой и болью. Бранвульф выглядел слабым и больным. Вокруг них была какая-то темная пещера, стены сочились влагой. На запястьях родителей виднелись кандалы.
Каспар с трудом сглотнул. Образ задрожал и исчез, сменившись картинкой всадника в черном капюшоне, скачущего на могучем коне. Человек медленно обернулся и взглянул на Каспара, но лицо его скрывала тень, и юноша различил только губы. Рот всадника раскрывался все шире и шире, делаясь черной дырой, в этой черноте промелькнули бегущие черномордые волки, и Каспар почувствовал, что они ищут его.
Волчонок неожиданно положил ему сзади лапу на плечо и огласил пещеру долгим заунывным воем. Человек в черном капюшоне настороженно дернулся, как будто услышал что-то; картинка заколебалась, распалась на части и утонула в глубине воды.
– Они ищут тебя, – раздался голос горовика. – Бойся ночи! Бойся засыпать! Тогда они могут прийти!
Каспар отшатнулся от воды и сел рядом с Нейтом, который держал в объятиях свою сестру и покачивал ее на руках, поглядывая на горовиков словно на демонов.
– Они могут продержать нас здесь сколько угодно. У нас есть хоть какая-нибудь еда?
Каспар хотя и не забыл, что этот парень – овиссиец, нанятый красть торра-альтанских медведей, все же поднялся на ноги и отправился пошарить в седельных сумках Огнебоя. Воспоминание о своих запасах принесло ему большое облегчение.
– Здесь должно быть полно медовых лепешек нашей кухарки! Мягкий сыр, несколько хлебов… Хлеб мы почти весь съели, но должно остаться немного мяса.
Каспар знал, как странствия на свежем воздухе дразнят аппетит, и поэтому взял с собой так много еды, как только смог. Сумка, некогда туго набитая, теперь казалась подозрительно легкой; и неудивительно – в ней обнаружилась всего-то корочка хлеба, кусок сушеного мяса и огрызок сыра. А от лепешек не осталось и следа. Юноша яростно повернулся к лёсику.
– Это ты?..
Теперь Каспар понял, почему Папоротник так долго сидел молча: земля вокруг него была усыпана крошками.
– Я проголодался, – независимо ответил тот. – Мужчине нужно есть!
– Но ты сожрал весь хлеб и лепешки! – простонал Каспар, и все обернулись к нему.
Еще одна ужасная мысль пришла ему в голову, и юноша схватился за вторую сумку. И верно – она тоже оказалась пуста!
– Ты слопал даже зерно Огнебоя! Как ты мог?..
– Конь может есть траву. Зачем ему зерно? А на меня ты всегда косился, когда я жевал траву…
Каспар стиснул зубы, зажмурился и заставил себя мысленно досчитать до десяти, прежде чем снова заговорить:
– Если я еду на коне день напролет, у него нет времени, чтобы пастись. И тогда ему нужно зерно. Как ты мог такое сделать?..
Щеки Папоротника подозрительно надулись, и юноша понял, что лёсик успел еще чем-то набить рот. Он протянул руку к Папоротнику, и тот торопливо вытащил из кармана последнюю лепешку и целиком отправил в рот – раньше, чем Каспар успел ее отобрать.
Каспар не находил слов.
– Тебе очень повезло, что здесь нет Халя. Он бы… разобрался с тобой по-своему.
Лёсик сглотнул, даже толком не разжевав, и облизал губы. Глаза у него были как два больших черных блюдца.
– Этих припасов бы хватило на два дня, – продолжал Каспар. – А теперь что нам делать? Как ты считаешь, долго ли нас тут продержат? – Юноша махнул рукой на неподвижных, ровно дышавших горовиков. В колеблющейся воде всплывали и снова тонули белые скелеты животных. – Мы можем тут засесть навсегда! А ты оставил нас без крошки съестного.
– Но здесь полно еды! – оправдывался Папоротник. – Я бы ни за что не съел все припасы, если бы ты из-за этого мог голодать. Смотри, тут повсюду мох на камнях…
– Папоротник, люди не едят мох.
– Правда? – Лёсик казался искренне изумленным. – А я думал, лепешки тебе просто больше нравятся… Они ведь такие медовые, – почти заговорщицки добавил он. – Кроме того, не пойму, чего ты кипятишься. Ведь осталась эта… сушеная и копченая плоть. Ну, которую ты больше всего любишь.
Каспар сдался с тяжелым вздохом и принялся исследовать огрызок сыра и сушеное мясо. Не оставляя надежды, что судьба вскорости пошлет им какой-нибудь еще еды, он достал нож и поделил остатки припасов на равные части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149