Вот сейчас, сейчас!..
Ювелир бережно положил коробочку с изделием номер тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать на место и не спеша вытащил из глаза лупу.
— Ну что я могу сказать?..
Да говори уж скорей, не тяни!
— Это — бриллианты...
Какие такие бриллианты?
— Настоящие. Не стразы. Четыре «камня» где-то по десять каратов и один, тот, что в центре, — около пятнадцати. Можете не сомневаться, у меня глаз наметан!
— А оправа?!
— Оправа тоже, смею вас уверить, не крашеная латунь...
Все переглянулись. Красноречиво.
Изделие номер тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать было там, где ему надлежало быть, — в Гохране!
Что было совершенно непонятно. Потому что несколько дней назад оно было не здесь, а было совсем в другом месте. На шее у дочери одного высокопоставленного чиновника.
Выходит... Выходит, те восемь экспертов ошиблись?
Или ошиблись не те восемь, а этот один эксперт?
Или все гораздо проще — преступники, поняв, что за ними ведется слежка, успели за это время вернуть изделие номер тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать в хранилище, где его благополучно обнаружили ревизоры?..
— Может, вы желаете посмотреть еще изделие номер тридцать шесть тысяч пятьсот восемнадцать? — любезно предложили хранители национальных реликвий.
— Нет, спасибо, мы очень спешим, — раскланялись совершенно расстроенные, потому что никого не схватившие за руку и не отправившие в тюрьму, ревизоры...
А дальше, как и положено, последовали коверные разносы.
... — И как такое может быть?! — грозно спросило хлопотавшее о ревизии перед Инстанциями Самое Высокое Начальство.
С просто Высокого.
— Как может быть?! — рявкнуло Высокое Начальство.
На — Среднее.
— Как может?!! — трахнуло кулаком по столу Среднее.
На — Более Мелкое.
— Как?!! — сорвалось на нецензурную брань и такие же угрозы Более Мелкое.
На — Совсем Мелкое.
— ???!!!
— Никак! — развел руками Мишка Шутов в образе Мишеля-Герхарда-фон-Штольца. — Никак не может быть!
— Почему не может?!
— Потому!
— Почему — потому?!
— Потому что я видел колье не далее как вчера вечером!
А где он, интересно знать, мог видеть его вчера вечером?
Где-где — там!
А как он там, позвольте спросить, оказался? И что, оказавшись там, делал?
Впрочем, что делал — догадаться не трудно. Трудно представить, что он, в нарушение приказа, вернулся туда, куда ни под каким видом возвращаться не должен был! И можно ли ему после этого верить? Например, верить, что он там что-то видел?
— Да видел, видел — вот этими самыми глазами, — ткнул себе пальцами в глаза Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Оно лежало в коробочке, в тумбочке, в спальне...
— А это может кто-нибудь подтвердить?
— Может.
— Кто?
— Она!
— Она — не в счет. Она — соучастница...
— Вы что, не доверяете мне? — обеспокоился Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Я даю вам честное благородное слово, что видел это колье! Слово джентльмена! Слово фон-Штольца!..
Чего?! Какого, к черту, Штольца?.. Он, похоже, так вжился в свой образ, что забыл, кто он такой есть на самом деле! Или просто крутит?..
И нельзя ли в связи с этим предположить, что их, вернее — его, все это время просто водили за нос. И что это не он выбрал объект, а ему его подсунули. Вернее — ее. Точнее — подложили.
Почему бы нет?!
Или предположить еще худшее, предположить, что он вступил в сговор с преступниками?..
А мотивы?
Есть мотивы. Корыстные. Например — любовь! Его — к ней!
Потому что, вынужден напомнить, он, в нарушение всех существующих правил и приказа, был там, где ни под каким видом не должен был быть! Он был — у нее! Что заставляет задуматься!
А?..
Так-то вот!..
Глава 20
Мишель-Герхард-фон-Штольц стоял в очень неудобной позе. На коленях. На полу.
Фон-Штольцы никогда не стоят на коленях, даже если их ставить на них силой. Хоть — вчетвером. Пусть даже дело идет об их жизни и смерти.
Если они и стоят на коленях, то только по своей воле и только перед дамой!
Мишель-Герхард-фон-Штольц стоял на коленях перед дамой. Перед своей дамой. Он стоял на коленях, уронив свою голову ей на живот, и умоляюще говорил:
— Пойми, это дело чести! И даже больше — моей репутации. Если я не докажу свою правоту, то меня сочтут лжецом и я вынужден буду пустить себе пулю в лоб. Или в сердце. Надеюсь, ты понимаешь меня?
— Я — понимаю, — хлюпала носом решительно ничего не понимающая дама.
— Ты поможешь мне?
— Да!
— Тогда скажи, только честно, то, твое любимое колье, в котором ты была в первый день нашей встречи и потом тоже, оно у тебя?
— Какое колье, ну при чем здесь колье?! — всплеснула руками дама, которая не понимала, что может связывать ее колье и пулю в лоб любимого!
Да, непростой вопрос, на который нужно как-то отвечать. Желательно полуправду, чтобы врунишку сложнее было уличить во лжи.
— При том!.. При том, что меня обвинили в желании похитить его!
— Тебя?!
— Меня!
— Кто?
— Какое это имеет значение! Скажи лишь — оно сейчас у тебя? Да? Или... нет?..
— Да.
Ага, значит — да!..
— Тогда еще один, который может показаться тебе странным, вопрос. Откуда у тебя это колье?
— Папа купил.
— Где?
— Не знаю.
— Но, может быть, остался какой-нибудь чек, гарантийный талон или упаковка?
— Нет.
Верно — какой талон? Если это ТО САМОЕ колье, то все гарантии на него истекли на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков.
— И, наконец, последняя просьба. Только прошу — не отказывай мне сразу. Не могла бы ты дать мне его ненадолго — буквально на пару дней! Ведь ты мне доверяешь?
— Доверяю!
— Дашь?
— Нет.
— Почему?
— Не могу. Сейчас — не могу. Папа запретил выносить его из дома!
— Почему?
— Не знаю. Он сказал, что это очень ценное украшение и меня могут ограбить. Если не найдет его, он будет очень меня ругать. Очень-очень!
Настоящий джентльмен должен ставить интересы дамы выше своих. Даже если даме угрожает семейная ссора, а джентльмену выстрел в сердце.
— Тогда — все, прости, что докучаю тебе своей болтовней. Но все же ответь: а если ты выполнишь просьбу папы, если ничего не будешь выносить из дома, но если грабитель, к примеру, заберется сюда, то тебя все равно будут ругать?
— Не знаю... Тогда, наверное, нет. Но это все равно невозможно, к нам никто не сможет залезть — ты же знаешь, у нас в подъезде и здесь в квартире тоже охрана!
Да, верно, ведь ее папа не простой папа, а очень высокопоставленный папа. Поэтому в ее подъезде, в специальной комнате, дежурят два вооруженных охранника. И еще один — на этаже. Никакие грабители сюда ни за что не сунутся. А если сунутся — то будут тут же схвачены!
— Скажи, ты придешь? — с надеждой спросила его дама.
— Приду! — твердо пообещал он, хотя прекрасно знал, какие последствия для него это может иметь.
— Сегодня?! — обрадовалась его любимая.
— Нет, сегодня — вряд ли, — грустя, ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Ювелир бережно положил коробочку с изделием номер тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать на место и не спеша вытащил из глаза лупу.
— Ну что я могу сказать?..
Да говори уж скорей, не тяни!
— Это — бриллианты...
Какие такие бриллианты?
— Настоящие. Не стразы. Четыре «камня» где-то по десять каратов и один, тот, что в центре, — около пятнадцати. Можете не сомневаться, у меня глаз наметан!
— А оправа?!
— Оправа тоже, смею вас уверить, не крашеная латунь...
Все переглянулись. Красноречиво.
Изделие номер тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать было там, где ему надлежало быть, — в Гохране!
Что было совершенно непонятно. Потому что несколько дней назад оно было не здесь, а было совсем в другом месте. На шее у дочери одного высокопоставленного чиновника.
Выходит... Выходит, те восемь экспертов ошиблись?
Или ошиблись не те восемь, а этот один эксперт?
Или все гораздо проще — преступники, поняв, что за ними ведется слежка, успели за это время вернуть изделие номер тридцать шесть тысяч пятьсот семнадцать в хранилище, где его благополучно обнаружили ревизоры?..
— Может, вы желаете посмотреть еще изделие номер тридцать шесть тысяч пятьсот восемнадцать? — любезно предложили хранители национальных реликвий.
— Нет, спасибо, мы очень спешим, — раскланялись совершенно расстроенные, потому что никого не схватившие за руку и не отправившие в тюрьму, ревизоры...
А дальше, как и положено, последовали коверные разносы.
... — И как такое может быть?! — грозно спросило хлопотавшее о ревизии перед Инстанциями Самое Высокое Начальство.
С просто Высокого.
— Как может быть?! — рявкнуло Высокое Начальство.
На — Среднее.
— Как может?!! — трахнуло кулаком по столу Среднее.
На — Более Мелкое.
— Как?!! — сорвалось на нецензурную брань и такие же угрозы Более Мелкое.
На — Совсем Мелкое.
— ???!!!
— Никак! — развел руками Мишка Шутов в образе Мишеля-Герхарда-фон-Штольца. — Никак не может быть!
— Почему не может?!
— Потому!
— Почему — потому?!
— Потому что я видел колье не далее как вчера вечером!
А где он, интересно знать, мог видеть его вчера вечером?
Где-где — там!
А как он там, позвольте спросить, оказался? И что, оказавшись там, делал?
Впрочем, что делал — догадаться не трудно. Трудно представить, что он, в нарушение приказа, вернулся туда, куда ни под каким видом возвращаться не должен был! И можно ли ему после этого верить? Например, верить, что он там что-то видел?
— Да видел, видел — вот этими самыми глазами, — ткнул себе пальцами в глаза Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Оно лежало в коробочке, в тумбочке, в спальне...
— А это может кто-нибудь подтвердить?
— Может.
— Кто?
— Она!
— Она — не в счет. Она — соучастница...
— Вы что, не доверяете мне? — обеспокоился Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Я даю вам честное благородное слово, что видел это колье! Слово джентльмена! Слово фон-Штольца!..
Чего?! Какого, к черту, Штольца?.. Он, похоже, так вжился в свой образ, что забыл, кто он такой есть на самом деле! Или просто крутит?..
И нельзя ли в связи с этим предположить, что их, вернее — его, все это время просто водили за нос. И что это не он выбрал объект, а ему его подсунули. Вернее — ее. Точнее — подложили.
Почему бы нет?!
Или предположить еще худшее, предположить, что он вступил в сговор с преступниками?..
А мотивы?
Есть мотивы. Корыстные. Например — любовь! Его — к ней!
Потому что, вынужден напомнить, он, в нарушение всех существующих правил и приказа, был там, где ни под каким видом не должен был быть! Он был — у нее! Что заставляет задуматься!
А?..
Так-то вот!..
Глава 20
Мишель-Герхард-фон-Штольц стоял в очень неудобной позе. На коленях. На полу.
Фон-Штольцы никогда не стоят на коленях, даже если их ставить на них силой. Хоть — вчетвером. Пусть даже дело идет об их жизни и смерти.
Если они и стоят на коленях, то только по своей воле и только перед дамой!
Мишель-Герхард-фон-Штольц стоял на коленях перед дамой. Перед своей дамой. Он стоял на коленях, уронив свою голову ей на живот, и умоляюще говорил:
— Пойми, это дело чести! И даже больше — моей репутации. Если я не докажу свою правоту, то меня сочтут лжецом и я вынужден буду пустить себе пулю в лоб. Или в сердце. Надеюсь, ты понимаешь меня?
— Я — понимаю, — хлюпала носом решительно ничего не понимающая дама.
— Ты поможешь мне?
— Да!
— Тогда скажи, только честно, то, твое любимое колье, в котором ты была в первый день нашей встречи и потом тоже, оно у тебя?
— Какое колье, ну при чем здесь колье?! — всплеснула руками дама, которая не понимала, что может связывать ее колье и пулю в лоб любимого!
Да, непростой вопрос, на который нужно как-то отвечать. Желательно полуправду, чтобы врунишку сложнее было уличить во лжи.
— При том!.. При том, что меня обвинили в желании похитить его!
— Тебя?!
— Меня!
— Кто?
— Какое это имеет значение! Скажи лишь — оно сейчас у тебя? Да? Или... нет?..
— Да.
Ага, значит — да!..
— Тогда еще один, который может показаться тебе странным, вопрос. Откуда у тебя это колье?
— Папа купил.
— Где?
— Не знаю.
— Но, может быть, остался какой-нибудь чек, гарантийный талон или упаковка?
— Нет.
Верно — какой талон? Если это ТО САМОЕ колье, то все гарантии на него истекли на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков.
— И, наконец, последняя просьба. Только прошу — не отказывай мне сразу. Не могла бы ты дать мне его ненадолго — буквально на пару дней! Ведь ты мне доверяешь?
— Доверяю!
— Дашь?
— Нет.
— Почему?
— Не могу. Сейчас — не могу. Папа запретил выносить его из дома!
— Почему?
— Не знаю. Он сказал, что это очень ценное украшение и меня могут ограбить. Если не найдет его, он будет очень меня ругать. Очень-очень!
Настоящий джентльмен должен ставить интересы дамы выше своих. Даже если даме угрожает семейная ссора, а джентльмену выстрел в сердце.
— Тогда — все, прости, что докучаю тебе своей болтовней. Но все же ответь: а если ты выполнишь просьбу папы, если ничего не будешь выносить из дома, но если грабитель, к примеру, заберется сюда, то тебя все равно будут ругать?
— Не знаю... Тогда, наверное, нет. Но это все равно невозможно, к нам никто не сможет залезть — ты же знаешь, у нас в подъезде и здесь в квартире тоже охрана!
Да, верно, ведь ее папа не простой папа, а очень высокопоставленный папа. Поэтому в ее подъезде, в специальной комнате, дежурят два вооруженных охранника. И еще один — на этаже. Никакие грабители сюда ни за что не сунутся. А если сунутся — то будут тут же схвачены!
— Скажи, ты придешь? — с надеждой спросила его дама.
— Приду! — твердо пообещал он, хотя прекрасно знал, какие последствия для него это может иметь.
— Сегодня?! — обрадовалась его любимая.
— Нет, сегодня — вряд ли, — грустя, ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71