И лишь собравшись все вчетвером и призвав офицера, который приказывал караулу расступиться, открывали дверь в Рентерию, а после, тремя разными ключами, отмыкали сундук! Доставали, что требуется, и с превеликими предосторожностями, положив в малый сундучок, в сопровождении шести, а то и поболе солдат, несли во дворец, где передавали царю Петру. И тот брал в руки скипетр или меч или водружал на голову корону. И всегда при той государевой вещице, глаз с нее ни на мгновение не спуская, находился Густав Фирлефанц, который за нее отвечал головой, и если бы ненароком утратил, то его бы враз сволокли в пыточную канцелярию!
А после, как торжество заканчивалось, корону или меч укладывали в сундучок, закрывали на ключ и с теми же предосторожностями, под неусыпной охраной, несли обратно в Рентерию, вновь вызывая Камер-Президента, Камер-Советника и Рентмейстера, которые, каждый своим ключом, запирали большой сундук, а офицер ставил подле двери караул при ружьях и саблях, строго-настрого приказав им никого туда не пущать, а буде кто попытается пробиться силой, палить в них из ружей и насмерть колоть штыками, не глядя на их звания, будь то хоть он сам, хоть фельдмаршал!
Но таков порядок был, когда нужно было взять яблоко, корону, скипетр, ключ или меч. А если чего поплоше — к примеру, золотую табакерку или украшение для царицы или еще чего, то это мог, своею властью, сделать Густав, оставив о том запись в специальной книге и открыв ключом другой сундук в другой, куда никто, кроме него, доступа не имел, комнате. Но и тогда он должен был призвать дежурного офицера, чтобы тот скомандовал солдатам пропустить хранителя, и, находясь при нем неотступно, глядел, чего он выносит, сличая с подписанной царем бумагой!
Ну и как, казалось бы, можно при таком порядке вещей хоть что-нибудь из государевой Рентерии украсть? Никак невозможно!
А все одно — умудрились-таки злодеи!..
Глава 34
Возвращение с того света на этот было пренеприятнейшим.
Во-первых, ужасно болела голова, которой он треснулся об асфальт и которую, сверх того, пинали нанятые им хулиганы.
Во-вторых, болел живот, который тоже пинали и те же самые хулиганы.
В-третьих, болело все остальное тело. Которое тоже били, колотили и пинали и чего с ним только, злодеи, не делали!
И, наконец, в-четвертых, было почему-то ужасно неудобно. Не в смысле душевного комфорта, а в смысле физического положения в пространстве, потому что ноги его были задраны выше головы, а голова неизвестно где, в какой-то узкой щели.
И как все это прикажете понимать?
Мишель-Герхард-фон-Штольц попробовал сообразить, где он теперь находится. Напрягся, услышат какой-то шум, почувствовал, что его мотает из стороны в сторону...
Выходит, он в автомобиле! Осталось понять — в каком.
Мишель-Герхард-фон-Штольц всегда и не без основания гордился своими исключительными аналитическими способностями, которые теперь могли пригодиться как нельзя кстати.
Итак — его везут в машине...
Это очевидно!
В какой?
В карете «скорой помощи»? Нет, там бы он лежал куда удобнее, вытянувшись в полный рост на носилках, и видел бы подле себя, в отсветах мигалки, белые халаты.
Ничего такого нет. Значит, это не «скорая помощь».
Может быть, милиция?
Но почему тогда его руки свободны и почему он лежит, хоть и не в самой удобной позе, но не на металлическом полу, а на мягких диванах? И запах!.. В милицейских «воронках» так не пахнет! Там пахнет кирзой, оружейным маслом, мочой и рвотой заключенных. А здесь — духами.
Хм... И, между прочим, не какой-нибудь подделкой, а настоящими и очень приличными французскими духами!
Отсюда можно сделать вывод, что хозяйка этой машины женщина! Что, кстати, чувствуется по стилю езды — мягкому и плавному. Мужики так не ездят — мужики рвут с места, часто тормозят, разгоняются, мечутся по сторонам, перестраиваясь из ряда в ряд, перегоняют друг друга. А дамы — просто едут...
То есть можно предположить, что он находится в машине той самой дамы, которую он пытался спасти от хулиганов. И, между прочим, спас!
Что очень хорошо! Ведь его целью было познакомиться с ней, показав себя с наилучшей стороны...
Правда, вряд ли с этой... Потому что эта его сторона не самая лучшая. Лучшая — зажата в какой-то узкой щели и уткнута носом в пол.
Странно, почему здесь такая невозможная теснота? Почему он едет согнутым в три погибели, если это «Мерседес»? Там ведь очень просторный салон!..
Мишель-Герхард-фон-Штольц завозился, пытаясь выдернуть голову из щели и развернуться, Что ему кое-как удалось.
Он развернулся и ткнулся разбитой макушкой в крышу.
Ай как больно!.. И тесно!.. И как голова болит!..
Но тут он вспомнил, что настоящий джентльмен, особенно имеющий целью покорить даму, не должен обращать внимание на такие мелочи, как разбитая вдребезги голова.
— Разрешите представиться... Мишель-Герхард-фон-Штольц, — гордо сказал он.
Но тут увидел свое отражение в зеркале заднего вида.
Ой-ой!
Это лицо совершенно не шло Мишелю-Герхарду-фон-Штольцу, больше походя на рожу Мишки Шутова после недельной запойной гулянки и драки стенка на стенку, «наших с городскими». Оно было бесформенным, опухшим, мятым, в синяках, шишках и кровоподтеках.
Как с таким можно покорять дам, хоть даже телятниц подшефного совхоза — было решительно непонятно!
Машина резко вильнула.
— Ой! — радостно ойкнул совершенно очаровательный женский голосок. — Как хорошо, что вы очнулись!
За рулем точно сидела дама. Как по заказу — неземной красоты, натуральная, не крашеная блондинка.
Но, черт побери!.. Совсем другая блондинка!..
И машина была явно не «мерседесовского» класса — была маленькая, с низким потолком, с рубленой топором приборной панелью. В общем — была отечественного кроя «Жигулями». Лишь бы только не «шестеркой»!..
Так ведь нет — точно «шестеркой»!
«Чудак ты... на известную букву алфавита! — в сердцах сказал быстро все понявший Мишка Шутов. — Это ж надо — мадам перепутать, в упор не узнав!»
«Так там же темно было! И потом, разглядывать Даму при первом знакомстве по меньшей мере невежливо!» — попытался оправдаться Мишель-Герхард-фон-Штольц.
Хотя точно — маху дал, да еще какого!..
— Нда-а! — разочарованно замычал, ругая себя на чем свет стоит, Мишель-Герхард-фон-Штольц.
— Вам что — плохо? — испуганно вскинулась блондинка.
И верно — угадала! Мишелю-Герхарду-фон-Штольцу было так плохо, что он даже не изображал бодрячка. Как можно так промахнуться! Самого себя заказать и за свои же деньги так себя исколошматить, что ни одного живого места нет! Причем — совершенно зря!
И тут Мишель-Герхард-фон-Штольц припомнил в подробностях, как его били. Куда. И с какой силой.
И его выдающиеся аналитические способности отметили еще одну несуразность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
А после, как торжество заканчивалось, корону или меч укладывали в сундучок, закрывали на ключ и с теми же предосторожностями, под неусыпной охраной, несли обратно в Рентерию, вновь вызывая Камер-Президента, Камер-Советника и Рентмейстера, которые, каждый своим ключом, запирали большой сундук, а офицер ставил подле двери караул при ружьях и саблях, строго-настрого приказав им никого туда не пущать, а буде кто попытается пробиться силой, палить в них из ружей и насмерть колоть штыками, не глядя на их звания, будь то хоть он сам, хоть фельдмаршал!
Но таков порядок был, когда нужно было взять яблоко, корону, скипетр, ключ или меч. А если чего поплоше — к примеру, золотую табакерку или украшение для царицы или еще чего, то это мог, своею властью, сделать Густав, оставив о том запись в специальной книге и открыв ключом другой сундук в другой, куда никто, кроме него, доступа не имел, комнате. Но и тогда он должен был призвать дежурного офицера, чтобы тот скомандовал солдатам пропустить хранителя, и, находясь при нем неотступно, глядел, чего он выносит, сличая с подписанной царем бумагой!
Ну и как, казалось бы, можно при таком порядке вещей хоть что-нибудь из государевой Рентерии украсть? Никак невозможно!
А все одно — умудрились-таки злодеи!..
Глава 34
Возвращение с того света на этот было пренеприятнейшим.
Во-первых, ужасно болела голова, которой он треснулся об асфальт и которую, сверх того, пинали нанятые им хулиганы.
Во-вторых, болел живот, который тоже пинали и те же самые хулиганы.
В-третьих, болело все остальное тело. Которое тоже били, колотили и пинали и чего с ним только, злодеи, не делали!
И, наконец, в-четвертых, было почему-то ужасно неудобно. Не в смысле душевного комфорта, а в смысле физического положения в пространстве, потому что ноги его были задраны выше головы, а голова неизвестно где, в какой-то узкой щели.
И как все это прикажете понимать?
Мишель-Герхард-фон-Штольц попробовал сообразить, где он теперь находится. Напрягся, услышат какой-то шум, почувствовал, что его мотает из стороны в сторону...
Выходит, он в автомобиле! Осталось понять — в каком.
Мишель-Герхард-фон-Штольц всегда и не без основания гордился своими исключительными аналитическими способностями, которые теперь могли пригодиться как нельзя кстати.
Итак — его везут в машине...
Это очевидно!
В какой?
В карете «скорой помощи»? Нет, там бы он лежал куда удобнее, вытянувшись в полный рост на носилках, и видел бы подле себя, в отсветах мигалки, белые халаты.
Ничего такого нет. Значит, это не «скорая помощь».
Может быть, милиция?
Но почему тогда его руки свободны и почему он лежит, хоть и не в самой удобной позе, но не на металлическом полу, а на мягких диванах? И запах!.. В милицейских «воронках» так не пахнет! Там пахнет кирзой, оружейным маслом, мочой и рвотой заключенных. А здесь — духами.
Хм... И, между прочим, не какой-нибудь подделкой, а настоящими и очень приличными французскими духами!
Отсюда можно сделать вывод, что хозяйка этой машины женщина! Что, кстати, чувствуется по стилю езды — мягкому и плавному. Мужики так не ездят — мужики рвут с места, часто тормозят, разгоняются, мечутся по сторонам, перестраиваясь из ряда в ряд, перегоняют друг друга. А дамы — просто едут...
То есть можно предположить, что он находится в машине той самой дамы, которую он пытался спасти от хулиганов. И, между прочим, спас!
Что очень хорошо! Ведь его целью было познакомиться с ней, показав себя с наилучшей стороны...
Правда, вряд ли с этой... Потому что эта его сторона не самая лучшая. Лучшая — зажата в какой-то узкой щели и уткнута носом в пол.
Странно, почему здесь такая невозможная теснота? Почему он едет согнутым в три погибели, если это «Мерседес»? Там ведь очень просторный салон!..
Мишель-Герхард-фон-Штольц завозился, пытаясь выдернуть голову из щели и развернуться, Что ему кое-как удалось.
Он развернулся и ткнулся разбитой макушкой в крышу.
Ай как больно!.. И тесно!.. И как голова болит!..
Но тут он вспомнил, что настоящий джентльмен, особенно имеющий целью покорить даму, не должен обращать внимание на такие мелочи, как разбитая вдребезги голова.
— Разрешите представиться... Мишель-Герхард-фон-Штольц, — гордо сказал он.
Но тут увидел свое отражение в зеркале заднего вида.
Ой-ой!
Это лицо совершенно не шло Мишелю-Герхарду-фон-Штольцу, больше походя на рожу Мишки Шутова после недельной запойной гулянки и драки стенка на стенку, «наших с городскими». Оно было бесформенным, опухшим, мятым, в синяках, шишках и кровоподтеках.
Как с таким можно покорять дам, хоть даже телятниц подшефного совхоза — было решительно непонятно!
Машина резко вильнула.
— Ой! — радостно ойкнул совершенно очаровательный женский голосок. — Как хорошо, что вы очнулись!
За рулем точно сидела дама. Как по заказу — неземной красоты, натуральная, не крашеная блондинка.
Но, черт побери!.. Совсем другая блондинка!..
И машина была явно не «мерседесовского» класса — была маленькая, с низким потолком, с рубленой топором приборной панелью. В общем — была отечественного кроя «Жигулями». Лишь бы только не «шестеркой»!..
Так ведь нет — точно «шестеркой»!
«Чудак ты... на известную букву алфавита! — в сердцах сказал быстро все понявший Мишка Шутов. — Это ж надо — мадам перепутать, в упор не узнав!»
«Так там же темно было! И потом, разглядывать Даму при первом знакомстве по меньшей мере невежливо!» — попытался оправдаться Мишель-Герхард-фон-Штольц.
Хотя точно — маху дал, да еще какого!..
— Нда-а! — разочарованно замычал, ругая себя на чем свет стоит, Мишель-Герхард-фон-Штольц.
— Вам что — плохо? — испуганно вскинулась блондинка.
И верно — угадала! Мишелю-Герхарду-фон-Штольцу было так плохо, что он даже не изображал бодрячка. Как можно так промахнуться! Самого себя заказать и за свои же деньги так себя исколошматить, что ни одного живого места нет! Причем — совершенно зря!
И тут Мишель-Герхард-фон-Штольц припомнил в подробностях, как его били. Куда. И с какой силой.
И его выдающиеся аналитические способности отметили еще одну несуразность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71